Страница 1 из 2
РОБЕРТ ПЕНН УОРРЕН
Признание брата Граймза
Перевод Л. Мотылевой
Вопрос, что понимать под преступлением. Говорят, Господь по преступлению отмеривает наказание, но, возможно, Его понятие о преступлении отличается от моего. Совсем не хочу сказать, что отличие тут коренное. Но это, если уж на то пошло, только одна сторона дела. Другой вопрос - кто несет наказание и за чье преступление он его несет. В ночь, когда Арчи Манн, едучи на новехоньком "форде" по новому шоссе в сторону Моргансвилла, с тыла попытался прорваться сквозь стоящий на обочине грузовик с погашенными огнями, раздача наказания была свободной и щедрой.
Жена Арчи, вышедшая за него шесть месяцев назад, а до этого звавшаяся Сью Граймз, была особо отмечена при распределении наказания. Из кузова грузовика торчала жердь, и она проткнула "форд" насквозь, а заодно и Сью Граймз, как зубочистка протыкает тартинку. Но Сью приняла на себя не все наказание - там осталось и для других. Когда Арчи нашли в поле свернувшегося клубком и с торчащими во все стороны костями, он напоминал, по словам очевидцев, безумного дикобраза. Узнавшая обо всем миссис Граймз так и не смогла оправиться от потрясения и вскоре умерла: сердце у нее всегда пошаливало, да и всякие там печенки с селезенками давали о себе знать, судя по тому, сколько времени она проводила в постели, жалуясь на здоровье. Был еще отец Сью - брат Граймз, праведник каких поискать и к тому же священник, поседевший после всех этих событий и обреченный на одинокую старость. Наказание, как видите, затронуло многих, не говоря уже о негре, который вылетел из кузова на дорогу и по инерции изрядный путь проехал на том, что прежде, по утверждению некоторых, было его лицом. Если бы с негра, как с Наполеона, сняли посмертную маску, она смахивала бы на статую упавшей яичницы.
"Неисповедимы пути Господни, - сказал брат Граймз в своей первой после автокатастрофы проповеди еще до того, как угасла его жена. - Но преисполнены высшей справедливости". Народу в церкви набилось уйма: люди хотели знать, что он скажет, получив такой удар, и жалели его. Он прекрасно выглядел и на седьмом десятке: большой сильный старик с горящими глазами и длинной черной шевелюрой без единого седого волоса. Он обладал чудесным голосом. Говорят, у него был такой прекрасный голос, что можно было прослезиться, слушая, как он читает благодарственную молитву перед блюдом с тремя жареными цыплятами. Выступая с проповедью, он встряхивал своей черной прекрасной гривой, словно лев, голос его звучал зычно, а руки работали, как у плывущего брассом. Каждый воскресный день он становился похож на "Великого обывателя" Уильяма Дженнингса Брайана, готового разразиться своей знаменитой "Речью о золотом кресте" . "Пути Господни преисполнены справедливости", - сказал брат Граймз, это была одна из его излюбленных фраз, и если он повторил ее в то воскресенье, значит, действительно в это верил. Никто из его прихожан не мог сдержать слез.
Но тут возникает вопрос. Нет, я нисколько не сомневаюсь, что Арчи Манн получил поделом: он был горазд на любое бесчинство, кроме разве убийства и разбоя. Он был страшная пьянь, и ни одна женщина, которой ее доброе имя дороже, чем все сокровища мира, не стала бы иметь с ним дело, и никто, кроме желающих попасть на больничную койку, не согласился бы прокатиться с ним на машине - такой он был водитель. Когда в каком-нибудь из десяти округов открывали движение по новой дороге, Арчи ехал туда, чтобы устроить этой дороге, так сказать, крещение, как кораблю при спуске на воду. Он не разбивал о бетон бутылку шампанского - тратить спиртное впустую было не в его правилах. Вместо этого он разбивал машину и ломал чьи-нибудь кости - свои или чужие. Для торговцев спиртным, Генри Форда и медицины он был просто кладом. Правда, медицине везло с ним меньше, чем торговцам спиртным и Генри Форду: хоть сам Арчи и валялся подолгу в больницах, в живых, кроме него, обычно никого не оставалось. Отправив на тот свет Сью Граймз, он провалялся в больнице четыре месяца, но за лечение до сих пор не заплатил. Вот за какого человека вышла Сью Граймз. Наверно, в замужестве и заключалось ее преступление, если уж обязательно надо докапываться, где именно оно зарыто. Никаких других до сих пор раскопать не удалось: раньше ни у кого язык бы не повернулся отозваться о ней дурно. Незначительность преступления и молодость Сью наводят на мысль, что наказание было отмерено с большим запасом и свисало по краям. Наказание миссис Граймз тоже отмерялось не тютелька в тютельку и немного свисало по краям: все в один голос говорили, что она была хорошей женщиной, хоть и любила пожаловаться на свои болячки, - и наказание брату Граймзу было отмерено с походом, пусть даже он докопался, в чем его вина, и признал ее перед Богом и людьми. Кто знает, возможно, наказание за преступление негра тоже отмерялось не впритык: его частная жизнь - вещь совершенно никому не известная.
В конце концов брат Граймз сообразил, в чем же состоит его преступление. На этом он успокоился и заметил, что таким образом еще раз подтверждается правота его слов: "Пути Господни преисполнены высшей справедливости, и наказание отмеривается по преступлению". Но он никогда не пытался докопаться, в чем состояло преступление Сью. Проявив непоследовательность и назвав ее в проповеди своей безгрешной дочерью, он осекся и тут же добавил: "Господи, прости нас, ибо все мы, чада Твои, грешны перед Тобой". Все видели, как его ум спотыкается о ее безгрешность и как дает трещину его железная схема. Но он не стал углубляться в этот вопрос и заявил, что справедливый и милосердный Господь использовал ее смерть для того, чтобы чешуя отпала от наших глаз. Слова эти прозвучали довольно-таки внушительно, но до поры до времени непонятно было, какое это имеет отношение к делу.
Тем не менее он чуть не каждое воскресенье, кстати или некстати, продолжал повторять: "Пути Господни преисполнены высшей справедливости". Потом умерла миссис Граймз - впрочем, "умерла", возможно, слишком сильно сказано, поскольку она, считай, и не жила те десять лет, что прошли с их приезда в наши края. Брат Граймз сам произнес надгробное слово, хотя вид у него был такой, что возникали опасения, как бы он не рухнул у могилы. Стояли последние жаркие дни уходящего лета, притом засуха, и по лицу брата Граймза струился пот. Он был бледен как полотно, и его длинные черные волосы липли к потной голове. "Господи, - сказал он, - мы верим в Твою справедливость".