Страница 52 из 61
Есть в нашем народе что-то не высказываемое словом, обреченность какая-то. Это и сегодня наблюдаешь, в наши дни. Все мы понимаем и - ничего не предпринимаем. И мне довелось сыг-рать, если можно так сказать, это свое ощущение... В фильме Сергея Соловьева "Дом под звездым небом". Есть там такой герой - Башкирцев, крупный ученый, депутат. И вот накидываются на него некие темные силы, мистические прямо-таки, жуткие, я даже непонятно, чего им от Башкир-цева надо. Преследуют его и его семью. Он чувствует, что загнан в угол, деться ему некуда, хоть и ученый с мировым именем, и депутат, и выступает со Всесоюзной трибуны.
Познакомившись со сценарием, я понял, что передо мной - обобщенно биография духа моего поколения. Не моя конкретная биография, конечно...
Я согласился на роль Башкирцева еще и потому, что напомнила она мне мою старую заботу - роль Егора Булычова. Над фильмом "Егор Булычов" мы работали тоже с Сергеем Соловьевьм, еще совсем молодым. Мы тогда впервые попробовали заглянуть непредвзятым глазом в душу этого купца, который тоже понимал трагизм своего положения и времени и - не мог ничего изменить. Как не мог ничего изменить и в ходе своей неизлечимой болезни.
Вот и в картине о Башкирцеве - тот же трагизм понимания и бездействия. И бездействия не от слабости или страха. Но от неумения сопротивляться обстоятельствам. Очевидно, слишком много насилия пережил народ за историю свою. И за дальнюю - при крепостном праве. И за ближнюю. Целые поколения народились, равнодушно приемлющие все, что ни пошлет раньше партия и правительство, ныне, вроде бы, одно правительство... Во время ГКЧП я видел: да, были люди, которые хотели восстановить былые порядки. Но гораздо больше тех, кто привык подчи-няться, не раздумывая. Был бы не ГКЧП, а какая-нибудь другая холера - снесет. Большинство говорило себе: "А что делать! Ну плохо, конечно, а куда деться?!" Боролись против путча - сотни. Выжидали - все остальные...
В картине Соловьева "Дом под звездным небом" - во всю мистику и жуть, опутавших Баш-кирцева и его близких, начинает стрелять молодежь. Они стреляют так - от лихости. Потом куда-то там улетают на воздушном шаре. Но все же молодежь сопротивляется. И это обнадеживает...
Сегодня, когда мы вдруг - вот опять "вдруг" - никому и в голову не приходило! - оказа-лись "во время Чечни", сопротивление народа этой нелепейшей затее вроде бы демократического нашего правительства гораздо явственнее. Пресса научилась говорить. Явно научилась, как бы ее ни ругали власть предержащие. Даже депутаты - часть их конечно - более не безмолвствуют. Матери едут в части и крадут своих сыновей, не желая, чтоб те погибали во имя чьих-то властных капризов. Не хочу здесь об этом много просто не могу не заметить - может быть, медленно, может быть, чересчур страшной ценой - а что давалось нашему народу задешево?! - но идет развитие последовательно прочь от безгласия, от слепой покорности. И тут важно не пресечь это движение, важно прислушиваться вовремя к народу и, крепя государственность, не отторгать от нее людей.
Вижу я - или мне это кажется от большого желания увидеть? - что дети Башкирцева уже не желают идти в пасть обстоятельствам.
...А я снова репетирую. В спектакле по пьесе М. Горького "Варвары" у меня роль Цыганова. Человека, который угробил свою жизнь, пустил ее в распыл, а к концу понял, что ни-че-го нет... Эта роль мне тоже кажется важной. Иначе не взялся бы за нее. Она дает мне возможность выска-заться. Показать мое отношение к такому человеку, как Цыганов. К такому явлению. Пусть мне уже немало лет, и силы уже не те, но на сцене я хочу протестовать. Восставать. Возмущаться. Защищать.
Магическая, волшебная площадка сцены дает возможность актеру сыграть и то, что не удается ему как человеку.
VII. Этот ужас простых решений (Отвечаю моим корреспондентам)
Отвечаю моим корреспондентам
Есть у меня небольшая пачка писем, отправленных мне из разных городов страны, но пример-но в одно и то же время, где-то в конце апреля 1993 года, и вызваны они одним происшествием: изестием о том, что я вошел в состав Комитета поддержки Б.Н. Ельцина в связи с апрельским, 1993 года, референдумом о доверии Президенту и реформам, проводимым под его руководством.
Интересно, что эти письма объединяет не только сама тема, но и единый стиль и общая фразеология. Там непременно слово " перевертыши", слова "гады", "предатели", "русско-жидовские оккупанты", "гнилые интеллигенты", вопросы - "за сколько сребреников?". Вот образец такого письма - это из последних, самое короткое и приличное.
"Г-н Ульянов!
Президиум Совета народных депутатов лишил вас звания "Народный артист СССР" за предательство народа, страны, искусства, за гнусные инсинуации в отношении истории России.
Я и мои друзья и приятели рады такому решению и мы присваиваем г. Ульянову звание "заслуженно гнусный артист".
Давно уже нуль в искусстве, а пытаетесь удержаться на плаву, а это значит, надо лизать ... власть имущим, что и делает господин Ульянов с великим смаком и удовольствием.
Кроме презрения уже давно артист Ульянов не вызывает ничего.
Передайте это и господину Захарову Марку, который еще гнуснее.
Будьте прокляты и своими детьми и потомками, и Россией!
Лично я господ Ульянова и Захарова, независимо от того, они полуевреи, русские, жиды, иудеи, - презираю.
Гражданин России М.В. Романенко
Постскриптум:
Тошнит, наверное, господ "ульяновых, захаровых" от газеты "Советская Россия", но прочти-те ее за 22 марта, - прочтите о гневе народном низложении предателей: господина Ульянова и господина Захарова.
Прошу выслать стоимость конверта и бумаги - всего 100 рублей, ибо это ничего не стоит для "валютного" артиста".
И все остальные такого же рода письма оперируют буквально теми же словами и понятиями, хотя встречаются и более пространные. Но их смысл не выходит за пределы трех тезисов:
Первый: наш ранее всеми любимый артист Ульянов, который играл даже маршала Жукова, стал предателем, потому что он теперь за Ельцина, который несомненный враг народа.
Второй: в стране уничтожаются завоевания Великой Октябрьской социалистической револю-ции - право на труд, на бесплатное образование и бесплатную медицину. Страну без боя сдают иностранцам. И в этом позоре виновны лично вы, артист Ульянов.
Третий: вы, Ульянов, и такие, как вы: Зыкина, Мордюкова, Марк Захаров, получили образова-ние за наш, народный счет, а теперь продаете народ за тридцать сребреников.
И - никаких других идей, хоть бы что-то личное. Даже концовки всех писем - как под копирку: это проклятие мне и перечисленным выше товарищам моим: "Вместе со всем вашим родом на вечные времена". Я поражался такой общей, единой, как бы даже безликой - "плоть до общей интонации - реакции авторов этих писем, живущих, судя по почтовым штемпелям (а на некоторых конвертах даже и адреса указаны), - в самых разных городах: в Липецке, Иркутске, Краснодаре, Ленинграде и даже в Одессе и Кемерове. Пока из одного конверта не выпала вырезка из газеты "День". Я этой газеты не читаю, как не читаю и "Советскую Россию", и только прочтя эту вырезку, понял, откуда этот единый словарный поток в письмах, понял, увидел, из "какой бочки наливали". Собственно, это подтверждает и письмо, целиком приведенное выше...
Но в сторону иронию... Читать такие письма, хоть и понимаешь, что писала паства одного прихода, и сложно и трудно. Сложно потому, что они необычайно злобные: за таким тоном и сло-вами следует ожидать выстрелов. Да они и требуют немедленной расправы с инакомыслящими, с теми, к кому и обращены. В них - какая-то непроходимая глухота, нежелание ничего слышать, что хоть как-то бы противоречило их мнению. Из-за этой явно выраженной глухоты - трудно. Потому что глухой не услышит тебя. А не услышит, потому что не хочет слышать. Кстати, в пись-мах и нет вопросов, нет недоумения, нет желания услышать: отчего же я, как они выражаются, стал "предателем"? Они изначально это знают, вот в чем дело. Им так удобно. Они кричат так громко, что за своим криком и не собираются кого-то другого расслышать.