Страница 31 из 43
По этой причине, полагает автор "Утешения", не нужно отчаиваться в несчастье или слишком радоваться счастью. Мудрый человек, познавший сущность и истинную цену фортуны, поднимается выше превратностей жизни, и его не сломят бедствия и не испортит счастье. Он всегда будет сохранять терпение и спокойствие. Следовательно, лишь от того, насколько человек поймет природу фортуны, будет зависеть мера его несчастий, ибо он сам ее оценивает.
Подчиняясь благой фортуне, человек выполняет свое предназначение, чтобы вернуться к первоначалу в лоно чистого разума. Однако, если провидение через судьбу направляет все сущее и исключает проявление случайности, можно ли говорить о свободе воли и имеют ли смысл различные человеческие устремления, нужны ли награды и наказания за человеческие дела? Боэций пытается отмести все сомнения в этих вопросах. Он утверждает, что всякое разумное существо обладает волевыми движениями души и способно осуществлять свободу воли. Автор "Утешения" мотивирует это следующими соображениями. Существо, обладающее разумом, способно отличить, что хорошо и что плохо, поскольку знание о благе присуще его душе изначально, следовательно, оно наделено способностью желать и отвергать. {116}
По Боэцию, высшим знанием обладает универсальный разум. Знание это утрачивается (или забывается) по мере удаления от него. Отличительными чертами близких к высшему разуму субстанций являются проницательность суждения, не подверженная слабости воля, соразмерность желаний и способностей к их осуществлению. Относительно же человеческих душ можно сказать, что они более свободны, когда пребывают в своей отчизне - высшем разуме, чем когда они связаны с телом, "омрачающим" знание. Человеческие души оказываются лишенными свободы, когда, предаваясь порокам, люди окончательно утрачивают знание и тем самым уклоняются от своего предназначения, ибо, "как только их взор обращается от света высшей истины к погруженному в тень дольнему миру, их тотчас окутывает облако незнания и начинают терзать гибельные страсти, которые настолько подчиняют людей, что они как бы оказываются в рабстве, а этот выбор некоторым образом зависит от их собственной воли"12. Для того чтобы представить свою мысль более наглядно, Боэций в стихах излагает миф о волшебнице Кирке (Цирцее), дочери бога солнца Гелиоса, превращавшей путешественников, попадавших на ее остров, в свиней и диких животных, тем самым лишь приводя их истинную сущность в соответствие с внешним обликом. Однако при этом философ утверждает, что, хотя провидение извечно и всегда "знает" все помыслы и желания людей, свобода воли все же существует. Это оказывается возможным вследствие принципиального различия между божественным и человеческим знанием.
Провидение, о котором идет речь в "Утешении", не есть предопределение в смысле однозначной и абсолютной детерминированности бытия и действий человека богом, как это, например, имело место в концепции Августина. Боэций, отождествляя понятия провидение и предузнание, или предвидение, стремится снять противоположность между богом и миром, представляя существование мира как определенную ступень бытия высшего начала. Таким образом, при трактовке проблемы провидения делается акцент на моменте предварительного знания чистого разума, а не на наличии необходимого, неизбежного закона, в чем обнаруживается прямая связь Боэция с античной философской традицией и их отличие от иррационалистической интерпретации предопределения у Августина. Последний связывал его с учением о благодати, {117} распространяющейся на людей по произволу бога и, по существу, обесценивающей любые попытки человека к самосовершенствованию, парализующей его волю.
Для выяснения возможности существования свободы воли "последний римлянин" задается вопросом, что является первичным - предвидение или существование вещи. Такая постановка вопроса имеет прямое отношение к обсуждению проблемы универсалий, или общих понятий, о которой говорилось выше. Пытаясь раскрыть сущность соотношения божественного и человеческого знания, провидения и свободы воли, философ стремится выяснить, определяет ли образ в высшем разуме появление всего сущего, т. е. влечет ли за собой провидение необходимость появления вещи или же само ее существование служит необходимой причиной божественного предвидения. Если встать на первую точку зрения, то все оказывается предопределенным заранее. Во втором случае нельзя говорить об абсолютности и непогрешимости божественного знания, так как временне и связанные с материей вещи являются как бы его основой. Можно предположить, что предвидение не может определить, будет ли нечто иметь место в будущем или нет, но тогда оно ничем не отличается от человеческого знания, а это, полагает Боэций, невозможно.
Провидение - предвидение - предузнание, считает философ, безусловно предваряет появление всех будущих вещей и делает их существование необходимым. Далее же он прибегает к следующему логическому рассуждению, чтобы все-таки оставить место для свободы воли: предвидение не заключает в себе прямой необходимости бытия вещей, оно есть лишь знак этой необходимости. Всякий знак представляет собой лишь обозначение вещи, он только указывает на нее, но не раскрывает ее качественной специфики; вместе с тем невозможно наличие знака вещи, не обладающей существованием. Значит, то, что провидение располагает к появлению, должно стать реальностью, но его возникновение оказывается необходимым лишь по отношению к провидению, внутренней же необходимости существования оно лишено. Если же могут иметь место вещи, "появление которых отделено от всякой необходимости", то может существовать неприкосновенная и абсолютная свобода воли. Таким образом, неизбежная необходимость, заключенная в высшем знании, в провидении, и свобода человеческой воли не исключают друг друга, так как они существуют в различных сферах, {118} на различных уровнях иерархически выстроенного бытия: первая - в высшем разуме, вторая - в жизни человека.
Чтобы понять эту аргументацию, возвратимся еще раз к гносеологической концепции автора "Утешения". То, что высший разум, чистое знание непогрешимы и абсолютны, для Боэция - аксиома. Человеческое знание есть лишь их несовершенное отражение. Так как акт познания и степень его глубины вытекают не из сущности познаваемого, а из природы познающего, вещи и события постигаются неодинаково высшим разумом и человеком. Высший разум содержит в себе форму и сущность вещи, не расчленяя их, мгновенно схватывая все в своей простоте. Человеческий рассудок осуществляет акт познания посредством первоначального расчленения воспринимаемого, так как он менее совершенен, чем высший разум. При характеристике высшего и человеческого знания Боэций вводит в качестве отличительных моментов не только представление о степени совершенства знания как такового, но и временной критерий, а именно: высший разум созерцает все в вечности, а человек - во времени. Здесь присутствует такое же разделение во временном отношении, как при характеристике провидения и судьбы.
Под вечностью, которая рассматривается как необходимый атрибут высшего разума, Боэций понимает "целостное и совершенное обладание бесконечной жизнью, что с очевидностью следует из сравнения с тем, что расположено по времени" 13. Вечность связана с чистым, совершенным бытием, которым обладает только высший разум, она самодовлеюща и неподвижна. Показательно, что Боэций связывает вечность не с количественными, но с качественными характеристиками. Он пытается показать специфику вечности и через сопоставление со временем. Для современного человека нет ничего более естественного, чем отождествить вечность и бесконечность во времени. Для Боэция именно в их противопоставлении кроется выявление сущности той и другого.
Философ утверждает, что все существующее во времени непостоянно, изменчиво. Непостоянство существующего "вбирает" в себя непостоянство самого времени, его движение и текучесть. "Жизнь" времени есть не более чем движущееся, меняющееся и преходящее мгновение. Настоящее мгновенно утекает в прошлое, а в соотнесении с прошлым всегда есть будущее. Каждый момент времени существует и не существует, ибо он не может быть зафиксирован, совершенен в себе самом. Его нельзя {119} даже помыслить в покое. Будучи одним, он тут же перетекает в нечто иное.