Страница 77 из 133
Гончаров засмеялся.
- Ваша уклончивость говорит о существовании некой дамы. Тогда сегодня я не стану вам навязываться. Но, может, встретимся завтра вечером? Если у вас не будет ничего другого, - добавил он. - Мы бы побеседовали. Нам обоим пора высказать все то, о чем мы столько времени избегаем говорить.
- Торопить меня не следует, - сказал Ник мягко, но мускулы возле рта у него дрогнули, а взгляд стал твердым. - Я могу откровенничать, только когда сам захочу этого.
Гончаров вспыхнул.
- Вы не поняли меня, Реннет, - произнес он таким же мягким и вежливым тоном, как Ник, но с таким же затаенным гневом. - Я предлагаю вам дружбу дружескую беседу, и больше ничего.
Ник, спохватившись, опустил глаза. Ведь перед ним человек, который восхищается его работой и ценит ее больше, чем кто-либо другой. А он не совладал с теми мрачными, горькими чувствами, что вспыхнули в нем при виде интегратора, растравили его душу, как едкая кислота.
- Простите, - сказал он Гончарову. - Я не должен был так говорить.
- А я не должен был так отвечать вам. Давайте забудем об этом. Сегодня вы проведете вечер со своей таинственной дамой, и завтра вам станет легче.
Вскоре Ник вышел из института. День давно погас, сине-сизое небо было охвачено сумятицей; беспорядочно клубясь, оно как бы мучительно силилось спастись бегством от трагического события, происходившего за краем горизонта, где горели бледно-голубые и оранжевые полосы. На северо-востоке, где сгущалась темнота, холодным блеском сияли огни Москвы. В вышине одиноко светилась красная звезда на шпиле университета да проплывали бортовые огни гудящих самолетов, которые один за другим шли на посадку во Внуково, за двадцать миль и четыре летных минуты отсюда.
В институте настолько привыкли к Нику, что уже не оказывали ему маленьких почестей, вроде отправки домой на одной из институтских машин; впрочем. Ник и не хотел этого. Он взглянул на часы. Если даже Анни удалось освободиться пораньше, она все равно не могла еще быть дома. Он решил не брать такси, а поехать до гостиницы на автобусе. Когда Ник проходил в ворота, из здания института вышла молодая женщина. На мгновение ее осветил падавший из двери свет, и Ник узнал Валю. Он остановился, ожидая, пока она перейдет окутанный сумерками двор.
- Добрый вечер, - сказала она по-английски негромким смеющимся, голосом. - Панин только что рассказал нам о сегодняшнем происшествии. По-моему, это очень забавно: вам пришлось совершить путешествие в Москву, чтобы увидеть вашу... вашу мысль? Нет, не мысль. Идею, - поправилась она по-русски.
- По-английски это почти так же, - сказал Ник.
- Вот всегда так - чем проще слово, тем труднее его вспомнить, засмеялась Валя. - Вашу идею, осуществленную на практике. Вам это было приятно?
- Я был просто в восторге, - ответил Ник.
Они направились к автобусной остановке, но не успели дойти, как появился автобус, забрал ожидавших здесь немногочисленных пассажиров и, фыркая, укатил прочь, оставив Ника, и Валю в ранних осенних сумерках на широком шоссе среди темных пустырей.
- Придется ждать еще добрых десять минут, пока подойдет следующий, сказал Ник.
Валя огорченно согласилась, но потом сказала, что за это время она может дойти и пешком: ее друзья, к которым она приглашена в гости, живут на Ломоносовском проспекте, это совсем недалеко отсюда. Ник приуныл, подумав, что ему предстоит остаться одному в этой безлюдной тишине, и спросил, нельзя ли проводить ее - он может сесть в автобус и на другой остановке.
- Please, - сказала она по-английски тоном любезного приглашения, очевидно считая, что то слово во всех его оттенках точно соответствует русскому "пожалуйста". - Как странно, - чуть усмехнулась она, идя рядом с ним по затихшей вечерней улице. - У меня к вам тысяча вопросов, и вот сейчас, когда есть возможность спросить вас о чем угодно, я не знаю, с чего начать.
- О чем же вы хотите меня спросить?
- Обо всем! - взволнованно воскликнула Валя. - О физике, о вашей работе, о вашей жизни, о том, как живут ваши друзья в Америке. Что они делают? О чем думают? Что их интересует? Чего они хотят? Как вы стали физиком? И о тысячах других вещей. Иностранцы пишут, что русские необычайно любознательный и любопытный народ. Это правда? Разве другие не стараются узнать побольше, одни только мы? Для меня, - Валя прижала к груди скрещенные руки, как бы желая подчеркнуть, что речь идет только о ней, - для меня желание знать - это как голод! - пылко воскликнула она и тут же, спохватившись, рассмеялась. - Я так много болтаю, что не даю вам и слова сказать! Но знаете, я не могу понять одного. _Не могу_ понять и в то же время завидую вам.
- Завидуете? Чему?
- Тому, как вы небрежно отнеслись к своей идее интегратора. Подумать только! - продолжала она по-русски. - Человеку пришла в голову такая блестящая идея, а он так поглощен другими, не менее, а то и более важными замыслами, что ему некогда работать над ней! Словно сказочный принц, который разрывает ожерелье, чтобы оделить жемчужинами нищих! Скажите, когда эта идея впервые пришла вам в голову, вы представляли себе _все_ ее возможности, _все_ формы ее применения?..
- Я стараюсь припомнить, как это было, - медленно произнес Ник. Должен сказать, когда это приняло определенную форму, все оказалось так просто, что мне стало смешно. Я громко хохотал. Эта выдумка доставила мне такое же удовольствие, как и другие.
- Вы хотите сказать, что у вас есть и другие статьи о темах для исследований, которыми вы не удосужились заняться?
- Они разбросаны по разным журналам, - признался Ник, не Зная, как сказать ей, что ему больно и трудно продолжать этот разговор. - Я всего и не помню.
- Но ведь это расточительство! - воскликнула Валя. - Мне кажется, в более организованном обществе, чем ваше...
- Погодите-ка минутку, - засмеялся Ник, обрадовавшись, что разговор уже идет не о нем. - Неужели мы сейчас примемся сравнивать два социальных строя?
- А почему бы нет?
- Потому, что прежде, чем вы деликатно посадите меня в галошу, разрешите вам напомнить: хотя эффект Черенкова был открыт здесь, практическое применение для него было найдено в одной американской лаборатории десять лет спустя. Так что мы квиты.