Страница 73 из 133
Она была просто женщиной, испытавшей много горя, но так и не примирившейся с ним. Тени реяли над кладбищем ее утраченной любви, погибших дружб, ушедших жизней, призраки, которые появлялись и исчезали, когда им вздумается, не считаясь ни с полночным боем часов, ни с петушиным криком, и вызывали смутную тоску, отраженную в ее глазах.
Как она ни была счастлива с Ником, это счастье умерялось бездонным страхом, что в один прекрасный день она позвонит ему по телефону и услышит бесконечные гудки в пустоте, а его не будет, или что она станет ждать его на углу, где они условились встретиться, и пройдет через все стадии нетерпения, злости, страха и наконец тоскливого сознания, что он не придет никогда. Или будет напрасно ждать у себя дома, прислушиваясь, не зазвонит ли звонок у двери.
Ей представлялось, что в поисках того, к чему он так стремится, Ник то бежит, то плетется, спотыкаясь на каждом шагу, что он подвержен тревогам, беззащитен против разочарований, помнит о женщине, только когда он с нею, и похож на человека, который бежит ночью по лесу, натыкается на деревья, судорожно хватается за ствол, стараясь понять, что это встало на его пути, потом, широко открыв глаза в темноте и забыв о деревьях, мчится дальше, пока не натолкнется на новое препятствие.
Снова и снова она ловила себя на мысли о том, почему нельзя сместить время, почему не случилось так, что сначала бы он обрел душевное равновесие, а потом они бы встретились - ведь в нем она наконец-то нашла человека, которого могла бы полюбить без оглядки, с которым готова была прожить всю свою остальную жизнь.
Она страстно надеялась, что у нее хватит сил, чтобы порвать с ним, пока не поздно. Пусть продолжает свои беспощадные искания, пусть даже ищет то, что ему нужно в другой женщине; а потом, когда он достигнет цели, отопрет потайную дверь, за которой скрыто сокровище, они, быть может, снова встретятся и начнут с того, на чем остановились. Если бы была хоть малейшая возможность помочь ему, она сделала бы все, что может, пошла бы на любые жертвы, но она уже слишком хорошо знала, как бессмысленно говорить с человеком, который слышит только внутренние голоса. Несчастье было неотвратимо, как завтрашний день.
В первый раз, когда Леонард Хэншел предложил ей средство побега, она не поняла этого, потому что Хэншел представил его как средство не расставаться с Ником - на это он, собственно, и, метил. Но когда Анни узнала, что Ник отказывается ехать в Вену, а Хэншел повторил свое предложение, ей вдруг стало ясно, что это для нее может означать.
- Откровенно говоря, я не понимаю, как вы можете отказываться, - сказал Леонард. - За то время, что я здесь, мои настроения значительно изменились, хотя я и сам точно не знаю, в какую сторону и до какой степени. - Он засмеялся. - Знаю одно: я жду венского совещания, как никогда еще не ждал. Оно само станет исторической эпохой или по крайней мере положит ей начало. Как вы, журналистка, решаетесь пропустить такое?
Она улыбнулась.
- Если надумаю, я позвоню вам.
- Хорошо, - сказал он спокойно. - Во всяком случае, я вам позвоню еще раньше.
Хэншел позвонил Нику накануне своего отъезда из Москвы. В его тоне появилось что-то новое. Он предложил Нику позавтракать вместе. Голос его был серьезен и почти настойчив, но тем не менее Ник ответил:
- Я должен быть в институте между девятью и четвертью десятого.
- Ничего, - сказал Хэншел. - Я уже одет и могу приехать к вам сейчас же. Я с шести часов на ногах - укладываюсь. А то я уже не смогу вас повидать - самолет отправляется рано.
Он явился в гостиницу "Москва" в четверть восьмого и, пока Ник одевался, заказал завтрак. Когда Ник, одевшись, вышел к нему, он задумчиво стоял у окна.
- Ну как, удалось вам чего-нибудь добиться? - спросил Хэншел, глядя вниз, на улицу.
- Пока еще трудно сказать, - ответил Ник: - Сначала ничего не выходило, но сейчас я вспомнил кое-какие способы, и мне не терпится их испробовать.
- Как вы с ним? - обернувшись, многозначительно спросил Хэншел.
- Мы прощупываем друг друга. Внешне все прекрасно, но стоит нам копнуть чуть глубже общих мест... Впрочем, вас ведь интересует совсем не это. Вы даже не слушаете, что я говорю.
- Ей-богу, этот город просто меня ошарашил, - раздраженно заявил Хэншел. - Я был совсем не подготовлен к тому, что меня здесь ждало. Конечно, у меня было предвзятое представление, основанное отчасти на том, что у нас писали о них, и отчасти - на их собственных словах. А истина, оказывается, даже не лежит где-то посередине - она иная, совершенно иная. Вообще говоря, когда начинаешь выяснять разницу между двумя обществами, то оказывается, что у нас можно найти эквивалент почти для всех типов, какие встречаешь здесь... У них, как и у нас, есть свои жулики, мошенники и путы и есть хорошие, честные, порядочные люди, которые не бросают слов на ветер. Но, несмотря на все это разнообразие, они не такие, как мы. Плохо ли это или хорошо, но они серьезнее нас и в общем гораздо сплоченнее опять-таки не знаю, хорошо это или плохо. Но вот что меня действительно поразило - они в гораздо большей степени обороняются от нас, чем мы от них, чтобы мы себе там не внушали. Знаете ли вы, например, работал Гончаров над атомной бомбой или нет?
- Не знаю, - сказал Ник. - Об этом как-то не было разговора, да и вряд ли он состоится. При нынешнем положении любой вопрос такого рода будет воспринят настолько неправильно, что может погубить все. Я не намерен затрагивать эту тему. А почему вы об этом спросили?
- Просто для подтверждения своих мыслей. Если он даже работал над бомбой, то я сильно сомневаюсь, чтобы у него или любого другого русского физика возникли такие вопросы и сомнения, которыми терзались наши. Не знаю, что они там сделали, но делали они это в оборонительном состоянии духа. - Мы первые создали бомбу, и это стало для них опасностью, которую надо было отразить любыми средствами. Если Гончаров и занимался этим делом, он, наверно, чувствовал то же, что и вы в сорок третьем году, когда все мы думали, что немцы нас опередили, но никогда в душе у него не будет того, что было у вас в сорок шестом, когда мы узнали, что у русских тоже есть бомба. - Хэншел помолчал, рассеянно затягиваясь сигаретой. - Никогда. Представляете себе, какое у них огромное психологическое преимущество?