Страница 116 из 133
Геловани объяснил, что, кроме главного щита управления в углу на самом верхнем этаже, все оборудование находится снаружи. Он и сам, казалось, удивился, что Валя сочла нужным переводить ему такой вопрос, но, решив, очевидно, что этим она напомнила ему об его ответственности по отношению к гостю, сказал, что, если Ник хочет, он, конечно, поведет его и все ему покажет.
- Хотя знаете, - добавил он, - мне думается, можно бы подождать еще немного.
Но Ник уперся. Он обещал Гончарову, что поедет сюда только ради работы - это обещание было самым главным.
- А вы? - спросил он Валю. - Вы тоже пойдете с нами?
Она слегка покачала головой, избегая его взгляда.
- Времени нет, - ответила она. - Да вы недолго будете ходить. Кроме того, я хочу быть в радиоаппаратной - могут передать сведения относительно Когана.
- Да что вы! - удивился Геловани, взглянув на часы. - Еще слишком рано.
- Все равно, - сказала она упрямо. - Я буду там.
Ник уже много лет не ходил на лыжах, но готов был идти немедленно - для него это означало, что наконец начнется работа. В кладовой Геловани подобрал лыжи с палками, которые пришлись Нику почти впору. Из-за того, что он надел вторую пару носков, и свитеры, и еще какую-то бесформенную куртку, он и двигался за Геловани по пушистому снегу неуверенно, точно скованный. Впрочем, скованность эта быстро прошла, движение согрело его. И тут он остро почувствовал всю нереальность обстановки - ведь он даже не знал, куда, собственно, идет. Он не видел перед собой ничего, кроме волнистого снежного покрова и черного, затянутого тонкой ледяной коркой озера.
Геловани остановился подле большого, покрытого снегом камня и ногой начал сбивать с него снег. Оказалось, что это вовсе не камень, а деревянная кабина с алюминиевой крышей высотой в рост человека. Геловани указал Нику еще пять таких же кабин - это были контейнеры, стоявшие на равном друг от друга расстоянии по краю чаши, и каждый такой контейнер представлял собой самостоятельный блок, а с контрольным управлением на станции был соединен посредством тонкого кабеля, который лежал прямо на земле, под снегом. С помощью этого кабеля станция могла включать все приборы синхронно и суммировать полученные импульсы. По существу, каждый контейнер был огромным приемником космических лучей.
Ник слушал пояснения Геловани и молча кивал. Сознание у него работало необыкновенно четко, но ему казалось, что оно как бы отделилось от него, и потому он понимал сказанное не сразу, а мгновение спустя.
Геловани рассказал, что имеются еще два таких контейнера, по одному на внешней стороне каждого из двух утесов, но до сознания Ника еще только успело дойти то, что Геловани объяснил за минуту перед тем: в самом центре озера находится наполовину затопленная водонепроницаемая баржа и на ней контейнер, а под баржей, на глубине десяти метров, помещен еще один контейнер, служащий как бы телескопом, который определит направление потока космических лучей.
Ник понимал, что действительно совершил ошибку, выйдя на воздух так рано, но, хотя мозг его был словно окутан ватой, он все же отчетливо представил себе, что в пустыне подобное устройство потребовало бы для получения необходимых результатов площади во много раз большей. Но так как в пустыне даже и не вставал вопрос о каких бы то ни было ограничениях пространства, можно было занимать его сколько угодно. В горах, даже если радиация здесь значительно интенсивнее, все возможное пространство уже до конца использовано. Это было очко в пользу Ника.
- Как вы думаете, сколько времени нам потребуется, чтобы установить приборы и начать опыт?
- Дней пять-шесть.
- А если без Гончарова?
- Почему без Гончарова?
- Валя говорит, что погода может снова испортиться.
Геловани пожал плечами.
- Может быть, испортится, а может быть, и нет. Но даже и без Гончарова все успеем собрать и установить за то же время.
- А нельзя ли начать уже сегодня?
Геловани улыбнулся.
- Это мы начнем, а не вы.
- Почему?
- Слишком рано. Вы еще не готовы.
- Ничего подобного, я вполне готов!
- Посмотрим, - сказал Геловани глубокомысленно.
Он очистил от снега двери контейнера, и они, пригнувшись, вошли внутрь. На них пахнуло морозной тишиной и запахом бензина от генератора, снабжавшего контейнер электрической энергией. Единственная лампочка, всего в несколько ватт, лила слабый свет, тускло поблескивающий на ионизационных камерах и счетчиках Гейгера. Места в контейнере было ровно столько, чтобы можно было протиснуться между стеной и рамой, на которой стоял прибор, но Ник следовал за Геловани неотступно, ныряя под высоковольтным кабелем и держась подальше от неизолированных концов провода, откуда мог вылететь блестящий червячок - смертоносная искра.
К удивлению Ника, осмотр отнял у него массу сил, но он промолчал и заставил себя двигаться дальше. Они медленно продвигались на лыжах вдоль края озера и осмотрели все шесть основных контейнеров. Воздух был прозрачный, легкий и студеный, и вместе с ощущением безграничной свободы и все той же странной легкости он чувствовал, что тело его наливается усталостью и что стоит ему один раз глубоко, по-настоящему вздохнуть - и он тут же закроет глаза и уснет блаженным сном без сновидений. Геловани все чаще делал остановки, поджидая его, и добродушно посмеивался, замечая все признаки того, что Ник еще не освоился на этих высотах.
- Я же говорил, что вам рано выходить, - сказал он. - Впрочем, это пройдет.
- Идите вперед, не дожидайтесь меня, - проговорил Ник, задыхаясь и опершись на палку. - Вам хочется поскорее вернуться, услышать о Когане, я ведь понимаю. Я дойду и один. Ведь не заблужусь я по дороге отсюда до здания.
Геловани улыбнулся.
- Вы себе и не представляете, какие могут быть неожиданности. Нет, время еще есть, я не тороплюсь.
Главное здание стояло лишь чуть повыше этого, самого дальнего конца озера, но Нику казалось, что он, словно во сне, бесконечно подымается на лыжах круто в гору, и на расстояние, которое можно было пройти за пять минут, ему понадобилось полчаса. Он отлично понимал причину своей внезапной физической слабости. Конечно, нет оснований тревожиться из-за того, что сердце бурно колотится в груди, - ведь самое большее через день-два все эти симптомы исчезнут, и все-таки его сердило, что он не может побороть слабость, что тело не подчиняется его воле. Хотя бы что-нибудь еще осталось в его власти теперь, когда его ум и чувства вышли из повиновения!