Страница 8 из 8
Так что не одним евангелистам нашептывали свой перевод ангелы, но и первым переводчикам на язык любого народа. Иначе не пройти через угольное ушко.
Без переводчика - плохо. Без переводчика два бандита легко договорятся на родном своем и чужом вам языке, при вас же, как вас сподручнее убить. Помню этот детский вопрос: знает ли Сталин иностранные языки? Перепуганный учитель находчиво ответил, что да, конечно, знает, но говорить об этом не любит. Один иностранный язык, он, конечно, знал: русский. На родном он переговаривался с Берией. Прочие языки его раздражали, пусть лучше бы все говорили по-русски... думаю, по этой же причине надо было расстрелять эсперантистов. Хотя сама идея одного языка была ему не чужда.
Идея упрочения империи путем приведения народов в состояние одного языка, столь соблазнительная для тирана, по сути, проект восстановления Вавилонской башни, то есть гарантия столпотворения.
Это наша экология - языки. Говоря о значении перевода, мы не подменяем его разговором о значении языков. Потому что именно перевод их сохраняет. Переводчик - это такой лесник.
Если воспользоваться моделью от Сотворения Мира, то познание привело к изгнанию из Рая, изгнание из Рая - к первородному греху, а жизнь в одной речи - к греху свальному. Падение Вавилонской башни знаменовало начало нашего мира. Деление на языки было и остается единственным человеческим делением, основой административного. Границы уточнены географией и кровью. Века, реки, войны и горы провели на карте прихотливые границы речи. И право, лингвистические проблемы легче решить, чем политические. Но человек не настроен столь здраво. В другом склонен видеть врага.
Пушкин, не только величайший наш писатель, но и величайший наш читатель, обмолвился однажды: "Признаться, я не люблю читать. Чужой ум меня смущает". Другой язык - это другой ум. В этом вся прелесть другой речи. Другой, а не чужой. Переводчик - это такой миротворец.
Именно богатство перевода - условие сохранения родной речи. Ибо она не может жить, не развиваясь. То есть изолированно, вне контакта. То есть опять переводчик. Но уже не только как толмач.
Плохой перевод в поисках эквивалента утрачивает качество другой речи. Имея целью точность информации как таковой, такой перевод утрачивает и качество информации, творя произвол на границе главного и неглавного. То есть он не переводит, а обобщает языки, энергетически их выравнивая. Все та же мечта об экю.
Политиков это устраивает: они и стремятся ничего не сказать. Хуже, что это начинает устраивать и писателей, желающих быть переведенными... Что такое падение культуры, как не сокращение комментария? В 1978 году никогда не выезжавший за границу автор писал комментарий к собственному неопубликованному роману, если и не для вечности, то для ближайших потомков, которые смогут роман прочесть: "Автора вдруг осенило, что в последующее небытие канут как раз общеизвестные вещи, о которых современный писатель не считает необходимым распространяться: цены, чемпионы, популярные песни... Между тем предметы эти могут уже сейчас показаться совершенно неведомыми иноязычному читателю. С национальной точки зрения восприятие в переводе есть уже восприятие в будущем времени". До сих пор удивляюсь, как он сумел догадаться не убирать все эти детали.
Не знаю даже, почему меня всегда раздражало эсперанто. Казалось бы, пусть будет. Никому не мешает и есть почти не просит. Оно меня не устраивало как идея. Как удобство. Как отсутствие пола. Зачем мудрить, однажды подумал я, когда можно обучиться азбуке глухонемых и таким образом овладеть общемировым наречием? Мне пришлось потом долго смеяться над собой, когда, вообразив уже мир, захваченный мафией глухонемых, я понял, что они друг друга не поймут, ибо и они говорят жестами каждый на своем языке.
В дом, где я это пишу на берегу Ostsee, приехали новые гости - чета пожилых французов из Страсбурга. Им пришлось за жизнь четыре раза менять национальность, и это было первое, что они рассказали всем за ланчем. По-видимому, это было главным. До 1914-го и после 1918-го и до 1939-го и после 1944-го... Француз-немец-француз-немец-француз. Они были очень маленького роста, и я не мог отделаться от представления, что каждая из перемен последовательно укорачивала их на четверть и вот почему они такие. Им это приходилось делать - санкции были велики. Языками они владели одинаково. В последний раз им трудно было уже доказать, что они все-таки и именно французы, им не хотели верить. "Да нас здесь каждая собака знает!" И что же? - допросили собаку. Она отзывалась по-французски и не отзывалась по-немецки. Правда восторжествовала.
Так что переводчик - это еще и собака. Та последняя собака, которая подтвердит нам наше identity.
Переводчик - перевозчик
(Через Лету, в том числе...)
Подвези меня, молодчик,
И не спрашивай вдвойне
За обратную дорогу
Возвращенья в отчий дом...
За прощанье у порога,
На котором мы вдвоем.
Перевозчик, лошадь, поводырь, толмач, лесник, миротворец, эколог, собака... Но прежде всего - ангел! Взгляните на Tafelbild von Michael Pacher "Ein Engel inspiriert zwei Evangelisten" - какая картина мирного сотрудничества! какая работа над текстом! Вот покой...
В "Путешествии по Армении" Мандельштам предрек: "Я вижу весь мир покрытым институтами абхазоведения". Да... для этого, оказывается, мало одной Абхазии нужен еще и мир. Нужно, чтобы он был. Я вижу спасенный мир покрытым переводческими академиями, приравненными в значении и правах к всемирному экологическому совету в качестве единственной формы тоталитаризма.