Страница 7 из 8
Привычка такая.
Ничего, ничего. Посадим "Королеского ската" - так думал он, щелкая переключателями - и все ахнут. Монокрыло, хвоста нет фантастика! Пылесос спрятан так, что не отыщешь - система "Нотэйр" на голову выше их хваленых фенестронов; "Нодоматик" усовершенствованный, а ротор - это же песня, а не ротор! Их чудакам еще триста лет думать, до такого не додуматься. Жаль, конечно, лишать своих такой красоты, но ведь родимая же армия угробит вертолет. Он будет на чертежах, а ребята пойдут воевать на палочке верхом. Им, своим солдатам, он не вредит, а такая машина просто обязана существовать...
- Черт! - раздался в наушниках до боли родной голос. - Слышь, архистратиг хренов, не то ты мое управление отключил, не то нам пора заворачивать. У меня все мертвое, не фурычит.
- Разговор есть. Погоди суетиться.
- Главное, как вовремя, - хмыкнул Жорка. - Судя по тому, как ты спокоен, это твои хохмы с вооружением. И что ты удумал?
- Ничего особенного. Только дай слово, что ты меня выслушаешь.
- Не, ты точно оборзел. Летим на фиг без живого огня, а ты мне лекцию о международном положении толкать собираешься. Или о половом воспитании?.. Слушай, Миха, я и правда не понимаю - чего ты?! Что делается?
- Да вот сдаваться летим... - бросил тот как можно небрежнее.
И замер, затаив дыхание.
Тут главное - первая реакция. Что скажет? Ведь без него вся эта затея не имеет ни малейшего смысла. Командир, перед тем, как решиться на этот шаг, долго взвешивал, что у него есть. Вышло так, что ничего и никого, кроме вот этого - сидящего сейчас впереди и ниже, перед отключенной панелью.
А стреляет он, кстати, как бог...
Жорка какое-то время молчал.
Даже не ругался.
В наушниках раздавалось тихое потрескивание, и командир машинально отметил, что эти чертовы техники так и не удосужились наладить внутреннюю связь, как положно. Снова пустили на самотек, абы хоть что-то слышно было, и ладно - остальное им фиолетово.
- Не шутишь, - внезапно сказал Жорка. - Точно ведь не шутишь. Рехнулся, да?
- Почему рехнулся?! Ну почему сразу рехнулся-то?! Может, впервые в жизни мы с тобой верное решение примем. Я понимаю, что это неожиданно, но когда в нашей жизни что ожиданно было? Разве что дерьмо какое... Решай, друг. Нет постой сперва! Ты скажи, что тебе там терять?! Жену, детей, работу?! Что, скажи мне, будь добр!
- Ты что, вот так наобум летишь, с бухты-барахты? - недоверчиво спросил стрелок.
- Нет, конечно. По приглашению. Да нет, я не ехидничаю. Правда, по особому приглашению. И с гарантиями - я же не зеленый... Ты прости, что я тебе не сказал сразу, но я не хотел, чтобы еще и ты сомневался. Я знаешь, сколько ночей не спал; две подушки изгрыз - нет, ты не смейся! Я ведь понимаю, как это тяжело. А так, вся вина на мне, на моей совести. А ты просто поставлен перед фактом. Жорка, это же здорово! Мы с тобой, машина, небо наше. А знаешь, сколько бабок они нам за нее отвалят?! Жизнь заново, на чистый лист - это же кому такое удается в наше время...
- Спору нет, - как-то слишком легко согласился . - Но ты точно тронулся, командир. На кой ляд тебе это надо?! То есть, зачем все это, я понимаю, но тебе... Ты же не такой, Миха! Ты же другой совсем. Из другого теста, с другой кожей. Я тебя, как себя самого знаю - ты же затоскуешь там, ведь затоскуешь же! Чертяка ты!
- Я не понял, - тихо спросили в наушниках, - ты отказываешься, что ли?! Все готово, ждут уже нас. У меня не один месяц был, чтобы подумать. Жорка, архангел ты мой, чудо с крылышками, дома, если ты из-за этого... дома, там же все куплено-продано сверху и до самого низа. И нет просвета... Нет и не будет! Они же нас и шлепнут первые, если что не так! И не в этом дело, а в том, что шанс появился. Не денежный, не чины-звания, а как надо прожить, чтобы не было мучительно больно... Это ты понимаешь?!
- Подлетаем к цели, - невпопад заметил тот. - Скоро нас можно будет визуально наблюдать. И если грохнут, не спросясь фамилии, то я их первый пойму...
- Господи! Какой же болван, какй же ты осел, дубина стоеросовая!!! Ну что мне тебе сказать, чтобы ты понял, насколько это всерьез?! Ждут нас, ждут с почетным экскортом; и войны больше не будет.. Никогда не будет. А будет работа. Летать мы с тобой станем, небом дышать, под облаками, на вот этом самом красавце, а потом на другом! Да что ж ты упираешься?..
Вертолет устроен так, что кабина командира находится как раз над кабиной стрелка, и заглянуть друг другу в глаза они не могут. А это уже плохо. Стрелок на секунду прикрыл глаза. Классная все-таки машина: задремал бы он он на 8-ом, расслабился бы... Щас...
А что касается перелета - в голове не укладывается, что Мишка непрактичный чудаковатый Мишка, крылатый человек без всяких материальных запросов как таковых, и вдруг решился на другую жизнь. По сути, на чужую судьбу, в чужой стране, под чужим именем. Да, возможности, да продвижение по службе и работа. Это если рассуждать с точки зрения разума. Но у человека есть не только разум, но и сердце. Кто знает, отчего оно имеет равные права в обсуждении таких важных вещей. Но если имеет, значит, это кому-нибудь нужно.
Жоркино сердце было категорически против этой аферы.
Он сам не был так против, как его сердце.
Даже удивительно.
Он знал, что Миха сидит сейчас ни жив, ни мертв, ожидая его решения, как приговора. Как же это больно - расставаться с другом, и с каким! Но только есть что-то неуловимое, не названное словами...
- Помнишь, - спросил он, - ты за мной на площадь прилетел. А все говорили, что ты конченый, потому что это все, глына. А ты прилетел...
- Ты не можешь со мной? - с каким-то упорным отчаянием спросил командир об уже очевидном.
- Я и сам не знаю. Ну не дает мне что-то внутри согласиться, хоть и хотел бы. Понимаешь, какая хренотень выходит: я хочу и согласен, а оно не хочет и не согласно, и выходит по его, а не по-моему. Совесть, душа ли голосит - кто меня разберет?!
Прав ты, прав, Миха, и в том, что сказал, и в том, что думаешь. И в том, чего еще придумать не успел. И выбор твой не то чтобы правильный, но по-человечески понятный. А я же люблю тебя. Я же никого, кроме тебя, на этом свете не люблю. И я на это дело тебя благословляю... Просто я как ты - конченый, но не могу иначе.