Страница 40 из 49
– Почти уверен, что за мной не следили, – объявил я, входя в гостиную. – Вот почему я так долго добирался. Заметал следы, и все такое.
– Постигаешь науку мастерства, – с улыбкой похвалила меня Карен. Расскажи, чем ты занимался с тех пор, как ушел отсюда.
– Ой, да ты не поверишь.
Но она поверила. Поверила всему. Ее очень позабавил рассказ о добровольной отключке доктора Осбертсона. Она с округлившимися глазами слушала изложение истории профессора Килроя. Слегка содрогнулась, когда я поведал ей, как отыскал Гаса Риковича. И возмутилась не меньше моего, узнав, как со мной обращались в кутузке.
В конце моего рассказа раздался дверной звонок, и Карен пошла узнавать, кто пожаловал. Мы оба услышали грубый сердитый голос:
– Это Джек. Впусти меня.
– Нет, – ответила Карен и зашагала прочь от домофона.
Звонок принялся заливаться снова.
Я сказал:
– Слушай, Карен, я, право слово, не хочу вставать между...
– Не волнуйтесь, Джон Элден, – ответила она, садясь рядом со мной на диван. Когда раздался третий звонок, Карен спросила:
– Итак, чем займемся сегодня вечером?
Глава 34
Занимались мы в основном болтовней. Точнее, болтал я, а Карен внимательно слушала, поскольку была наделена этим редчайшим в наши дни умением. Думаю, моя словоохотливость отчасти объяснялась страхом: я боялся, что, стоит мне прекратить вещать о моих бедах, и Карен тотчас начнет глаголеть о своих, а у меня не было особого желания внимать печальной повести о любовном треугольнике с вероисповедальной гипотенузой.
Говорил же я главным образом о деньгах.
– Они не принесли мне ничего, кроме горя, – несколько раз повторил я.
– Ничего, кроме бед и треволнений. И не думаю, что когда-нибудь плоды этого богатства будут разнообразнее.
– Да, но отдавать их было бы неправильно, – ответила Карен. – Ты верно говоришь: по большому счету они тебе без надобности. Но... ну... не знаю... Кажется, что, отказавшись от них, ты позволишь этому миру победить себя.
– Это пустяки, – сказал я. – Во мне нет мученической жилки. Я не одержимый. Окажусь на лопатках – позову на помощь дядю.
– Ну, а куда ты денешь эти деньги, если не оставишь их себе?
– Не знаю. Отдам на благотворительность. Может, обществу заботы о заключенных, если они пообещают рассылать бандероли со снедью по всем городским тюрьмам. Или Красному кресту. Жаль, дядя Мэтт сам этого не сделал.
Пусть бы тогда Коппо срывали зло на Армии спасения.
– Это несправедливо, – сказала Карен.
Собственно, вот и весь разговор. С вариациями и перепевами. Мы поддерживали его целый вечер. В каком-то смысле я был согласен с Карен: отдать деньги – значит, признать поражение. Но что проку в гордыне? Мне эти деньги не нужны. По сути дела, я даже не хочу их. Так не глупо ли идти на поводу у собственного упрямства и оставлять себе богатство, обладание которым сулит верную гибель?
Вот чем мы занимались весь вечер. А еще – тем, что не отвечали на телефонные звонки. Однажды Карен сняла трубку, но тотчас бросила, потому что звонил Джек Райли.
– Ты раскрыл мне глаза на этого человека, – сказала она.
На что я рассеянно ответил:
– Может, отдать деньги Объединенному Обществу Офтальмологов?
Часть вечера я провел в раздумьях о том, что буду делать завтра.
Во-первых, схожу к Уилксу (сегодня меня освободили слишком поздно, и я уже не успел к нему), во-вторых, в библиотеку. Поищу сведения о братьях Коппо.
А может, разумнее всего самому выйти на связь с ними? С братьями Коппо.
Может, позвонить им, сказать, что я в жизни не видел дядю Мэтта, что мне не нужны эти деньги, и я отдаю их на благотворительные нужды? Глядишь, они от меня и отстанут.
Если, конечно, не пролезут ко мне по телефонному кабелю и не схватят за глотку.
М-да. При этой мысли я тотчас отказался от своей затеи.
А еще я посвятил довольно много времени попыткам не отвечать на замечание Карен о Джоне Элдене. Я едва знал эту девушку, она крутила любовь с моим другом (или, по крайней мере, с моим бывшим другом), а со мной никогда не встречалась, и тем не менее, упоминание о Джоне Элдене означало, что я должен сделать шаг в ее сторону. Не буду врать, я действительно один раз поцеловал ее, но это произошло при несколько необычных обстоятельствах, и я не рассматривал тот поцелуй как начало ухаживаний.
Скажу больше: в моем отношении к Карен царили такие же двойственность и сумятица, как и в моем отношении к деньгам. В каком-то смысле мне очень хотелось пойти по стопам Джона Элдена, но в то же время меня весьма страшили красота Карен и ее... как бы это назвать? – ее сексуальная эмансипация, да простится мне вся эта латынь. Как бы там ни было, я не предпринимал никаких новых шагов, а Карен больше не роняла намеков, но наш разговор прекрасно клеился и без этого.
Незадолго до полуночи мне пришло в голову снова позвонить Герти.
– Надежды мало, – объяснил я Карен. – Но все равно я звоню ей раз или два на дню.
– Пойду налью нам выпить, – ответила Карен и понесла наши стаканы на кухню.
Я набрал номер, выслушал два гудка, затем раздался щелчок, и голос, который, несомненно, принадлежал Герти, произнес:
– Алло?
Глава 35
– Герти?
– Фред?
– Герти, это вы?
– Это ты, Фред?
– Вы убежали! – заорал я, и Карен прибежала с кухни узнать, в чем дело.
– Я звонила тебе домой, Фред, – сказала Герти. – Ты у себя или где?
– Когда вы от них удрали? Как вам это удалось?
– Вылезла в окно. Ты бы меня видел. Чертовка Герти, Человек-Муха.
Только что вошла.
– Герти, вам лучше покинуть дом. Наверняка они опять придут за вами.
– Я подумываю с утра пораньше отправиться в ГПП.
Карен лихорадочно махала одной рукой, а другой указывала на пол. Я кивнул и сказал в трубку:
– Герти, приходите сюда. Тут безопасно, и можно поговорить.
– Сюда? Куда – сюда?
– Я у Карен Смит.
– О, правда? У вас с ней делишки, да?
– Записывайте адрес, – сказал я. – Карандаш и бумага есть?
– Погоди.
Герти бродила чертовски долго, я уже начал думать, что ее опять умыкнули, но в конце концов она вернулась к телефону, и я продиктовал адрес.
Герти обещала тотчас же приехать.
– Попетляйте как заяц, – посоветовал я ей.
– Чего-чего?
– Убедитесь, что за вами не следят.
– Ах... Еще бы!
Я положил трубку и сказал Карен:
– Она скоро будет.
– Ну... – ответила Карен. На ее лице появилась очень странная выжидательная мина, эдакая смесь радости и покорности судьбе.
Я понятия не имел, что значит это «ну», а посему спросил:
– Что – ну?
– Фред, – со смиренным вздохом отвечала она, – я знаю, с тобой будет чертовски трудно. Надеюсь, хотя бы, что ты того стоишь.
– Карен, я не...
– Неужели ты не понимаешь, что, если хочешь успеть поцеловать меня до прихода Герти, то начинать надо без промедления?
Выходит, своим «ну» она понукала меня? Ну-и-ну!