Страница 71 из 92
«Лукас убит… хотелось бы знать, кто это сделал, Донтан или какой-то безымянный наемник, а значит, кроме Равенны, никто не сможет достаточно быстро заподозрить обман», — размышлял Томас, затягивая повязку на руке. Томас весьма сомневался в том, что кто-нибудь вообще способен разобраться в его запутанных отношениях с королевой, но это значило только одно: Грандье убьет ее с холодным сердцем, как убил всех, кто мог заметить малейшие изменения в личности Галена Дубелла.
Теперь еще появилась Каде.
Она уже успела испытать достаточно опасностей в собственной хаотичной жизни, прежде чем он вовлек ее в эту историю, уговорил остаться с ним, когда она еще могла вполне спокойно покинуть их. «Я только сделал ее ранимой. Маленькая дурочка доверяет мне. Лукас был прав». Томас вспомнил, что расстался с другом в споре; глупо так поступать на войне, ему придется сожалеть об этом весь остаток своей, вне сомнения, короткой жизни.
Каде была сама себе госпожа, а он чересчур стар для того, чтобы обманывать себя, и слишком молод, чтобы не хотеть ее. Но теперь погибли все шансы на то, что у них что-нибудь получится; погибли столь же бесцельно, как Лукас, Вивэн и прочие жизни, погубленные Дензилем и Грандье.
В прихожей послышался шум, и спустя мгновение в дверях появился Урбейн Грандье с лампой и маленьким табуретом.
Он поставил лампу на обшарпанные половицы и задумчиво поглядел на Авилера. Потом перевел взгляд на Томаса и сказал:
— Мне кажется, что я должен дать вам некоторые пояснения.
Внезапно ощутив желание отсрочить откровение, Томас сказал:
— Вы одурачили Донтана. Он считает вас безумным.
Грандье покачал головой, поставил прямо в дверях свой табурет и опустился на него.
— Я ответил ему так, как он хотел. — Он вздохнул, вдруг сделавшись дряхлым стариком. — Ему кажется, что он тонок и коварен — и, наверное, это действительно так, — только есть такие сложности, которых он понять не в силах. Дензиль же, с другой стороны, кажется мне просто вашим некомпетентным подражателем.
Когда ясные серые глаза обратились к Томасу, он почувствовал укол неприкрытого страха. «Побеспокоимся позже», — подумал он. Грандье, вероятно, заметил его неуверенность, но делать нечего:
— А они знают ваш план? Ведь он у вас обязан существовать?
— Да. Впервые я наметил его в своей камере… дело было в Бистрите, в храмовой темнице. Надо же мне было о чем-то думать — не только о пытках и смерти через сожжение, которая мне предстоит. — Он погладил свою руку, нежную кожу пальцев, словно бы удивляясь тому, что они принадлежат ему.
«А может быть, и в самом деле удивляется», — подумал Томас. Глядя на волшебника, он припомнил все пытки, перечисленные в судебном протоколе. Да, чародей был весьма умен и одержим, но не безумен. Он словно бы находился в иной фазе существования — не в здравом уме и не лишенный рассудка, но в какой-то беззаконной полосе между ними.
На противоположной стороне, звякнув цепями, чуть шевельнулся Авилер, и Грандье, оглянувшись, продолжил:
— Тогда ко мне явился посланец Двора Неблагого со своим предложением, о котором вы уже знаете. Со своей стороны, они намеревались подчинить себе волшебника-человека, чтобы воинство обрело могущество в нашем мире. Они состязаются с Двором Благим, своей противоположностью в Фейре. Заполучив послушного исполнителя, они могли бы многого добиться. — Он пожал плечами. — Словом, они увидели во мне вполне подходящего кандидата на эту роль.
Томас понял, что слушает старика в состоянии чистейшей паники. Попробуй сделаться менее прозрачным, сказал он себе. Ты уже достаточно помог ему. Грандье как будто бы ожидал комментариев, но Томас только сказал:
— Они всегда были глупы.
— И я так думаю. — Грандье позволил себе улыбнуться. — Но воинство не совсем виновато в этом… Эльфы — доверчивые создания. Просто они привыкли к Фейру, покоряющемуся их воле. У мира смертных — резкие края, он не покоряется воле человека, и события в нем происходят вопреки всем и вся. Ошибок у нас не прощают. Эвадн настаивал, чтобы я закончил свою прежнюю игру и перешел к более веселым занятиям. Это один из их самозваных главарей, очень наглый тип. Теперь он, конечно, мертв. Я так и думал, что его все-таки убьют. Кстати, я хочу вам сказать, что Каде бежала через кольцо и в настоящий момент предположительно находится в Фейре.
Слава Богу! Томас постарался не выказать облегчения и спросил:
— А почему вы помогаете Дензилю?
— Герцог предложил мне кое-что. Я давно хотел затеять войну с Бишрой.
— Мы уже воевали, и добром ни для кого это не закончилось. — Однако все теперь становилось на место. Равенна никогда не согласилась бы на новую войну. Они считали себя победителями в последнем долгом конфликте со своими южными соседями чисто условно. Даже если бы Роланд поддержал эту самоубийственную идею, Авилер, высокие лорды и советники предотвратили бы ее любой ценой.
— Война была, — согласился Грандье, — но я не участвовал в ней, а я располагаю воинством.
Незваным явилось воспоминание о жуткой схватке в подземелье, и Томас сказал:
— Если вы хотите спустить их на Бишру, рад буду принять вас в собственном доме, но зачем при этом губить нас?
— Я не намереваюсь губить Иль-Рьен. Однако мне придется кое-что изменить здесь. Дензилю нужна война, чтобы укрепить свое положение узурпатора. Ну а когда станет известно, что столица Иль-Рьена практически находится в осажденном положении, Бишра воспользуется наличием здесь фейри и сделает собственный ход. Богатства Иль-Рьена им необходимы, чтобы поддержать равновесие сил на парсцийской границе, а бишранская церковь опасается любого проявления волшебства, которое вне ее контроля. И я нахожу такую позицию оправданной.
Когда земельная знать Иль-Рьена поймет, что на страну движется войско Бишры, она поддержит любую центральную власть, способную организовать сопротивление. Герцог Альсенский и станет этой властью. О нет, не так: просто Роланд подпишет акт об отречении, но обстоятельств я себе не представляю. — Грандье взглянул на Авилера, слушавшего с жутким вниманием. — Это объясняет ваше присутствие здесь. Ваше положение позволяет вам прикладывать королевскую печать к документам в случае вынужденного — ради его собственной безопасности — отсутствия короля. Едва ли изобретатель подобного пункта придворного права предполагал распространить его на документы об отречении… он будет со смехом отвергнут, если к власти вновь придут сторонники Роланда, однако Дензиль не намеревается упустить ни одной возможности.
— Я не стану ничего подписывать — ни для Дензиля, ни для вас, ни для самого Князя Тьмы.
— Знаю, — с серьезным лицом кивнул Грандье и, повернувшись к Томасу, продолжил: — Как только бишранская армия пересечет границу и выйдет из-под защиты священников, воинство поможет нам прогнать их, и они отступят. В это время всеобщий гнев против Бишры будет настолько силен, что армию обороняющуюся нетрудно будет превратить в армию наступающую.
Томас насмешливо подхватил интонацию:
— Ну а воинство примет в этом участие лишь по доброте, присущей всем его исчадиям. Что вы предложили им? Гибель Лодуна? А что они сделают, когда окажется, что вы не выполнили своей части сделки?
Грандье поднял на Томаса глаза, удивленный и обрадованный:
— Очень хорошо, продолжайте.
— Мотивы Дензиля понятны: ему нужно наложить свою лапу на всех и вся вокруг. Воинству нужно перебить всех чародеев-людей. Вам нужна Бишра. И я держу пари, что никто, кроме вас, не должен добиться желаемого.
— А как же я могу добиться этого? — мягко промолвил Грандье, и глаза его ожили.
— Не знаю. Но едва ли вы позволите им уничтожить Лодун.
— Нет, я не отдам этот город. — Грандье отвернулся. — Это Эвадн требовал, чтобы я уничтожил Лодун. Но теперь его можно сбросить со счета. Грандье потер руки, огонек свечи подчеркивал морщины на его лице. — Мне не нравится молодой герцог Альсенский; он хитер, и мне потребуется помощь, чтобы справиться с ним. Но он предоставит мне все необходимое, и я должен использовать его. Бишра будет сокрушена мощью нашего войска. И когда их священники не сумеют защитить страну от фейри, она мгновенно рассыплется. Со временем останется только присыпать солью безлюдные поля… и Бишра исчезнет. На это, наверное, потребуется достаточно много времени, но я им располагаю. — Задумавшись на мгновение, он вздохнул. — Мне жаль, что война скверно скажется на этой стране, но я просто не могу придумать другого способа сдвинуть процесс с исходной точки. Согласитесь, что полномасштабная война причинит куда больше неприятностей.