Страница 4 из 92
Томас уже лежал на крыше, мышцы стонали от напряжения.
— Благодарю вас, доктор, — сказал он, отдышавшись, — однако при дворе найдутся и такие, кто не поймет вашего поступка.
— Таким я скажу, что хотел сбросить вас с крыши… — Дубелл огляделся, влажный ветер теребил его волосы и колпак. — Это ваши помощники?
Двое гвардейцев, которых Томас оставил наверху красильни, махали руками и что-то горланили.
— Оставайтесь там! — крикнул Томас. — Мы переберемся к вам.
Они медленно поднялись к гребню крутой крыши, где уже набросали какие-то доски, чтобы они могли пересечь разрыв. Шиферные плитки ломались и трескались, выскальзывали из-под ног. Они едва перешли сооруженные на скорую руку мостки и оказались на крыше красильни, когда Томас обернулся к Дубеллу с какими-то словами и буквально в следующий миг припал вместе со всеми к грубым доскам — весь деревянный каркас строения содрогнулся от глухого взрыва. А потом они поспешно отступили по крыше красильни, задыхаясь от едкого дыма: пламя сразу пробилось сквозь кровлю дома бишранского чародея.
— Дороговато пришлось заплатить за то, чтобы сохранить все в тайне, заметил Томас, обращаясь к Гидеону.
Мужчины сидели на спинах нервничавших лошадей и издали смотрели, как горит дом Грандье. Фасад с грохотом обрушился внутрь, подняв целый фейерверк искр и окатив всех волной жара. Соседи высыпали на улицу, они бросали грязь и плескали воду на крыши ближайших домов, суетились, охваченные смятением, находясь буквально на волосок от паники. Истинный страх, впрочем, улегся, когда все заметили, что пламя не выходит за пределы дома чародея и лишь несколько случайных искр залетели на соседние дома.
Троих наемников взяли живьем, хотя Томас сомневался в том, что они много — даже хоть сколько-нибудь — знают о намерениях Грандье. Его люди выполняли приказ, не заходя в дом дальше прихожей, и поэтому сумели спастись от огня. Пострадал только один. Гаспард — тот, что нес караул за домом, — был ранен горящей щепой, одежда на плече и спине обгорела; он сумел спастись, лишь повалившись в уличную грязь. Дубелл настоятельно просил разрешения немедленно обработать рану, и Томас был только рад этому. Теперь Гаспард сидел на каменной скамье возле конюшни; Дубелл разрезал на нем дублет и рубаху и обрабатывал ожоги. Слуга Берхэм передавал чародею необходимое из врачебного ящичка доктора Брауна, который почтительно располагался у локтя старого кудесника. Томас решил, что от Берхэма, пожалуй, помощи больше, чем от молодого волшебника.
— В пожаре мы не виноваты, — пожал плечами Гидеон. — Это дело рук Грандье.
— Да, хитер мерзавец.
Гидеон, хмурясь, поглядел на него.
Томас промолчал. Дубелл закончил обработку ран, и Мартин помог Гаспарду встать. Когда Кастеро подвел лошадей, Томас направил свою кобылу поближе — так, чтобы было слышно за криками и ревом огня, — и сказал:
— Гаспард, я думаю, вам лучше ехать вместе с Мартином.
— Сэр, мне не нужны няньки. — Исказившееся лицо его молодого подчиненного побагровело.
— Это не предложение, сэр. Ситуация не подлежит обсуждению. Вы можете ехать за его спиной или висеть поперек седла: выбирайте по желанию.
Перед лицом подобного выбора Гаспард утратил пыл и без сопротивления отправился с Мартином к лошадям.
Берхэм собирал врачебный ящичек под присмотром Брауна, Дубелл смотрел на пожар. Томас уже понял, почему Грандье не убил Галена Дубелла. Ответ был прост: Грандье надеялся извлечь какую-то информацию из старика ученого, однако планам его помешала бдительность королевской стражи, обнаружившей дом. Тем не менее Томас сомневался в том, что решение действительно окажется настолько простым. «Огонь мог вспыхнуть, когда я разбил стеклянный шар. Да, он уничтожил бумаги Грандье, одним камнем убил целую стаю птиц. А может, Грандье хотел, чтобы мы спасли Дубелла? Но зачем? Чтобы объявить о своем присутствии? Чтобы показать свое жуткое могущество? Чтобы заставить нас не доверять Дубеллу?»
Берхэм понес ящик с медикаментами к своей лошади, которая стояла с тюком на спине, и Томас, поманив к себе доктора Брауна, спросил, прогнувшись вниз:
— А способен ли Грандье… справиться с другим чародеем, наложить на него заклятие?
Браун брезгливо поморщился.
— Заклятие — геас можно наложить лишь на нетренированный разум, но не на чародея, подобного доктору Дубеллу.
— Вы в этом не сомневаетесь?
— Конечно. — Спустя мгновение под пристальным взглядом Томаса Браун закашлялся и сказал: — Да, я вполне уверен. Мне пришлось присыпать глаза гаскойским порошком, чтобы разглядеть чары вокруг дома, так что я заметил бы геас или любое другое заклятие на докторе Дубелле.
— Хорошо. Сойдет, поскольку некогда возить старого школяра в Лодун на предмет исследования тамошними чародей-философами; просто нет времени.
Дубелл повернулся и пошел к нему.
— Пожар случился некстати, — пожаловался он. — Здесь можно было бы узнать многое.
— Кажется, вы говорили, что опасно творить пламя из ничего? — спросил Томас у Брауна.
— Правильно, — взволнованно подтвердил непризнанный чародей.
Дубелл улыбнулся:
— Все зависит от понимания того, что именно следует считать опасным.
— Действительно так, — согласился Томас. — Во дворце вам захотят задать несколько вопросов.
— Конечно. Я могу только надеяться, что мои скромные познания окажутся полезными для вас.
— Мы разыщем Грандье, — вмешался в разговор Гидеон, останавливаясь возле них.
В глазах Дубелла появилась тревога.
— Если он будет продолжать свои бесчинства с таким размахом, то заметить его будет нетрудно. Он окажется глупцом, если не сумеет понять этого.
— О, я уж никак не назвал бы его глупцом, — ответил Томас.
Кастеро и Берхэм усадили Гаспарда позади Мартина, и гвардейцы направили своих коней в сторону от людной улицы. Пока все сворачивали в переулок, Томас в последний раз взглянул на горящий дом. Своим поведением Грандье выказывал странное сочетание наглости и безжалостности, и Томас не знал, что именно в большей степени смущает его.
Чародей похитил Галена Дубелла прямо из дома в Лодуне, без разбора убивая слуг, оказавшихся свидетелями. Сделал он это с холодным расчетом, без всякой необходимости, поскольку в Лодунском университете хватало чародеев и знатоков магии, способных установить личность Грандье в какие-нибудь считанные часы после осмотра места происшествия. Тем не менее жуткий пожар, как смолу, охватил дом Грандье, словно не желая перебрасываться на другие старые дома. И Томас не мог не усмотреть в этом выпада. Он только гадал: где именно, в каком уголке людного города ждали этого чародейственного пожара и что теперь следует предпринять?
2
— Подходит ли мне костюм? — Антон Бараселли посмотрел на молодую женщину, сидевшую на перилах балкона и колыхавшую ногой рваный подол юбки.
С бледной искривленной полумаски на него глянули серые глаза.
— Подходит. Я тоже играю?
Бараселли сидел за столом на балконе, выходящем в большой зал таверны «Маскарад лицедея», которую его труппа сделала своим домом. Темные волосы этого уже немолодого мужчины поблекли на макушке, придавая ему жалкий вид, однако некоторый жирок и новая одежда свидетельствовали об известном процветании всей труппы. Крикливые разговоры, усиленные бранью, состязание мандолины и виолы, доносившиеся снизу из зала, где гуляла дешевая толпа, мешали ему слышать глубокий голос женщины. Публика побогаче выпивала в отдельных кабинетах на втором этаже, открыв ставни окон, чтобы слышать музыку.
— Дело в том, что у вас нет рекомендаций труппы, — ответил Бараселли, откидываясь назад. Он не хотел платить ей столько, сколько она может запросить. Просто его последняя Коломбина вчера утром сбежала под венец и даже не попрощалась.
Бараселли явился в Иль-Рьен из покоренной Адеры много лет назад, когда все формы адераского театра в презрении были задвинуты в дальние закоулки и на крестьянские праздники. Теперь война с Бишрой закончилась, и население столицы Иль-Рьена исполнилось космополитического духа, да и денег у всех прибавилось. Вьенна всегда казалась драгоценным камнем в дорогой оправе. Город располагался на равнинах в самом сердце страны; плавные холмы, заросшие маслиничными рощами, тянулись к теплому юго-западному побережью, на север уходил тяжелый чернозем богатых полей, устроенных на горных террасах. Бараселли любил этот город, и уж тем более теперь, когда «Комедия» и прочие зарубежные театры вошли в моду.