Страница 6 из 144
Арестованного увели, но один инспектор все же остался, чтоб оглядеть толпу на ступеньках, ища возможного соучастника или просто дурака, у которого будет испуганный вид. Хет не выразил никаких эмоций, кроме любопытства, и инспектор повернулся, чтобы последовать за своими товарищами. Всегда надо быть настороже, даже сейчас, когда в карманах Хета не было ни одного осколочка керамики. Торговые инспектора особенно тщательно следили за торговцами древностями, не имевшими гражданства, а у Хета не было возможности приобрести таковое, даже если б он наскреб нужную сумму.
Традиционно считалось, что Древние сотворили крисов специально, чтобы те обитали в Пекле, ибо Древние боялись, что Пекло распространится на весь мир из конца в конец. Народ Хета рождался с иммунитетом ко всем ядам пустыни, со способностью ощущать, где находится север, что было очень важно: потеря направления в пустыне грозила верной смертью. А еще у крисов были сумки, в которых они вынашивали детей, тогда как обычным людям приходилось рожать своих в муках и крови. Но Древние вымерли, а их планы не принесли ожидаемых плодов. Пекло и в самом деле захватило большую часть мира, хотя и остановилось перед Последнем морем, оставив его побережье нетронутым. Крисов оттеснили в глубь пустыни, и люди Приграничья, а особенно имперской столицы - Чаризата, вовсе не хотели их видеть в своих стенах.
По мере того как темнело, все новые и новые лампы зажигались над дверями Одеона, и один из мужчин-проституток тихонько выразил пожелание, чтоб Хет, если не собирается кого-либо закадрить, убирался к такой-то матери. Хет ушел, не споря: теперь уже достаточно стемнело.
Главный зал театра был огромен, кругл, с куполом высоко-высоко над головами, на котором мозаика изображала восшествие на престол какого-то забытого уже Электора. Сцена, тоже круглая, располагалась в центре зала, где ее окружала со всех сторон шумная, шевелящаяся толпа.
Кое-где в зале имелись плетеные стулья и кушетки, а пол из керамической плитки покрывал толстый слой гниющих остатков еды и битого стекла. Воздух был спертый, несмотря на длинные узкие окна прямо под куполом, которые, как подразумевалось, должны были смягчать жару в зале. На сцене шел фарс - очень старый и большинству хорошо знакомый, что было совсем неплохо, так как большинство зрителей приходили сюда поболтать да пошвырять какой-нибудь гадостью в актеров.
Имелся и еще один повод для отвлечения внимания публики: прямо среди зрителей давал представление факир, который, несмотря на свою молодость для этого ремесла, ловко закинул в воздух футов на двадцать тут же отвердевшую веревку и стал карабкаться по ней наверх.
Хет пробирался по краю толпы, но тут его окликнул кто-то из группы конкурентов - торговцев древностями.
- Мы уже слыхали насчет той ерундовины, которую вы с Сагаем сегодня загнали Арноту. А там, где вы ее взяли, еще такие есть? - спросила Даниль.
Это была тощая хищная сука, торговавшая редкостями на Четвертом ярусе. Ее узкие глаза были искусственно увеличены с помощью порошков из малахита и свинцового блеска.
Хет облокотился о спинку ее стула.
- Обменяли, мы обменялись с Арнотом. Участвовать в продажах мне не дозволено.
Кое-кто из мужчин кутался в чадры, подобно жителям верхних ярусов, только из гораздо более дешевой материи, чем носили настоящие патриции. Большинство из них уже успели налакаться, а один так хохотал, что свалился со своей кушетки на пол.
Соблазнительная улыбка Даниль слегка поблекла. Она не любила, чтобы кто-нибудь мешал ей вынюхивать нужную информацию.
- А ты-то что тут делаешь вечером? - спросила она чуть-чуть резче, чем следовало. - Еще один покупатель?
Она была так далека от истины, что Хет совсем перестал беспокоиться. Он просто ухмыльнулся ей.
- Да просто зашел полюбоваться пьесой, милашка.
Он оставил конкурентов забавляться шутками, понятными только им, и отправился к задней стене, где в небольшом алькове пряталась винтовая лесенка, по которой можно было пройти в частные ложи. В конце лестницы прямо в стене был прорублен проход для господских слуг и театральных служителей: через него можно было пройти в ложи, не выходя на открытую галерею, предназначенную для богатых клиентов.
Проход был узок и освещался масляными лампами, которые противно воняли и сильно нагревали воздух. Хет миновал множество людей, выполнявших различные поручения. Никто из них не обратил на него внимания. Мало ли народу пользовалось коридором, желая одного - чтобы их делишки оставались в тайне. Хет нашел ложу Лушана без труда, потому что у входа в нее стояли два телохранителя, вооруженные посохами с острыми железными наконечниками. Они пропустили его, не сказав ни слова.
Полукруглая ложа была затянута частой медной сеткой, о которую разбивался шум театральной толпы. Пол покрывал тканый ковер необычайно яркой раскраски, а приводимое в Движение часовым механизмом опахало двигалось взад и вперед на красивом металлическом шесте, разгоняя застоявшийся воздух и запахи духов, от которых можно было задохнуться.
Лушан возлежал на низенькой кушетке, а прислужница в простом неотбеленном кафтане стояла возле него на коленях. Голову Лушана покрывали редкие светлые волосы, а одет он был в шитую золотом мантию темно-синего цвета, которая не могла скрыть его объемистого чрева. Один глаз Лушана был мал, прозорлив и жаден, второй - сильно косил и глядел неизвестно на что. В присутствии слуг он редко носил свою чадру, а при свиданиях с Хетом никогда. Это считалось дурным предзнаменованием.
Задумчиво глядя на Хета, Лушан взял чашу почти прозрачной керамики, расписанную нежным узором, - из винного сервиза, стоявшего возле кушетки на низком алебастровом столике, и сказал:
- Хоть раз ты явился без опоздания, парень. Я уж стал думать, что ты вообще не имеешь представления о времени.
- Я пришел к тебе вне связи с твоими поручениями. Ты же знаешь, я на тебя больше не работаю. - Хет прислонился к стене около двери, так как Лушан начинал беситься каждый раз, когда он чего-нибудь тут касался. Хет хотя и любил высоту, но здесь у него возникало ощущение, что он висит в медной клетке над озверелой толпой. - У меня есть для тебя монета, которую я, кажется, тебе задолжал.