Страница 6 из 40
- Да мы бы давно уже начали наряжаться, - сказала она, и в голосе ее прозвучала легкая усмешка. - Мы ведь тоже женщины, мистер Мелвил. Только... Я уже объясняла это миссис Бантинг - нельзя забывать, в каких условиях мы живем. Как можно надеяться выглядеть элегантно, если находишься под водой? Ну, представьте себе хотя бы кружева!
- Они промокнут, - сказал мой троюродный брат.
- Вымокнут насквозь! - подтвердила Морская Дама.
- И будут безнадежно испорчены, - согласился Мелвил.
- А прическа? - грустно продолжала Морская Дама.
- Разумеется, - сказал Мелвил. - Да там же и волосы не высушить!
- Вот именно, - подтвердила она.
И тут перед моим троюродным братом Мелвилом в совершенно новом свете предстала одна старая тема.
- Так вот почему... в прежние времена...
- Ну, конечно! - воскликнула она. - Конечно! Когда повсюду еще не было такого множества Туристов, и моряков, и всякой неотесанной публики, можно было выплыть наружу, сесть и расчесывать их на солнце. И после этого действительно можно было их уложить. Но теперь...
Она с досадой махнула рукой и грустно взглянула на Мелвила, прикусив губу. Мой троюродный брат почти автоматически произнес сочувственным тоном:
- Этот ужасный дух времени...
Однако, хотя, по-видимому, беллетристика и модные журналы оказывают, к сожалению, преобладающее влияние на воспитание подводных вкусов, не следует думать, будто на дно морское никогда не попадает литература более серьезного содержания. Например, совсем недавно, рассказывала Морская Дама, один капитан парусника, совсем свихнувшись от навязчивой рекламы в "Тайме" и "Дейли мейл", приобрел не только подержанный экземпляр выпущенного "Тайме" переиздания "Британской энциклопедии", но и ту бездарную мешанину литературных обрезков, ту всеобъемлющую литературную колбасу, которую туго набил (и утоптал ногами) ее составитель и редактор доктор Ричард Гарнет. (Гарнет Ричард (1835-1906) - английский писатель, поэт, литературовед и историк литературы, главный библиограф, а впоследствии главный хранитель Британского музея). Давно известно, что даже величайшие умы прошлого отличались чрезвычайным многословием и запутанностью своих рассуждений. Доктор Гарнет, как принято считать, ухватил самую их суть и представил ее в столь кратком виде, что теперь чуть ли не всякий деловой человек имеет возможность усвоить самое главное в литературе, практически не отвлекаясь от более серьезных занятий. Тот несчастный одураченный моряк, видимо, взял на борт своего судна все это собрание с очевидным намерением сойти на берег в Сиднее мудрейшим человеком на свете - затея, которая могла прийти в голову разве что индусу. Результат можно было предвидеть. Посреди ночи эта книжная махина сдвинулась с места, вся наука середины XIX века и вся литература всех времен и народов в опасно концентрированном виде навалились своим объединенным весом на один борт его суденышка, и оно мгновенно перевернулось... Морская Дама говорила, что судно погружалось в пучину так, словно было нагружено свинцом, а команда и другое движимое имущество прибыли вслед за ним лишь к концу дня. Первым, по словам Морской Дамы, появился капитан, и любопытно, что он - возможно, из-за того, что уже успел заглянуть в свое приобретение, - погружался головой вниз, а не как обычно, ногами вперед и растопырив конечности...
Впрочем, подобные редкие подарки судьбы вряд ли способны перевесить тот ливень легкого чтива, который постоянно обрушивается на дно. Романы и газеты - вот что читает весь мир, даже подводный. Как свидетельствуют последующие события, по-видимому, именно из наиболее популярных модных романов и из газет должна была Морская Дама почерпнуть свои представления о жизни людей и мысль посетить их. И если иногда она, видимо, недооценивала наиболее благородные побуждения человеческого духа, если временами проявляла склонность относиться к Эделин Глендауэр и к многим наиболее серьезным вещам с некоторым скептическим легкомыслием, если в конце концов, бесспорно, подчинила рассудок и надлежащие чувства своей неистовой страсти, то будет справедливо отнести ее заблуждения на счет их подлинной причины...
II
У моего троюродного брата Мелвила, как я уже говорил, понемногу складывалось некоторое, крайне туманное представление о подводном мире. Правда, не беру на себя смелость судить о том, насколько это его представление соответствует истине. Из его рассказов вырисовывается в высшей степени странный мир - зеленая, пронизанная светом текучая среда, где парят эти существа, освещаемые огромными сверкающими чудищами, которые проплывают мимо, и раскачивающимися зарослями, которые излучают свет, подобно небесным туманностям, а в чаще их мелькают крохотные рыбки, похожие на запутавшиеся в сетях звездочки. Это мир, где не сидят, не стоят, не приходят и не уходят, а лишь парят, как мы парим и плаваем по воздуху во сне. А их образ жизни? "Боже мой, - говорил Мелвил, - это что-то похожее на росписи на потолках!.."
Я даже не уверен, что именно в море следует искать тот мир, откуда пришла Морская Дама. "А как же эти пропитанные водой книги и утонувшие газеты?" - спросите вы. Но внешность часто бывает обманчива, и не надо забывать, что все это она рассказала ему лишь однажды, и притом посмеиваясь.
Временами, говорит он, она могла выглядеть столь же реальной, как и мы с вами, а временами ее окутывала глубокая тайна Иногда ему казалось, что ее можно ранить или убить, как всякого человека - перочинным ножом, например, - а иногда представлялось, что, даже если исчезнет вся материальная вселенная, она будет улыбаться по-прежнему. Но о таинственной стороне этой дамы нам еще предстоит поговорить позже. Существуют такие безбрежные моря, которые еще не рассекал ни один киль, и такие бездонные глубины, которые никогда не измерит брошенный человеком лот. В конечном счете я должен признать, что ничего не знаю, ничего не могу утверждать с уверенностью. Я могу лишь сослаться на Мелвила и на тот жалкий набор фактов, которым располагаю.
Первое время все, кто имел дело с Морской Дамой, видели в ней на удивление мало необычного. Она была ощутимо вещественной, материальной просто дамой, вышедшей из моря. В нашем современном мире самые поразительные веши в высшей степени банальны, мы воспитаны так, что всегда сохраняем невозмутимость и ничему не удивляемся, и почему мы должны видеть что-то необыкновенное в материализовавшейся русалке, когда Дьюары превращают в твердые тела всевозможные неощутимые субстанции, а вокруг нас все пронизывают лучи Маркони? Бантингам она представлялась столь же прозаичной, ее побуждения - столь же недвусмысленными и благоразумными, а чувства - столь же прочными и основательными, как и все остальное в мире, где живут Бантинги. Такой она была для них с самого начала, такой остается в их памяти и по сей день.