Страница 90 из 106
– Я твоя? – спросила она, испытывая странное чувство двойственности от присутствия Томанака. – Думаю, нет, – повторила она, и лицо Паратхи исказилось от ярости и неверия.
Каэрита улыбнулась – уверенно, холодно, – ощутив призыв к битве, от которого по всем жилам пробежал трепет. Как всегда, она готова была сражаться в одиночку. Воля и мужество, позволившие ей держаться перед лицом ужасающей угрозы, которую представляла собой Шигу, были ее собственные. Однако, словно многоопытный и надежный боевой командир, эту волю подкреплял и вдохновлял сам Томанак. Его присутствие наполняло Каэриту, как присутствие Шигу – Паратху, но не вытесняло ее собственные волю и разум. Она была та же, что и всегда, – Каэрита, дочь Селдана, избранница Томанака, – и она рассмеялась прямо в лицо извращенному, зловонному Злу, которое воплощала собой Шигу.
Когда Паратха услышала звуки этого свободного, почти радостного смеха, ее лицо исказилось, а паучиха за ее спиной зарычала. Однако у Каэриты это вызвало лишь новый взрыв смеха.
– Ты хочешь больше, чем можешь ухватить, Паратха. Или мне следовало сказать, Шигу? – Она покачала головой. – Тебе нужна я? Что ж, приди и возьми меня!
– Может, ты и в состоянии запугать и убить мои орудия, – прошипел тот же голос, – но Я — совсем другое дело, маленький рыцарь. Ни один смертный не выстоит против моей мощи!
– Но она тут не одна, – раздался глубокий, звучный голос, рокочущий, словно горный обвал.
И при звуках этого голоса лицо Паратхи утратило всякое выражение; сила, использующая ее плоть, тоже услышала его.
– Если мы сойдемся в открытую, сила против силы, этот мир будет уничтожен, и ты вместе с ним! – прорычала Паратха, но ответом ей был мрачный, грохочущий смех.
– Этот мир, возможно, и погибнет, – согласился Томанак, – но ты, Шигу, не хуже меня знаешь, кто из нас будет уничтожен вместе с ним.
Паратха оскалилась, словно волчица, но Томанак не дал ей произнести ни слова.
– Однако до этого не дойдет. Я не допущу.
– И как же ты можешь помешать этому, глупец? – презрительно усмехнулась Паратха. – Сейчас Я тут владыка, Моя сила заполняет все!
– Однако больше силы ты призвать сюда не сможешь, – спокойно возразил Томанак. – Только ту, которой накачаны твои орудия; все остальное блокировано. Если сомневаешься, убедись сама!
Глаза Паратхи вспыхнули безумным огнем, а сердце Каэриты подпрыгнуло, когда она поняла, что это правда. Никогда в жизни она не сталкивалась с такой концентрацией зла, однако эта концентрация больше не увеличивалась.
– Если моя сила заблокирована, то и твоя тоже, – рявкнула Паратха. – И твое орудие тоже не получит больше ничего!
– Мои Мечи – не мои орудия, – ответил Томанак. – Они – избранники, мои боевые товарищи. И тебе некого противопоставить любому моему рыцарю.
– Неужели? — Паратха дико расхохоталась. – Я так не думаю.
С ее саблей что-то происходило. Лезвие корчилось, извивалось, становясь длиннее, шире и испуская то же тошнотворное зеленое излучение, что и гигантская паучиха с ее паутиной.
– Выходи против меня, рыцарь, — негромко сказала она. – Выходи и умри!
С этими словами она прыгнула вперед, и все уцелевшие жрицы вместе с ней. Они наступали на Каэриту со всех сторон – волна смертоносных клинков; всех их оживила, а теперь управляла ими одна и та же злобная сила.
В отличие от жриц Каэрита носила броню. И все же нельзя было допустить, чтобы они одновременно накинулись на нее со своими отравленными кинжалами. Пока они оставались у нее за спиной, она не могла сражаться против сверхъестественной силы, источаемой саблей Паратхи. Поэтому она увернулась от Паратхи, и ее мечи, словно змеи голубого огня, поразили двух ближайших жриц в живот и горло. Перепрыгнув через тела, Каэрита рубанула мечом в правой руке, перерезав подколенные сухожилия у третьей жрицы, и та рухнула на пол.
Паратха – или Шигу, если между ними еще было какое-то различие – закричала, охваченная безумной яростью. Ее уцелевшие орудия преследовали Каэриту, набрасывались на нее, как безумные, но та лишь смеялась, сознательно выводя из себя Паратху звуком своего голоса.
Может, какие-нибудь молодые дурачки, придающие слишком большое значение песням скверных бардов, и решили бы, что это трусость и не по-рыцарски – сосредоточиться на незащищенных броней и вооруженных лишь кинжалами врагах, а не на главном противнике, который тоже носил броню и был достаточно хорошо вооружен. Однако родом Каэрита была из крестьян, а все крестьяне прагматики, и в Ордене Томанака уважали честь и справедливость, но не глупость. Она снова развернулась, две жрицы Паратхи бросились на нее… и погибли.
Паратха завизжала еще безумнее, чем прежде, но две оставшиеся в живых жрицы отступили. Та, что была даже не ранена, схватила свою покалеченную соратницу за руку и оттащила в сторону. И тогда Каэрита наконец развернулась – медленно, спокойно, с хищной грацией дикой кошки – лицом к Паратхе и пылающей призрачной фигуре Шигу.
Мерцающая паутина все еще связывала тело Паратхи с «Гласом» и всеми остальными, живыми и мертвыми, за исключением самой Каэриты. Однако сейчас все было по-другому. Нити, протянувшиеся к мертвым женщинам, разгорались ярче и ярче, а потом тускнели и гасли. И когда это происходило с очередным трупом, свечение вокруг Паратхи становилось еще ослепительней. Сами тела тоже изменялись – от них оставалась лишь высохшая, сморщенная оболочка. «Словно мухи в паутине, – подумала Каэрита, – из которых высосали все жизненные соки».
Томанак лишил Шигу возможности вливать новую силу в свое живое воплощение, и той ничего не оставалось, как вытянуть все что можно из погибших служительниц, даже их бессмертные души, и сконцентрировать всю эту силу в Паратхе.
– Давай, «майор Паратха», – сказала Каэрита. – Выходи, станцуем.
Та взвыла и бросилась в атаку.
Кем бы теперь ни стала Паратха, изначально она была опытным воином. Сабля у нее была длиннее, чем у Каэриты, а броня ничуть не хуже. С другой стороны, она понимала, что у Каэриты два клинка, а у нее только один, и, несмотря на ярость, Паратха не поддалась ослеплению битвы.
Каэрита сообразила это слишком поздно. Когда противница в нападении неожиданно свернула влево, испустив совершенно безумный крик, рыцарь в первое мгновение решила, что та помешалась. Однако Паратха была далека от безумия. Резко развернувшись, она оказалась вне пределов досягаемости избранницы Томанака, и ее длинная сверкающая сабля устремилась прямо к лицу Каэриты.
Широким движением правой руки Каэрита парировала удар, и клинки скрестились, извергая фонтан огненных брызг. Голубые и зеленые огни, потрескивая и шипя, обрушивались на потолок, стены и мраморный пол зала, бомбардируя их будто гравием. Сталь на сталь; лезвия прижимались друг к другу, словно в жарком поцелуе, и Каэрита тяжело задышала, вкладывая всю свою силу в это противостояние. Несомненно, Паратхе тоже приходилось нелегко, но тем не менее она тут же опомнилась и отпрянула, не дав Каэрите возможности нанести ответный удар.
Вся правая рука Каэриты дрожала от напряжения и боли, пот заливал лицо. С мечами наготове она молниеносно развернулась лицом к Паратхе. По всему храму продолжали звонить тревожные колокола.
– И что ты станешь делать, когда придут гвардейцы, маленький рыцарь? – насмешливо спросила Паратха. – Они увидят нас с тобой, окруженных мертвыми телами их драгоценных жриц. Я, конечно, обвиню тебя в этой кровавой расправе и прикажу схватить. Что, ты убьешь и их тоже?
Не отвечая, Каэрита потихоньку продвигалась вперед, балансируя на носках. Паратха отступала. Ее глаза, в которых метался адский огонь, неотступно, настороженно следили за противницей, ища любую возможность напасть.
Каэрита ни на мгновенье не отводила взгляда от Паратхи, однако хорошо помнила урок, преподанный ей еще первым военным инструктором, о необходимости постоянно отслеживать ситуацию в целом. Она годами оттачивала это умение. И поэтому уголком глаза заметила, что единственная даже не раненая жрица осторожно подбирается сзади.