Страница 52 из 106
Замигало зеркало, блеснуло и исчезло в единый миг.
Взглянул отец наш Видикон на место, где только что было оно, и выдохнул:
– Благодарю Тебя, Господи, что услышал меня. Сохрани же меня, молю Тебя, от всех опасностей, что грозят мне.
Так сказавши, осенил он себя крестным знамением, и поднялся он, и зашагал дальше во чрево адово.
Долго, долго шагал святой праведный Видикон по коридору кроваво-алому, и одолела его усталость; но услышал он позади рев оглушительный, и все выше и громче становился он, как будто близился. Оглянулся отец Видикон и увидел аэроплан приближающийся, и пропеллер на носу у него пятном казался смазанным. И изумился отец Видикон, как такой крупный объект может передвигаться в таком пространстве ограниченном, но понял он, что была то модель. А потом понял, что несется она прямо на него, да точно так, как будто кто-то в него целился.
– Ложись! – вскричал отец наш Видикон, и бросился он на пол, и прикрыл руками голову. С ревом промчался над ним аэроплан, и приподнялся тогда отец Видикон, и услышал, что завертелся пропеллер медленней, а самолет снизился, и коснулись шасси его пульсирующей земли, и покатился он, замедляясь, пока не остановился совсем.
Изумленно взирал на него отец Видикон, потом нахмурился; слишком уж странным, слишком уместным показалось ему совпадение, что явил себя самолет в тот самый миг, когда усталость одолела его. Но слишком уж большим искушением был для него аппарат летательный; даже в смерти желание управлять им одолевало его; и направил отец Видикон к самолету стопы свои, и очутился рядом с фюзеляжем размером не больше роста его, с открытой кабиной, в которую мог он втиснуться – так и сделал он.
И заработал пропеллер в тот же самый миг, превратился в расплывчатый диск в секунду единую, и накренился аэроплан вперед, подпрыгнул и побежал, и взмыл в воздух, и помчался в глубь зева темнеющего. Святой Видикон, не понаслышке с авариями знакомый, поискал ремень безопасности, но не нашел его, и содрогнулся от дурного предчувствия. Может, появление аэроплана было чистой случайностью, а отсутствие ремня безопасности – простым совпадением, но собрался он с духом и приготовился к третьей неприятности.
И точно: закашлял двигатель, затрещал и заглох, и с ужасом смотрел отец Видикон на пропеллер, который сначала замедлился, а потом и остановился совсем. Подстегнутый неудачей, схватился он за штурвал, поставил ноги свои на педали управления, и взглянул он на датчики. Нет, топлива в баках оставалось в изобилии, значит, все дело в неисправности.
В изобилии! Накренился вниз аэроплан, помчался к полу гнусному, студенистому. Потянул за штурвал отец наш Видикон, и нос снова вверх пошел. Вспомнил отец Видикон ту малость, что в книгах об этом читал, и выпустил он закрылки, чтобы нос самолета вверх смотрел, пока самолет снижается. И ударился он о мясистый пол с такой силою, как будто то был асфальт; и подскочил он, и снова ударился, и снова подскочил, и так, подскакивая, затормозил и остановился совсем.
И выбрался отец наш Видикон из этой вероломно гостеприимной кабины, и строго сказал себе, что никогда больше не станет управлять машиной, которую не осмотрел прежде, – ибо если первый раз мог быть случайностью, а второй совпадением, то последний, третий раз точно происками его врага подстроен.
Но какого врага?
Недостаточно было данных у отца Видикона для достоверного вывода. Сначала пошатываясь, затем твердым шагом, продолжал он идти вперед, в темнеющий зев, освещенный лишь сиянием неких сферических выростов на стенах.
И вырисовался перед ним объект, сначала смутный и расплывчатый, потом прояснившийся, – и очутился отец наш Видикон перед уменьшенной моделью танка «шерман», гусеничной крепостью высотой чуть за его плечо, что стояла посреди туннеля, как будто специально его поджидая – хотя без враждебности, ибо пушка его смотрела вперед.
И остановился блаженный, и напомнил себе, что лишь минуту назад дал себе слово никогда не управлять механизмом непроверенным, поэтому осмотрел он все гусеницы с особым тщанием, после чего открыл отсек двигателя и дизель изучать принялся. Довольный тем, что не обнаружил он никаких дефектов, ступил он ногой своей на гусеницу, вскарабкался на башню и спустился в люк.
Сквозь прорезь над панелью управления виднелся тускло освещенный туннель. И сел он перед панелью, и сжал рычаги по обеим сторонам, и двинул их вперед с осторожностью. Завелся танк, чихнул и с лязгом пришел в движение. Но отец наш Видикон с присущей ему осторожностью скорость держал невысокую, лишь немногим быстрее, чем мог бы идти он пешком. Выгода его заключалась в том, что мог он таким образом сидя путешествовать, но превыше этого было наслаждение управлять машиной, доселе не виданной.
Так, лязгая гусеницами, продвигался он по туннелю вперед, прибавляя по чуть-чуть скорости, потом еще по чуть-чуть и еще – пока не достиг он темпа весьма приличного, как вдруг справа что-то грохнуло и закрутился на месте танк его. В мгновение ока сбавил отец наш Видикон газ, и танк послушно замедлил ход, но крутиться не прекратил, и понял блаженный, что кружит и кружит он на одном месте.
И потянул он рычаги, и заглушил двигатель, и выбрался из люка, ступив на правую гусеницу, и обнаружил, что пустота под ногою его. Замер на месте он, развернулся и спустился вместо того по левой гусенице; затем обошел он вокруг танка и узрел он, что правой гусеницы и вправду нет. Оглянулся он назад и увидел, что лежит она на дороге полосой бесполезною. Тогда нахмурился он, подошел ближе и присел на корточки, чтобы концы осмотреть, и увидел, что растрескался металл кристаллизованный, как и могло случиться, если бы стоял этот «шерман» здесь и ждал его шестьсот лет.
– Природа всегда действует заодно со скрытыми дефектами, – пробормотал он и помертвел, поняв, что процитировал из закона Мерфи следствие. Но он же нанес Мерфи поражение – так кто же из его прихвостней подстроил эту аварию?
А если то и не прихвостень был вовсе? А если то было чудище, ни в чем ему не уступающее, ибо закон Мерфи сам представлял собой следствие общего утверждения Финэйгла, и не было числа его приспешникам.
Решив отложить это решение, поднялся блаженный, и направил стопы свои вперед, и зашагал в глубь туннеля дальше.
И подошел он к группе магнитофонов, на чьих бобинах крутились ленты двухдюймовые. И нахмурился он, вспомнив, что было такое во времена его юности, но не нашел ни телевизионных камер, ни контрольных цепей поблизости. Но при виде старинной пишущей машинки без валика загорелись глаза его.
– Компьютерный терминал! – вскричал он восторженно, и бросился к консоли, и вошел он в систему.
Зажужжали бобины за спиной его, и похолодел он, и напомнил себе, что имеет дело с прибором неведомым. Потом ненароком напечатал имя программы, которую знал хорошо, но когда дал он компьютеру команду запустить ее, лишь минуту крутились бобины, а потом застрекотал принтер. И взглянул на него отец наш Вид икон, и увидел слова «Ошибка в строке 764», но продолжил принтер печатать, и печатал он до тех пор, пока не появилась на листе картина, знаками препинания начертанная. И вгляделся отец Видикон, и узрел он образ жука.
– Видать, не отловили в своих программах всех блох программисты здешние, – рек отец наш Видикон и тут вспомнил, что в мире находится, где в каждом приборе скрытый дефект имеется.
И поднялся он, и дал себе зарок крепкий, что не подойдет больше ни к одному прибору здесь, и зашагал вперед.
И шагал он так добрых десять минут, пока дверь не встала на пути его, и горело над нею световое табло, и желтыми буквами было на нем написано: «РЕПЕТИЦИЯ». И забилось часто сердце блаженного, и забыл он разом все зароки свои, ибо при жизни был он видеоинженером, и приблизился он уверенно к телестудии, что почти ничем не отличалась от той, где впервые постигал он искусство управления телекамерой в дни своей юности.
И задумался святой отец наш Видикон – войти или не войти, но не видел он никаких причин, почему входить туда ему не следует, если внутри всего-навсего репетиция. И дернул он на себя дверь, песком наполненную, и оказалась за ней небольшая комнатка в шесть футов квадратных, с такой же дверью напротив него и еще одной сбоку, как и подобает приличному тамбуру звукоизолирующему. Тщательно закрыл он дверь за собой, чтобы звук внутрь не проник, открыл ту дверь, что сбоку была, и ступил в аппаратную.