Эскулап

- Растет беспокойство, - внезапно произнес Приликла. - Ощущение боли отсутствует, но начались интенсивные схватки...

Конвей кивнул. Он взял скальпель и начал резать опухоль, стараясь установить ее толщину. Она была похожа на пробку и легко поддавалась ланцету. На глубине восьми дюймов он обнаружил нечто похожее на сероватую, маслянистого вида податливую мембрану, однако никакой жидкости в операционном поле не появилось. Конвей с облегчением вздохнул, убрал скальпель и сделал следующий разрез. На этот раз мембрана была зеленоватой и слегка вибрировала. Он продолжал резать.

Оказалось, что толщина опухоли достигает в среднем восьми дюймов.

Работая с лихорадочной быстротой, Конвей сделал надрезы в девяти местах, примерно на равном расстоянии друг от друга по всему кольцу тела. Затем вопросительно посмотрел на Приликлу.

- Гораздо хуже, - сказал тот. - Невероятная моральная подавленность, отчаяние, страх, чувство... удушья. Пульс учащается и остается нерегулярным большая нагрузка на сердце. Пациент снова теряет сознание...

Не успел эмпат договорить, как Конвей взмахом скальпеля соединил разрезы в одну глубокую рану. Он жертвовал всем ради быстроты. При всем желании его действия нельзя было назвать хирургической операцией - любой мясник с помощью тупого топора провел бы ее аккуратней.

Закончив, он какое-то время смотрел на пациента. Не уловив никакого движения, Конвей отбросил скальпель и начал руками рвать кору.

Внезапно палату заполнил голос Скемптона, который возбужденно рассказывал о посадке в иногалактической колонии и об установлении связи с ее обитателями.

- ...Послушайте, О'Мара, - продолжал он, - социологическая структура тут невероятная. Ни о чем подобном я не слышал. У них две различные формы...

- Принадлежащие к одному и тому же виду, - вставил Конвей, не прерывая работы. Пациент явно оживал и начинал помогать врачу. Конвею хотелось кричать от возбуждения, но он продолжал:

- Одна форма - десятиногий друг, что лежит здесь. Правда, ему не положено совать хвост в рот. Но это лишь переходная ступень... Другая форма, это... это... Конвей замолчал, вглядываясь в появившееся на свет существо. Куски "опухоли" падали на пол. Отчасти ее срезал Конвей, а отчасти сбрасывал и сам новорожденный.

- Кислорододышащее, - продолжал Конвей. - Яйценосное. Длинное, гибкое тело, снабженное четырьмя ногами, как у насекомого, манипуляторами, обычными органами чувств и тремя парами крыльев. Внешне напоминает стрекозу. Похоже, что первая форма, судя по примитивным щупальцам, приспособлена для тяжелого труда. До тек пор, пока она не минует стадию "куколки" и не превратится в более подвижное, изящное существо, она не может считаться полностью сформировавшейся и готовой к исполнению ответственной работы. Полагаю, это и ведет к созданию сложного общества...

- Я как раз собирался сказать, - в голосе Скемптона звучало разочарование человека, которого лишили возможности произвести сенсацию, что два таких существа находятся на борту нашего корабля и они возьмут на себя заботу о пациенте. Они настаивают, чтобы с пациентом ни в коем случае ничего не делали...

Тем временем О'Мара проник за ширму. Он во все глаза смотрел на пациента, расправлявшего крылья, затем с трудом взял себя в руки.

- Полагаю, вы примете мои извинения, доктор, - сказал он. - Но почему вы никому ничего не сказали?..

- У меня не было никаких доказательств своей правоты, - ответил Конвей. Когда пациента при попытке ему помочь охватывала паника, я предположил, что его опухоль - нормальное состояние. Всякая гусеница будет противиться попыткам содрать с нее оболочку куколки, потому что это ее убьет. Были у меня и другие соображения. Отсутствие органа для приема пищи, защитная позиция с вытянутыми щупальцами, сохранившаяся с тех дней, когда естественные враги угрожали новому существу, спрятанному внутри медленно твердеющей оболочки. Наконец-то, что в последней стадии воздух, выходящий из легких, не был видоизменен, значит, легкие и сердце, которые мы прослушивали, не имели уже прямой связи с организмом.

***

Конвей рассказал, что на первых порах он вовсе не был уверен в своей теории, но все же не последовал советам Маннона и Торннастора. Он исходил из того, что состояние пациента является нормальным или относительно нормальным и лучшим решением будет выждать, ничего не предпринимая. Так он и поступил.

- Наш Госпиталь горд тем, что в нем все делается для блага пациента, продолжал Конвей. - И я не мог представить, чтобы доктор Маннон, я сам или кто-либо из наших коллег мог бы бездействовать, когда у него на глазах умирает больной. Возможно, кто-то и принял бы мою теорию и согласился бы сотрудничать со мной, но я в этом сильно сомневался.

- Хорошо, хорошо, - перебил его О'Мара, подняв руки. - Вы гений, доктор, или что-то в этом роде. Что же дальше?

Конвей почесал подбородок и задумчиво сказал:

- Мы должны были помнить, что наш пациент находился на борту "скорой помощи", значит с ним было что-то не так. Он нуждался в помощи - видно, сам оказался слишком слаб, чтобы пробить кокон. Возможно, в этом и заключалась его болезнь. Если он страдает еще чем-нибудь, то теперь дело за Торннастором и его сотрудниками, они мигом вылечат его, тем более, что могут получить квалифицированный совет от его соотечественников. Если только наши первоначальные ошибочные действия не вызвали в нем психических сдвигов, добавил он обеспокоенно.

Включив транслятор, он пожевал губами и обратился к пациенту:

- Как вы себя чувствуете?

Ответ был кратким, но конкретным и совершенно успокоил взволнованного доктора:

- Я голоден, - сказал пациент.