Страница 2 из 4
Взмах руки капитана, несколько странных и быстрых движений прислуги, и прежде, может быть, чем пехота, расположившаяся вдоль дороги, перестала слышать грохот ее колес, большое белое облако покатилось вниз по холму, и, при оглушительном звуке отдачи, бой в "ущелье Коултера" начался.
Мы не намерены передавать все подробности и весь ход этого страшного поединка - поединка, различные моменты которого отличались только степенью отчаяния. Почти в тот же самый момент, когда пушка Коултера бросила свой облачный вызов, двенадцать ответных клубов дыма взметнулись кверху из-за деревьев, окружавших дом плантатора, и гул, в двенадцать раз более сильный, загремел в ответ, как расколотое эхо. Начиная с этого момента и вплоть до конца федеральные канониры вели свой безнадежный бой среди раскаленного металла, летевшего быстрее молнии, несшего своим прикосновением смерть.
Не желая смотреть на людей, которым он не мог помочь, и быть немым свидетелем бойни, которую он не мог прекратить, полковник взобрался на вершину, на четверть мили левее; само ущелье было оттуда не видно, а клубы черно-красного дыма, вылетавшие из него, придавали ему сходство с кратером огнедышащего вулкана. В полевой бинокль полковник видел и неприятельские пушки и, поскольку это было возможно, следил за результатами стрельбы Коултера... если только сам Коултер был еще жив и если это еще он руководил стрельбой. Полковник увидел, что федеральные артиллеристы, не обращая внимания на те пушки, местоположение которых выдавали только выбрасываемые ими клубы дыма, сосредоточили все свое внимание на
одной пушке, стоявшей на открытом месте - на лужайке против дома плантатора. Над этим дерзким орудием и вокруг него то и дело разрывались гранаты с небольшими промежутками в несколько секунд. Некоторые снаряды попали в дом, о чем можно было судить по тонкой струе дыма, поднимавшейся над разбитой крышей. Фигуры распростертых на земле убитых людей и лошадей были отчетливо видны.
- Если наши ребята делают такие дела с одной пушкой, каково им выносить стрельбу их двенадцати орудий? - сказал полковник стоявшему поблизости адъютанту. - Спуститесь и передайте командиру орудия, что я поздравляю его с меткостью стрельбы.
Повернувшись к другому офицеру, он прибавил:
- Вы заметили, как неохотно подчинился распоряжению начальства Коултер?
- Да, сэр, заметил.
- Ну так, пожалуйста, ни слова об этом. Не думаю, чтобы генерал поставил ему это в вину. Интересно, как генерал объяснит себе свое собственное поведение. Чего он хотел? Доставить арьергарду отступающего неприятеля развлечение?
Снизу подходил молодой офицер; он, тяжело дыша, взбирался по крутому подъему. Едва успев отдать честь, он проговорил, с трудом переводя дух:
- Полковник, меня прислал полковник Хармон - сообщить вам, что неприятельские пушки находятся на расстоянии ружейного выстрела от наших позиций, и многие из них отчетливо видны с нескольких пунктов занимаемой нами высоты.
Бригадный командир взглянул на офицера совершенно безучастно.
- Это мне известно, - спокойно ответил он. Молодой адъютант был, по-видимому, озадачен.
- Полковник Хармон хотел бы иметь разрешение заставить их замолчать, пробормотал он.
- Я бы тоже хотел этого, - продолжал тем же тоном полковник. Передайте мой привет полковнику Хармону и скажите ему, что приказ генерала не открывать стрельбы из ружей остается в силе.
Адъютант отдал честь и ушел. Полковник повернулся на каблуках и опять посмотрел на неприятельские пушки.
- Полковник, - сказал начальник штаба, - я не знаю, должен ли я говорить, но тут что-то неладное. Вам известно, кстати, что капитан Коултер - уроженец Юга?
- Нет! Неужели это правда?
- Я слышал, что этим летом дивизия, которой командовал наш генерал, несколько недель стояла лагерем по соседству с усадьбой капитана Коултера и...
- Слушайте! - прервал его полковник, поднимая руку. - Вы слышите это?
"Это" - было молчание пушки федералистов. И "это" слышали все: штаб, ординарцы, пехота, расположившаяся позади гребня; все "слышали" это и с любопытством смотрели в сторону кратера, откуда теперь не поднималось ни одного облака дыма, за исключением редких дымков от разрывавшихся там неприятельских снарядов. Затем послышался звук трубы, потом слабый стук колес; минуту спустя канонада возобновилась с удвоенной силой. Подбитая пушка была заменена новой.
- Так вот, - сказал офицер, продолжая прерванный рассказ, - генерал познакомился с семьей Коултера. И вот тут вышла какая-то история - я не знаю точно, в чем было дело, - с женой Коултера. Она была сецессионисткой {Сецессионисты - так именовались сторонники отделения южных штатов от США во время гражданской войны 1861-1865 годов; целью устроенного ими мятежа было провозглашение Конфедеративных Штатов Америки (Прим. ред.).}, как и все они, за исключением самого Коултера. Была жалоба в главный штаб армии, и генерала перевели в эту дивизию. Очень странно, что батарея Коултера была впоследствии причислена к нашей дивизии.
Полковник встал с камня, на котором они сидели. В глазах его вспыхнуло благородное негодование.
- Слушайте, Моррисон, - сказал он, глядя прямо в лицо своему болтливому штаб-офицеру. - Вы слышали эту историю от порядочного человека или от какого-нибудь сплетника?
- Я не желаю говорить, каким путем я узнал это, если это не является необходимым, - ответил офицер, слегка покраснев. - Но я ручаюсь вам головой, что все это в главных чертах верно.
Полковник повернулся к небольшой группе офицеров, стоявших в стороне от них.
- Лейтенант Вильяме! - закричал он.
Один из офицеров отделился от группы и, выступив вперед и отдав честь, произнес
- Простите, полковник, я думал, что вас известили. Вильяме убит там, внизу, снарядом. Что прикажете, сэр?
Лейтенант Вильяме был тем самым офицером, которому выпала честь передать командиру батареи поздравление полковника с меткой стрельбой.
- Идите, - сказал полковник, - и прикажите немедленно убрать орудие. Стойте! Я пойду с вами.
Он пустился почти бегом по склону по направлению к ущелью и рисковал сломать себе шею, прыгая по камням и пробираясь сквозь заросли; его спутники следовали за ним в беспорядке. У подошвы горы они сели на ожидавших их лошадей, поехали крупной рысью, сделали поворот и въехали в ущелье. Зрелище, представившееся их глазам, было ужасно.