Кураж

Дежурная, увидев Злату в неурочный час, удивилась.

– Фрау Копф у себя?

– Что-нибудь случилось? - полюбопытствовала дежурная.

– Посуды нынче набили много, а с меня спросят, - сказала она первое, что пришло в голову, и тихонько постучала в дверь хозяйки.

Открыла ей Гертруда Иоганновна.

– Фрау Копф, я насчет посуды, - громко сказала Злата и не спрашиваясь вошла в прихожую.

Гертруда Иоганновна по испуганным тревожным глазам девочки поняла, что случилось что-то необычное, иначе Злата не посмела бы прийти в такой час. Она взяла Злату за руку и ввела в кабинет.

– Ну… Так что же с посудой? - спросила она ласково.

– А мальчики… мальчики спят?

– Петер! Пауль! - позвала Гертруда Иоганновна.

Близнецы босые, в трусах и майках появились в дверях. Очень удивились, увидев Злату, даже рты раскрыли. Гертруда Иоганновна смотрела на девочку и сыновей и молчала. И они молчали.

Злата решительно скрестила руки на груди.

Близнецы переглянулись, они поняли ее жест и тоже молча скрестили руки.

– Мне уйти? - тихо спросила Гертруда Иоганновна.

– Можешь говорить при маме, Злата, - сказал Павел.

– При маме можно, - подтвердил Петр.

Надо говорить. Глупо так стоять и молчать. В конце концов Шанце - шеф-повар. Гертруда Иоганновна постарается как-нибудь выручить его. Если кто-нибудь другой узнает - Шанце казнят. А она, может быть, и не выдаст его. Ей нужен шеф-повар. Кто будет готовить?

Злата проглотила горький комок в горле.

– В каморке у господина Шанце разбился лейтенант. Насмерть.

– Какой лейтенант? - спросила Гертруда Иоганновна.

– У которого лицо белое. Он сам упал, - твердо сказала Злата. Настолько твердо, что Гертруда Иоганновна поняла, что упал он не сам.

– Что он там делал? - спросила она.

Злата замешкалась с ответом…

– Я… Он… Я не знаю. Я убирала посуду…

– Мама… - Павел посмотрел на мать.

Она сдвинула тонкие брови.

– Помолчите.

– Если лейтенанта найдут у Шанце… - сказала Злата.

– Мальчики, в постель. Быстро. А мы со Златой спустимся… Только спокойно.

Она подошла к двери, прислушалась. Потом резко открыла ее и вышла в коридор. Злата последовала за ней.

– У меня не фарфоровый фабрика! - громко сказала она на ходу. - Посуду надо берегить! Иначе я буду высшитывать из шалованья!

Они прошли мимо дежурной, спустились вниз, на кухню.

Гертруда Иоганновна постучала в дверь каморки повара.

Никто не ответил.

Тогда она толкнула дверь и вошла.

На койке под серым солдатским одеялом кто-то лежал, укрытый с головой. Шанце сидел на стуле, положив длинные руки на колени. Он нахмурился, увидев хозяйку и Злату за ее спиной.

Гертруда Иоганновна молча подошла к койке, приподняла одеяло, поморщилась.

– Что произошло, Гуго?

– Он ударился головой о койку.

– Сам?

Шанце вздохнул.

– Видит бог, я не хотел. Он схватил девочку. Она закричала. Я взял его за шиворот, встряхнуть. Гнусный тип этот лейтенант. Он думает, что все позволено! Я не собирался его убивать. Я только встряхнул его, чтобы он пришел в себя. Хлюпик.

– Вы заступились за девочку?

– Меня расстреляют?

Гертруда Иоганновна покосилась на койку.

– Кто-нибудь заходил сюда?

Шанце помотал головой.

– Надо убрать его. Чтобы никто не видел.

– Вы меня не выдадите? - прошептал Шанце с надеждой.

– Лейтенант получил по заслугам, - жестко сказала она. - Перетащите его в какой-нибудь разрушенный дом. И чтобы ни одна живая душа не узнала. Надо молчать, Гуго. Злата, - добавила она по-русски. - Лейтенант надо относить прошь. И молшать. Ты умеешь молшать?

– Умею. Но во дворе часовой.

– Да… Гуго, закройте дверь изнутри. Я постучу три раза. Злата, иди мой посуда. Я буду что-нибудь придумывать.

Она ушла. Злата направилась в посудомойку. Шанце запер дверь на крючок.

Вернулась Гертруда Иоганновна через несколько минут в шубке, накинутой на плечи, и в пуховом платке. Постучала Шанце.

– Гуго, перенесите его в посудомойку, быстро. Злата, посмотри за лестница.

Шанце молча взял на руки завернутого в одеяло лейтенанта. Перенес его в посудомойку.

– Я сейчас приведу сюда часового. Пока он будет согреваться шнапсом, вынесите тело во двор и перебросьте через ограду. Потом оттащите его подальше.

Она вышла наружу. Автоматчик топтался возле дверей.

– Крепкий мороз, - сказала она, постояв немного.

– Крепкий, фрау. Все время приходится ходить, чтобы не добрался до костей.

– Смена не скоро?

– Часа через два, наверно.

Гертруда Иоганновна сочувственно поцокала языком.

– Зайдите, хоть выпейте шнапсу, - предложила она решительно.

– Я на посту, - неуверенно ответил солдат.

– Пост не убежит, а душа может расстаться с телом, - засмеялась она и вошла в дверь. Автоматчик последовал за ней.

Она провела его в каморку Шанце, заговорщицки закрыла дверь, подмигнув солдату. Долго откупоривала бутылку, протерла салфеткой стакан.

– Чем бы вам закусить?

– Не беспокойтесь, фрау. Я могу так.

Пока Гертруда Иоганновна потчевала солдата, Шанце быстро вынес лейтенанта наружу, пересек двор, перекинул тело через каменную ограду…

А ночью перетащил подальше, засыпал снегом.

Простыню и наволочку Злата выстирала. Одеяло сменили на такое же.

Полковник Фриц фон Альтенграбов долго кричал на штурмбанфюрера Гравеса. Адъютант исчез. Штурмбанфюрер сам объездил посты на выездах из города, опросил часовых. Дежурившие у моста сказали, что ночью проехала легковая машина. В ней были офицеры. Среди них молодой лейтенант. Да-да. Лицо у него белое. Да. Навеселе.

Штурмбанфюрер Гравес доложил полковнику, что лейтенант Гласкугель, вероятно, где-нибудь развлекается, поскольку выехал с двумя офицерами в неизвестном направлении.

Полковник пообещал сделать из Гласкугеля бифштекс, а потом отправить на передовую.

Через несколько дней, когда утих шум вокруг исчезновения лейтенанта Гласкугеля, тело его увезли на розвальнях под сеном и спрятали у реки, а ночью спустили в прорубь.

Часть пятая. ВСЕ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ.

Первым весну почуял Киндер. Долго пахло только морозом. Мороз глушил все остальные запахи. Даже собаками не пахло. Те, что остались в живых, сидели в своих дворах. Холод гнал с улицы.

И вдруг подул влажный ветер и запахи оттаяли. Киндер забеспокоился, стал обнюхивать стенки домов, углы, столбы. Ах, как прекрасен оживший мир! Воробьи, которые всю долгую зиму куда-то прятались, вдруг высыпали на улицы, закопошились в сладко пахнущем конском навозе. Воздух по утрам звенит от их чириканья! Киндер коротко тявкал и бросался на стайку воробьев. Нет, он не хотел их обидеть, просто поиграть, поразмяться в прыжках.

С каждым днем ветер становился влажнее. Снег потемнел и осел. Из водосточных труб с грохотом вылетали зеленоватые цилиндры льда. Киндер поджимал хвост и отпрыгивал в сторону.

Пожалуй, одновременно с Киндером почуял весну и доктор Эрих-Иоганн Доппель. Берлин требовал зерно, мясо, лес, лен… Много чего требовал Берлин.

Ближние села и городки вычищены так, что мелким гарнизонам, расквартированным там, есть нечего. Приходится посылать из Гронска. А это небезопасно. Часть грузов не доходит. Всюду орудуют партизаны, возникают там, где их не ждешь. И исчезают из тех мест, где их ищешь. Этот их "дядя Вася" хитер и изворотлив. Везде у него свои люди. Он, Доппель, не поручится, что где-нибудь в его канцелярии, среди его проверенных и перепроверенных людей, нет человека "дяди Васи". Иначе откуда партизаны узнают даже то, что знает только узкий круг людей?

Штурмбанфюрер Гравес все время ударяет в пустоту. "Дядя Вася" предупреждает каждый его шаг.