Кураж

А когда наконец умолкли орудия, снова послышался одинокий птичий свист. Жива пичуга! Выстояла!

В полк прибыло пополнение. Свежие бойцы были одеты в новенькую форму "хабэ" и легкие брезентовые сапоги, вооружены новенькими винтовками и полуавтоматами, на поясных ремнях висели новенькие каски, и тощие "сидоры" у них тоже были новенькими.

Они прибыли с ближайшей станции на грузовиках, которые тотчас отправились обратно за боеприпасами. А прибывших построили у придорожных берез. И там они стояли в ожидании начальства, озираясь по сторонам, прислушиваясь к недалекой артиллерийской канонаде и тихо переговариваясь.

Одним из первых о пополнении пронюхал старшина Линь. На то он и разведчик! В разведвзводе людей не хватало, как и во всем полку. Но разведчиком, по глубокому убеждению старшины, не может стать любой. Нужен талант, призвание. Как скрипачу или художнику.

Уж очень много должен уметь разведчик! Метко стрелять из любого оружия и в любом положении, хоть подвесь его вниз головой на веревке. Внезапно появляться и исчезать, подобно змее. Видеть не только глазами, но и затылком. Лазать по деревьям не хуже обезьян и закапываться в землю, как крот. Уметь молчать. Мгновенно засыпать и мгновенно просыпаться. А также быстро и с аппетитом есть. Да если к тому же он веселый парень, значит, место его в разведвзводе.

Старшина попросил у подполковника разрешение отобрать хоть десяток настоящих парней, а остальных он возьмет, каких дадут.

Зайцев усмехнулся.

– Отберите пятерых, товарищ старшина. И все. Всех дыр одной заплатой не прикроешь.

Линь поспешил к пополнению, прошелся вдоль строя раз, другой, внимательно всматриваясь в лица. Это только так кажется, что в строю все одинаковые. А ежели глаз на людей наметан!…

– Вы что, старшина, словно лошадей на ярмарке торгуете? - спросил капитан, сопровождавший пополнение. Он был очень худым, и большой острый кадык его на тонкой длинной шее все время двигался, будто капитан что-то силился проглотить и никак не мог.

– Кабы лошадей, товарищ капитан, - ответил Линь, притворно вздыхая. - Глянул в зубы, глянул под хвост - и концы. А тут - разведчики!…

Он остановился возле высокого плотного парня.

– Раньше служили?

Так точно, товарищ старшина, - у парня был густой раскатистый голос. - У нас тут все служившие. Кто не служил, тех в другую команду определили.

Линь поджал губы: говорит много.

– В фуражку попадете?

– Как это?

– А вот я подброшу, а вы - палите.

Старшина снял с головы фуражку и запустил ее к солнцу. Она взлетела, замерла меж верхушек берез и упала на землю. Парень только стволом успел повести в ее сторону.

– Что? - спросил Линь. - Винтовка не заряжена?

– Почему? Заряжена. Полная обойма, - ответил обиженно парень

– Ну-ну, - кивнул старшина, подобрал фуражку и снова двинулся вдоль строя.

Еще один приглянулся. Правда, не так уж молод и глаза грустноватые, да и жидковат, вроде. Но ладный. Линь остановился возле.

– Что невеселый, товарищ боец?

– Война, - ответил тот тихо, глаз не отвел, глядел прямо и печально.

– Да-а… - откликнулся Линь. - Война-а…

И - вот ведь наваждение! - вдруг отчетливо увидел Глашу. Будто это она стоит перед ним, а не боец незнакомый. Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! Ничего меж ними общего. Никакого сходства. У Глаши глаза, что омута черные, а в них - огонь. А у этого глаза не то голубые, не то зеленые. Льдинки-глаза.

– Как стреляете? - спросил Линь.

Боец пожал плечами.

– В фуражку попадете?

Тот улыбнулся:

– Смотря на ком фуражка.

Линь запустил фуражку вверх, крикнул азартно:

– Давай!…

Очень захотелось, чтобы попал! Боец легко вскинул винтовку и выстрелил. "Мазила", - подумал Линь с досадой.

Тот высокий, с которым он уже беседовал, поднял фуражку, повертел в пальцах, сказал озадаченно:

– Дырка…

Старшина забрал у него фуражку.

– Эх, новенький головной убор был! - и засмеялся. - Где теперь такую возьмешь! Как фамилия-то?

– Красноармеец Лужин, Иван Александрович.

– Ты кем на гражданке-то был?

– Да так… конником… - Иван Александрович не то чтобы стеснялся говорить, что он артист цирка, просто считал необязательным. Конник - и все! А то пойдут лишние вопросы, пересуды. Ведь есть иные, что убеждены, будто артисты - люди особого сорта. А вот лучше тот сорт или хуже…

– Красноармеец Лужин, два шага вперед, - скомандовал старшина.

Лужин шагнул.

– Садитесь вон под ту березу. И ждите команду.

Иван Александрович отошел, но не сел, а только прислонился к стволу, с любопытством поглядывая на старшину. Старшина был ему симпатичен и показался энергичным и деловым.

Река сверкала на солнце. Хотелось сесть где-нибудь под ветлой с удочкой и бездумно смотреть на вздрагивающий поплавок. Или скинуть сапоги, шаровары, повалиться на чистый прибрежный песок, закрыть глаза…

– Разрешите обратиться, товарищ подполковник?

– Да.

Не глядя на подошедшего офицера, Зайцев стал натягивать через голову гимнастерку. Левая рука под повязкой онемела, боль притупилась. А сунул в рукав - растревожил.

– Лейтенант Каруселин, командир саперного взвода. Прибыл в ваше распоряжение.

– А-а… сапер… Ваша работа? - Зайцев, морщась от боли, кивнул на окопы на том, городском, берегу.

– Город строил.

Зайцев кивнул. Надел фуражку.

– Ведите, показывайте.

– Есть! - лейтенант козырнул, лихо прищелкнув каблуками.

Они поднялись по береговой круче к мосту, по которому двигались молчаливые усталые бойцы в пропотевших гимнастерках, порыжевших от пыли сапогах. Барабанили по деревянному настилу конские копыта. Громыхали колеса орудий. Младший лейтенант Синица не отставал от подполковника.

Зайцев остановился, пропуская группу бойцов. Спросил громко:

– Как настроение, сынки?

– В баньке бы попариться! - ответил голос из середины строя.

– Фрицы подойдут, банька будет! - сказал подполковник.

Бойцы засмеялись.

– Скажите, лейтенант, бани неподалеку нет?

– Есть, товарищ подполковник. Вернее, была. Прямое попадание.

Зайцев остановился на середине моста, похлопал по отполированным ладонями деревянным перилам. Полуспросил:

– Мост?

– Настил деревянный на железных перекрытиях, - четко ответил Каруселин. - Опоры бетонные.

– Дно речки?

– Будто песчаное.

– Будто.

Подполковник облокотился на перила, глянул вниз. Крикнул кому-то из копошащихся на берегу:

– Сержант Яковлев!

– Я!

– Прощупайте у речки дно. Что там?

– Есть!

Сержант быстро скинул сапоги и гимнастерку и прямо в шароварах и пилотке вошел в речку. Вода закрутилась у его ног. Потом он погрузился по пояс, по грудь. Закричал снизу:

– Топко, товарищ подполковник. Склизь.

– Спасибо, Яковлев. Свободен.

– Есть, товарищ подполковник.

– Везет же человеку. Купается, - сказал кто-то из шедших по мосту.

Провыл снаряд и прямо на середине реки поднялся водяной столб, рассыпался сверкающими брызгами.

– Через лес лупят. Вслепую, - Зайцев перегнулся через перила. - Цел, Яковлев?

– Это, товарищ командир, цветочки! - откликнулся сержант, торопливо выскакивая на берег.

Но Зайцев уже повернулся к лейтенанту Каруселину.

– Мост подготовьте к взрыву. Немедленно. Надо его порушить так, чтобы после нас червяк по нему не переполз. Ясно?

– Ясно, товарищ подполковник. Разрешите вопрос?

– Да.

– А если наступать?

– Наступать… - повторил Зайцев. - Новый построите. Еще быстрей, чем порушите. Строить-то в охотку будете?

– Так точно, товарищ подполковник.

Они сошли на берег. Младший лейтенант Синица шел позади Зайцева, положив руки на висящий на груди автомат и так зорко глядя по сторонам, словно ожидал, что вот-вот кто-нибудь может внезапно напасть на его командира.

Бойцы размещались в окопах неторопливо и деловито, будто не бой предстоял, а просто надо устроиться надолго. Чтобы все было под руками, чтобы не ссыпалась сухая земля за шиворот, чтобы удобно было и прикорнуть малость. Кое-кто орудовал лопаткой, расчищая на бруствере место для оружия. Рядом крутили самокрутки. Кто-то неторопливо жевал хлеб.