Одиночный полёт

Туболев Владимир Борисович

Одиночный полёт

Туболев Владимир Борисович

Одиночный полёт

От издательства: Повесть о советских летчиках, проявивших необыкновенное мужество и воинскую доблесть в тяжелейших боях Великой Отечественной войны...

11 августа 1942 года двухмоторный бомбардировщик No 33 из 127-ro авиаполка взлетел с прифронтового аэродрома и взял курс на запад. Экипаж самолета состоял из трех человек. Пилот - капитан Добруш Василь Николаевич, белорус, женат, сорока лет, беспартийный, кадровый военный. Штурман-капитан Назаров Алексей Иванович, русский, женат, тридцати двух лет, член партии, кадровый военный. Стрелок-радист - сержант Кузнецов Сергей Павлович, русский, холост, девятнадцати лет, комсомолец, в армию призван в 1941 году.

Самолет имел две пулеметные установки и нес 900 килограммов бомб. Он миновал линию фронта и прошел над Белоруссией. Люди, сидевшие в нем, обхитрили противника при переходе линии фронта. Они прорвались сквозь расставленные почти по всему маршруту ловушки: аэродромы истребителей, зенитную артиллерию, аэростаты заграждения. Они скрывались в облаках от увязавшихся за ними возле Минска истребителей. Они стороной обошли Сувалки - там их ждали эрликоны. Они пять часов выдерживали нечеловеческое напряжение ночного полета, когда только фосфоресцирующий свет приборов да зеленоватые точки звезд служили им ориентирами, а единственной связью с окружающим миром был гул бомбардировщика, ставший почти осязаемым, и вторглись в воздушное пространство Германии.

1

- Командир, курс двести семьдесят, - раздается в наушниках голос штурмана. Пилот разлепляет губы.

- Понял. Двести семьдесят.

Он едва ощутимо давит кончиками пальцев на штурвал. Самолет медленно кренится, потом так же медленно выравнивается и застывает.

- Есть. Взял двести семьдесят. Пилот сидит так же неподвижно, глядя немигающим взглядом на большую зеленоватую звезду над обрезом кабины. Лицо его холодно и спокойно.

- Штурман, у вас все в порядке?

- Все в порядке, командир.

- Стрелок, у вас все в порядке?

- Как сказать, командир... Я думаю, все в порядке.

- Вы думаете, или у вас на самом деле все в порядке?

- За нами идет самолет неизвестной принадлежности. Летчик сдвигает брови.

- Далеко?

- Четыреста метров.

- Давно он идет за нами?

- Полторы минуты, командир.

- Почему не сообщили мне об этом сразу?

- Я думаю...

- Стрелок, меня не интересует, что вы думаете. Ваша обязанность немедленно докладывать мне об изменении воздушной обстановки. Вы поняли?

- Так точно, командир. Но обстановка не меняется. Я все время держу его в прицеле. Если он вздумает безобразничать...

- Стрелок, прекратите болтовню. С таким же успехом и он нас может держать в прицеле, Стрелок обижается.

- Да нет, командир, он идет с огнями. Я подумал, что не стоит вас беспокоить лишний раз. Пока он держится вполне прилично. Пилот шумно выдыхает, но сдерживается:

- Ладно. Благодарю за заботу о моем спокойствии. Вы хорошо его видите, стрелок?

- Очень хорошо. Я мог бы срубить его одной очередью. Может, позволите, командир?

- Нет! Он отстает или догоняет?

Несколько секунд в наушниках стоит тишина. Потом стрелок говорит:

- Он... отстает. Да, отстает, командир. С отворотом на юг.

- Хорошо. Следите за воздухом. И не забывайте докладывать о... прилично ведущих себя объектах.

- Понял, командир. Простите, командир.

- Прощаю, - ворчит пилот. - Штурман, как курс?

- Курс хорош, командир.

...Командир полка полковник Баклыков долго тер ладонью лоб и хмурился. Наконец он поднял глаза на Добруша.

- Садись, Василий Николаевич... - Он подвинул к нему пачку папирос, потом вспомнил, что Добруш курит трубку, и чертыхнулся. - Будь ты все неладно!.. Как ты себя чувствуешь? Капитан приподнял брови.

- Хорошо.

- Ладно. Вот что. Сегодня ночью наши соседи пойдут на Кенигсберг. Мы посоветовались и решили послать тебя с ними...

Многие уже регулярно совершали налеты на военные объекты Германии. Полк, где служил Добруш, только приступал к ним. Неделю назад на Кенигсберг вместе с соседями ушел первый самолет. Потом еще два. Ни один из них не вернулся.

"Так, - подумал Добруш. - Правда, дело упрощается тем, что идти придется с группой. Но техника..."

Новых машин полку еще не дали, хотя и обещали со дня на день.

- Как только мы получим пополнение и новую технику, полк полностью переключится на Берлин, Кенигс- берг, Данциг. А без опыта, сам знаешь...

- Ясно, - сказал Добруш. - Разрешите идти готовиться?

- Подожди. - Полковник потер ребром ладони переносье и вздохнул. - Как у тебя штурман и стрелок?

- Для такого полета не годятся.

- Подбери сам штурмана и стрелка и доложи мне. Можешь взять из любого экипажа.

- Слушаюсь, товарищ полковник.

- Да брось ты эту официальщину! - поморщился полковник. - Меня зовут Анатолием Андреевичем.

- Спасибо, Анатолий Андреевич. Полковник усмехнулся:

- Вот так-то лучше... Ах, черт, - воскликнул он в следующее мгновение. Не хочется мне посылать тебя на это задание. Но мне нужен хороший командир эскадрильи. А с твоим прошлым...

- Не будем об этом, Анатолий Андреевич,- поспешно перебил Добруш. - Это касается только одного меня.

- Меня это касается еще больше,- возразил Баклыков. - Слишком большая роскошь держать тебя на звене, в то время как у меня нет приличных комэсков. Ну, ладно. Иди. И возвращайся.

- Постараюсь.

Выйдя наружу, Добруш посмотрел на восток. Было рано, но небо уже высветлилось. По нему плыли темные облака.

"Ветер северный, двадцать метров, - машинально отметил капитан. - Если к ночи не утихнет, снос будет большим, придется экономить горючее".

Он шагал по невысокому березняку. Он был среднего роста, грузный, рыжеватый, с плоским красным лицом и редко мигающими зелеными глазами. Левую щеку его от глаза до мочки уха пересекал безобразный шрам - памятка первого дня войны, когда он поднимал свою эскадрилью, из образовавшегося на аэродроме крошева. Тогда он еще был истребителем.

- Василь Николаевич! - окликнули его. Капитан замедлил шаг, потом повернулся и поднял глаза. Его догоняла маленькая белокурая женщина в гимнастерке и юбке защитного цвета.

- Что же вы это не заходите? - спросила она с упреком, подойдя ближе. Совсем нас забыли? Он покачал головой.

- Не в этом дело. Просто...

- Просто... что?

Добруш хотел зайти, но потом передумал. Он знал, что она была бы рада. Она всегда радовалась его приходу и всегда пугалась. Как будто между ними должно было произойти что-то такое, чего уже нельзя поправить. Ее звали Анной. Она работала телефонисткой в штабе.

Иногда ому с ней было хорошо, особенно после возвращения из полета, пока он был полон гулом и грохотом, пока все вокруг качалось и подпрыгивало и он медленно приходил в себя после той свистопляски, из которой только что вырвался.

Но чаще было плохо. Он всегда мучительно переживал неопределенность. Даже в полетах для пего хуже всего было не тогда, когда начинали вспухать дымки зенитных разрывов и по воздуху хлестали, словно плети, пулеметные трассы, а пока небо было мирным и спокойным. Пока все спокойно, никогда не можешь знать, откуда тебя ударят.

В отношениях с этой женщиной все было неопределенно.

Прояви он чуть больше настойчивости, обоим стало бы легче. Наверно, она сопротивлялась бы и после упрекала его. Но у нее было бы утешение, что ей ничего не пришлось решать самой, а он покончил бы со своим прошлым.

Он понимал это. Но все было не так просто. И его прошлое. И ее - которого он не знал, но всегда чувствовал в том напряжении, которое заставляло со деревенеть, как только он приближался. Нет, не стоило ворошить все это.