Зеленая ветвь

Президент, которого считали человеком, лишенным эмоций, выражал ему свою признательность.

- Спасибо, дорогой Николай Алексеевич, - с легким акцентом сказал по-русски Каподистрия. - Спасибо. Еще никто не выражал так свое сочувствие. Так по-доброму, от души можете выражать только вы - славяне... А ведь это исцеляет самую сильную душевную боль. Такое не забывается...

10. МИНУТА НА РАЗМЫШЛЕНИЕ

- А вообще, господин подполковник, личное горе каждого из нас ничтожно перед горем всенародным - перед трагедией моей родины... - Иоанн Антонович развернул лежащую перед ним на мраморном столике карту Греции. Развернул торжественно, как флаг. Райкос увидел знакомые очертания Мореи. А президент продолжал: - Да, милостивый государь, наши личные переживания совершенно ничтожны перед трагедией Эллады... Вот она, земля, залитая кровью; колыбель человеческой цивилизации, растоптанная грубыми сапогами поработителей. Нет ничего ужаснее этой трагедии! Но пробил час, когда каждый, кто предан свободе, в ком не заснула совесть, должен стать ее мужественным и верным солдатом. Даже я, - он грустно улыбнулся, - даже я, человек пожилой, болезненный, сугубо штатский, дипломат, тоже собираюсь приобщиться к военному делу. Тщусь стать арматолом*...

_______________

* Так называли в Греции людей, ставших профессиональными

военными. Слово это походит от итальянского armato - вооруженный.

Иоанн Антонович взял длинную указку с наконечником из желтоватой слоновой кости и стал дрожащей от волнения рукой водить ею по карте. Он остановил костяной наконечник на том месте, где был изображен похожий на трехлапчатый кленовый лист полуостров Пелопоннес. Наконечник несколько раз очертил северную часть полуострова.

- Посмотрите, пожалуйста, господин подполковник, на кружок, который обозначает на карте приморский город. Да, да, вот сюда, - голос президента звучал мягко. - Обратите внимание на изгиб береговой линии залива, который отделяет полуостров от континентальной части Греции. Здесь расположен очень важный город, порт и крепость. Отсюда совсем близко опорные базы противника - крепости Миссолунги и Лемонто, где хозяйничают султанские поработители.

"Не понимаю, зачем он преподносит мне урок географии", - подумалось Райкосу. Президент словно уловил его мысли.

- Подождите. Сейчас вы поймете, к чему я это говорю, - сказал Каподистрия. - Так слушайте. На заседании нашего сената возникла идея направить вас, господин подполковник, как честного, инициативного человека, доказавшего на деле свою преданность Греции, военным губернатором этого города. Как вы относитесь к этому?

У Николая Алексеевича удивленно выгнулись брови. Чтобы скрыть свое замешательство, он несколько секунд старательно разглаживал кончики своих рыжеватых усов.

- Я никогда не губернаторствовал... доселе... и никогда не начальствовал... Да у меня к этому душа не лежит и никакого таланта нет, то есть как его... бишь, призвания. Избавьте меня! Ей-богу, избавьте... воскликнул он в самом неподдельном смятении.

Каподистрию, видимо, позабавило это искреннее замешательство Райкоса. Строгое лицо президента вдруг посветлело.

- В том, что у вас нет практики начальствовать, я не вижу ничего страшного. У меня тоже, например, не было никакого опыта. Но что делать, надо! И вот я стал президентом. Пробил и ваш час... Надо и вам стать губернатором, и губернатором хорошим, с большими полномочиями. Повторяю честным, хорошим губернатором. И вы им станете.

- Но почему я, господин президент? Почему именно я?! - продолжал в том же искреннем смятении спрашивать Райкос.

- Потому, что вы, я уверен, честно справитесь с этим. Лучшего кандидата на пост губернатора у нас нет...

Каподистрия нахмурил густые, осыпанные инеем седины брови, вынул из жилетного кармана большие серебряные часы, открыл крышку.

- Позвольте, господин подполковник, сверим время. У вас, кажется, есть при себе часы.

Райкос вынул луковицу, подаренную Лорером, и в свою очередь щелкнул ее чугунной крышкой.

Брови подполковника по-прежнему были удивленно подняты.

Каподистрия, продолжая сердито хмуриться, взял его под руку.

- Поймите меня, господин подполковник, или, как у вас говорят в России, го-лубчик. Нашему республиканскому правительству нужны верные люди. Люди, которые не глупы, образованы и, главное, неподкупны. Многие добиваются назначения на пост, который я вам предложил. Некоторые даже пускают в ход запрещенные приемы. Нагло и напористо. Используют связи, подкуп, шантаж и угрозы. Но у всех этих претендентов есть один изъян карьеризм и непомерное властолюбие, но нет самого главного, что есть, голубчик, у вас, - верности и желания, не жалея жизни, служить Греции.

- Но ведь вы мало знаете меня.

- Мы наблюдали за вами в сраженьях. Кроме того, я знаю вас по Италии.

- Но у меня нет опыта...

- Вы его приобретете... Никто не рождается губернатором. А отказаться от такой чести - малодушно. Да, господин подполковник, должен вам заявить, что вы проявляете в сем вопросе малодушие...

Слова президента больно укололи Райкоса. Он нахмурился и нервно затеребил кончики рыжеватых усов.

- Я никак не могу принять такого упрека. Ведь я никогда не был трусом.

- В боях не были. А сейчас струсили.

- Позвольте... позвольте, ваше предложение для меня весьма неожиданно, не говоря о его серьезности... И мне необходимо некоторое время для размышления.

- Согласен, - кивнул президент, и его печальные глаза посветлели. Только давайте сверим часы. Сколько на ваших?

- Без четверти три, - ответил удивленно Райкос. Ему было непонятно, почему Каподистрия вдруг переменил тему разговора и занялся часами. При чем тут часы?

- Отлично, господин подполковник. Я очень доволен, что мои старые часы идут так же точно, как ваши.

Глаза президента снова посветлели. Райкосу показалось даже, что в них вспыхнули лукавые искорки.

- Я заговорил о часах совсем неспроста, - пояснил президент. - Для нас с вами дорога каждая минута. Как в бою, когда дорого бывает порой и мгновение. А впрочем, вам, как человеку военному, такое сравнение должно быть хорошо понятно...

Каподистрия вдруг замолк и судорожно приложил маленькую тонкую руку к левой стороне пикейного жилета. Он словно захлебнулся на полуслове. Райкосу припомнились слухи о том, что президента мучает застарелая грудная болезнь - не то чахотка, не то астма...

Из всего, сказанного сейчас Каподистрией, самыми впечатляющими для Райкоса были слова "для нас с вами дорога каждая минута".

"Значит, президент считает и меня, чужеземца, причастным кровно к делу, которому так предан он. Святому делу освобождения греческого народа", - подумал Райкос.

Президент, жадно втянув воздух, справился с припадком. И заговорил неожиданно быстро, словно собираясь наверстать время, которое у него забрала затянувшаяся пауза.

- Именно потому, что для нас дорога каждая минута, я даю вам на размышление не так много времени - одну минуту. Думайте скорее! А потом... потом получите приказ о назначении вас губернатором и необходимые инструкции. Учтите: все эти документы мною уже заготовлены и подписаны.

- Вы шутите, господин президент, - пробормотал ошеломленный Райкос.

- Неужели я похож на шутника?! - рассердился Каподистрия. Бросив взгляд на циферблат своих часов, он громко захлопнул серебряную крышку.

- Время, отпущенное для размышлений, увы, кончилось. Будьте так добры, милостивый государь, сесть вот сюда. - Каподистрия кивнул на стоящее у столика кресло. Президент вынул из портфеля папку бумаг, исписанных каллиграфическим почерком. Они были прошиты шелковой тесьмой и скреплены сургучными печатями.

Николай Алексеевич Раенко, офицер русской армии в отставке, а ныне военный губернатор греческого города, сел в кресло ознакомиться с этими важными документами, скрепленными печатями. Он должен постичь их смысл и выполнить ответственные задания, которые поручила ему молодая Греческая республика, охваченная кольцом врагов.