Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 91



- Сейчас! - откликнулась мать из ванной.

Отчима, прикончившего вторую бутылку, окончательно развезло. Положив здоровенные кулаки на стол, он пережевывал сало и уже не говорил, а что-то мычал:

- Ты... понял?.. Гад... Где шлялся?.. А?..

- У новых соседей был в гостях, - произнес Гера. Еще минут десять, и придется вместе с матерью волочь отчима к кровати. Сам не дойдет.

- Знаю их. Видел вчера, - чуть отрезвел тот. - А чего ты к ним липнешь? У тебя дома нет?

- Это они ко мне прилипли. Дочка их в меня втюрилась. Ничего деваха, ногастая будет. Уже и сейчас есть за что подержаться.

- Чего-то ты рано об этом думать стал. Хотя я в твои годы уже столько девок попортил... В рабочем городке жил, а там... В каждой подворотне...

- Это о чем вы тут? - спросила мать, входя на кухню.

- О бабах, - ответил Гера. - Дядя Вова меня уму-разуму учит.

- Ты бы лучше спать шел, - сказала она мужу. - Совсем вымотался. - Это прозвучало так, словно он только что вернулся после трудовой смены.

- И то дело, - согласился труженик, но неожиданно взгляд его вдруг вновь упал на Герасима и из мутного стал кроваво-красным. - Падла, просипел отчим, - ты почему "здрасьте" не говоришь?

- А вали-ка ты на фиг! - огрызнулся Герасим.

- Убью-у! - Отчим вцепился одной рукой в стол, пытаясь достать пасынка кулаком, но его повело, он завалился на бок и растянулся на полу. Гера отскочил к плите, на которой закипала кастрюля с бульоном из говяжьих мослов.



- Ну хватит, будет тебе. - Клавдия попыталась поднять мужа, загораживая от него сына, но сама тут же получила удар кулаком в бок, сдавленно охнула и отлетела к стене.

- А-а, твари!.. Сговорились! - заорал отчим, встав на ноги и схватив бутылку за горлышко.

И в это мгновение кипящий бульон выплеснулся ему на голову.

Гера юркнул в коридор, слыша за спиной звериные вопли отчима.

8

Карина ещё продолжала в истоме прижиматься щекой к его плечу, но уже исчезала, растворялась во сне, уходила в единственную для каждого страну, и в такие мгновения он всегда глупо боялся, что жена не вернется обратно никогда. Почему - он и сам не мог себе объяснить. Ночь, темнота, все, что связано с луной, тяготили его, таили некую опасную тайну, к которой Владислав боялся прикоснуться. Порою он ощущал себя просто большим ребенком, вынужденным притворяться и играть во взрослого, не понимая и не принимая навязываемых ему правил. Возможно, именно поэтому он и выбрал столь редкую профессию - кукольный мастер. Может, именно оттого и находил больше смысла в жизни детей, чем в жизни тех, кто их породил. Жена что-то прошептала во сне. Он не разобрал, скорее, почувствовал: что-то её тревожит. Сам он сейчас думал про этого паренька, который случайно вторгся в их жизнь. Хотя, собственно, ничего и не произошло: ну, сначала нахамил, потом напакостил в туалете... И что? Выкинуть его из их крохотного семейного мира, выбросить из головы и больше не замечать. Еще лучше надрать уши. Но воспоминания о нем невидимо звенели в темноте, словно комар, способный превратить ночь в бессонный ужас, когда приходится постоянно вскакивать с постели, зажигать свет, искать зловредное насекомое по всем уголкам и, не найдя, валиться в изнеможении обратно, стараясь заснуть, а потом ждать, напряженно ждать, когда он все-таки обхитрит тебя и вонзит свой острый хоботок в твою кожу. Было в этом ожидании новой встречи с мальчиком что-то мистическое, инфернальное, будто предопределенное судьбой, и Владислав чувствовал это. Они как бы наконец-то сошлись, идя несколько лет навстречу друг другу. Странно, странно...

Потом мысли кукольного мастера перекинулись к появившейся сегодня в его мастерской новой игрушке. И это также показалось ему не случайным, наоборот, чрезвычайно важным, знаковым событием. Кто-то словно разбрасывал перед ним метки, в которых он должен был разобраться. Стоило только тому старикану выложить на стол куклу, высвободив её из простыни, Владислава кольнуло в сердце: что-то знакомое проявилось в чертах лица металлического мальчика. Он уже видел его утром - в этом не было никаких сомнений. Та же улыбка, тот же овал лица. И, что самое удивительное, взгляд. Хотя как можно всерьез говорить о каком-то взгляде у безжизненного куска железа, пусть даже и приобретшего форму человеческого тела? И все, все же... Ведь и вещи умеют смотреть на своего нового хозяина. Старик, мастер и кукла - все трое улыбались друг другу, как попавшие в одну клинику тяжело больные, ожидающие операции и не ведающие, что ждет их впереди.

Владислав заворочался, потревожив спящую жену, и та отвернулась, разметав черные длинные волосы по подушке. Приподнявшись на локте, он стал всматриваться в её бледное, словно выточенное из мрамора лицо. Галя унаследовала черты матери, подумал он. Восточная кровь сильнее славянской. Карина, будто почувствовав его взгляд, тяжело вздохнула, веки её дрогнули.

- Спи, милая, спи, - прошептал Владислав, склонившись ниже, не зная, как оградить их всех от неведомой опасности, притаившейся в темном углу комнаты.

Он осторожно отодвинулся, встал, прошел на кухню, где наконец-то включил свет. Хотелось пить, было душно, хотя из открытого окна доносилась ночная прохлада. На новом месте все кажется таким неуютным, необжитым, тревожным, хотя и вселяющим какую-то надежду на счастливые перемены. И тут же он подумал, что никаких особых перемен ему в общем-то не нужно. Зачем? Все и так слава богу! Не надо желать слишком многого. Сохранить бы то, что даровано тебе как величайшая милость, - семью, дом, любимое дело, покой. Никто не сможет отнять их у него. Разве что смерть.

Он пил холодный, горький, вяжущий чай, искоса поглядывая в растворенное окно, на улицу, упирающуюся в парк, шумный и веселый днем, а теперь, во втором часу ночи, похожий на огромного мертвого сенбернара. "Надо бы купить собаку", - подумал вдруг Владислав. Так, на всякий случай. Да и Галинка давно просит...

Неожиданно его внимание привлекла странная картина, хотя, если разобраться, ничего особенного для этого времени не происходило. Просто по улице пошатываясь брел какой-то пьянчужка, еле волоча ноги и прикладываясь к каждому фонарному столбу. Путь он держал прямо в парк - под сень деревьев, видно, облюбовав там место для ночлега. А за ним, на некотором расстоянии, скользили три короткие тени - эти тоже останавливались возле столбов, но явно прятались. Все это имело одно объяснение: трое выслеживали одного, крались за ним, как опытные охотники. Намерения их были ясны.