Путь Кланов

Джоанна улыбнулась. Это с ней тоже случалось крайне редко.

– Пытаешься осмыслить, кто ты для меня? Брось – мой тебе совет. Потому что ты – никто. Ты машина, точно так же, как БМР. Ты придаток к боевому роботу, точнее, можешь им стать, если, конечно, тебе все-таки удастся пройти Аттестацию. Ты когда-нибудь думал, кем ты тогда будешь? Я тебе скажу. Воином – водителем робота, воином-роботом. Вслушайся в это слово: воин-робот. То есть воин-раб, раб робота, воин, который служит своему роботу; воин, который есть не что иное, как часть этого самого робота, понял? Ты станешь частью машины, ты сам будешь машиной. А пока ты даже этим не можешь похвастать. И ты еще пытаешься заикаться о каком-то имени? Машине до лампочки, как ее ни назови. Заруби это себе на носу, птенчик.

– Я так не считаю.

– Тогда я вынуждена тебе заметить, что ты туп. Еще одно очко в пользу того, что тебе никогда не стать воином. Плохи твои дела, птенчик, воут?

– Ут. Ты мне это говоришь сто раз на дню. Джоанна внезапно села. Старое потрепанное одеяло сползло, открыв ее грудь. Поначалу ее маленькие, упругие, красивой формы груди вызывали у Эйдена некоторый интерес, который со временем притупился, а потом и вовсе сошел на нет. Слишком много времени проводили они вместе. Сейчас внимание Эйдена непроизвольно фиксировалось на отдельных деталях. Капля пота, упавшая с подбородка на грудь. Длинный шрам, начинавшийся от шеи и тянувшийся к левой груди. Сколько раз приходилось Эйдену касаться этого шрама, но он так и не спросил Джоанну ни разу, откуда он у нее.

– Временами я спрашиваю себя, – ее голос был на диво спокойным – третье чудо за ночь ,– не сделала ли я большую глупость, позволив тебе свободно обращаться ко мне, когда мы вдвоем. Может, имело смысл сохранять уставные отношения и здесь, в постели? А теперь слушай. То, что скажу тебе сейчас, я скажу один раз. Повторять не буду, запомни.

Она поморщилась и потянулась за курткой. Куртка лежала на столе возле постели. Раздеваясь, Джоанна швырнула ее туда, не глядя. Теперь она говорила, одновременно надевая куртку через голову.

– Птенчик... ЭЙДЕН. Я обратила на тебя внимание сразу же, в тот самый день, когда ты прибыл сюда. Я увидела вызов в твоем взгляде, да и не только во взгляде – во всем. Даже когда ты стоял с постной рожей, в тебе был вызов. А еще в тебе чувствовался будущий воин. В тебе был потенциал. Я сразу это определила. Кроме того, меня заинтриговала твоя серьезность. Даже в той дурацкой ребяческой потасовке, которую вы учинили сразу же по прибытии, ты выглядел взрослым. Ты был сильнее их всех. Я ценю это в людях. Поэтому я и постаралась в тот день превратить тебя в отбивную. Но ты не сломался и в тебе по-прежнему кипела ярость. Мне это тоже пришлось по душе.

Надев куртку и натянув штаны, Джоанна приняла свой обычный вид, в котором расхаживала по лагерю. На нагрудных карманах ее куртки были привинчены потускневшие от времени серебряные значки – награды за воинскую доблесть.

– Я сама была такой. В моей сиб-группе. Наверное, даже круче, чем ты. Но ты всегда пекся о своих сиб-сотоварищах, ты и сейчас о них печешься. А вот я на своих плевала. Я хотела только одного – стать настоящим воином. Я думала, что потом, когда окажусь в настоящей воинской среде, я найду себе боевых товарищей. Ничего подобного! Я нашла там то же, что и везде. И тогда я приняла это как данность и смирилась.

Сейчас Джоанна занималась разглаживанием складок на одежде при помощи устройства, приобретенного, должно быть, по случаю на каком-нибудь базарчике на одной из далеких планет. Устройство представляло собой цилиндрический валик с ручкой. При соприкосновении с тканью валик искрил. На вид устройство немудреное, однако же работало очень эффективно, разглаживая любые складки.

– Моя ненависть к окружающим здорово помогла мне в военной карьере. Когда ненавидишь, это всегда придает тебе некий дополнительный импульс. И, если честно, я убеждена, что ненавидеть других – это самое разумное, если хочешь преуспеть.

Джоанна на миг замолчала, потом заговорила вновь:

– Время от времени мне попадаются люди, к которым я начинаю относиться не так, как к остальным. В общем-то я ненавижу и их, но это, можно сказать, ненависть в ослабленной форме. Вот и с тобой так вышло. Когда я увидела тебя, то поняла – мне остается одно из двух: либо сокрушить тебя, раздавить, вышибить из тебя мозги, искалечить, сделать дефективным идиотом и отослать на хрен отсюда, либо сделать из тебя такого воина, какого свет не видывал, а перед этим выколотить из тебя всю дурь.

Теперь Джоанна смотрела на Эйдена в упор.

– Я с самого начала чувствовала, что ты что-то скрываешь. Я прекрасно знаю о твоем противоестественном, назовем это так, влечении к кадету Марте. Я заметила это почти сразу. И вынуждена была принять все меры, чтобы это не повредило ни тебе, ни ей. Сделала все от меня зависящее. Я разрушила вашу связь. Марта станет воином, и тебе не удастся своими романтическими бреднями ей помешать. И она теперь не будет для тебя препятствием.

Эйден открыл было рот, чтобы возразить, но Джоанна оборвала его.

– Молчи! Мне плевать, что ты по этому поводу думаешь. Слушай, птенчик, я тебе кое-что скажу. С самого начала я положила себе за правило быть с тобой сверхжестокой. Я сделала все, чтобы усложнить тебе жизнь, чтобы сломать тебя. Таков был единственный путь сотворить из тебя воина. Я знала это с самого начала. Ты слишком много думаешь, Эйден, и в конце концов погоришь на этом.

Покончив с туалетом, Джоанна встала с кровати. Одним движением головы она заставила свои длинные волосы лечь как надо. Эйдена всегда изумляло, как ей это удается.

– Я вижу ненависть в твоих глазах. Хорошо. Это то, что нужно. Я специально добивалась этого. Сегодня мы здесь последний раз вдвоем. Больше я не стану тебя вызывать по ночам. Отныне между нами только уставные отношения. А теперь заткнись и катись отсюда. И напоследок желаю тебе проиграть. Будь ты проклят.

Эйден был рад поскорее убраться из жилища Джоанны. После ее сегодняшних речей он еще больше возненавидел это место и саму Джоанну.

Прошло несколько часов, а Эйден все ворочался и не мог понять, чем был вызван сегодняшний разговор? Уже начало светать, а он еще лежал с открытыми глазами и терялся в догадках. Ясно было одно: он должен любыми средствами доказать Джоанне, что сможет стать воином. А в тот день, когда Аттестация будет уже позади, он с удовольствием плюнет на ее начищенные до зеркального блеска сапоги.

XI

В те редкие минуты, когда удавалось отвлечься от постоянных занятий и тренировок, Эйден думал о сменявших друг друга днях, как о снарядах, очередями летящих в цель. Снаряды-дни проносились слишком быстро, чтобы их можно было заметить. И все они поражали свою цель – Эйдена. Позднее, если бы его попросили изложить события этого периода в хронологическом порядке, он бы, наверное, затруднился это сделать.

Эйден видел, как все больше и больше отдаляются друг от друга сибы. В них появилось что-то чужое, враждебное. Даже в Марте.

И сам Эйден как-то неуловимо изменился. Он ощущал это, начиная с последнего вызова к Джоанне, которая тогда сказала ему, что он не что иное, как машина. Что же, она была не так уж и не права. Эйден чувствовал, что он и впрямь стал машиной, по крайней мере уже на полпути к этому. Любые эмоции он себе запретил. Все его интересы свелись исключительно к учебе. Приказывали делать – он делал. Приказывали отвечать – он отвечал, отрывисто и кратко. Одним словом, Эйден сделался образцовым кадетом.

И чем больше он старался, тем больше орала на него Джоанна, тем сильнее пыталась унизить его перед остальными. Каких только эпитетов она не придумывала! Раньше он бы злился, теперь ему было все равно.

Эйден стал плохо спать. Вымотанный до предела, он лежал по ночам в бараке, а сон к нему все не шел и не шел. В последнее время Эйден даже полюбил ночные дежурства. Лучше уж стоять на часах, чем просто так валяться и маяться от бессонницы.