Запустение

- Можно я посмотрю на дорогу? - попросила она.

- Сейчас, - ответил Штурман. Потом, наконец, оторвался от карты и проговорил: - Странные места.

- На какой экран смотреть, чтобы видеть дорогу? - повторила свой запрос Ксенобиолог.

Штурман вытащил из бардачка электронные очки, подсоединил их к слоту на приборной панели и протянул Ксенобиологу.

- Ты, Салли, конечно же понимаешь, что за бортом ночь. Но я произведу некоторые настройки и тогда ты сможешь наблюдать окрестности и дорогу словно бы днем. Останется только подобрать яркость и цветовую насыщенность самой с помощью кнопочек сбоку очков.

Ксенобиолог кивнула.

Штурман ненадолго надел свои такие же очки, а затем вновь вернулся к изучению карты.

- Ой, - вскрикнула Ксенобиолог. Салон слегка качнуло. - Людвиг, да не гони ты так быстро. Едем черт знает где, по каким-то буеракам.

- Это называется быстро едем? - успокаивающе спросил Штурман. - Ты же в космосе в тысячи раз быстрее перемещаешься - и ничего.

Она испуганно схватила его руку.

- Людвиг - это гораздо хуже Парка ужасов Кинга. Ты ведь знаешь, что неправ насчет скорости, а зачем начинаешь обманывать. Скорость в нашем случае _относительно_ высока.

- Салли, - сказал ей Штурман. - Ты расслабься и постарайся получить наслаждение, приятные эмоции. Наверное, тебе не следует смотреть прямо под колеса, а смотри чуть дальше: окрестности, небо, горизонт.

- Хорошо, - ответила Ксенобиолог.

А вездеход, за неимением дорог, упрямо катил вперед, ориентируясь лишь на конечную цель и лишь изредка объезжая особо трудные препятствия. Словно бы он был уверен в том, что создан человеческими конструкторами лучшим в своем роде, словно чувствуя их многочисленную поддержку за своей спиной. И действительно, холмистая местность потихоньку выправлялась, а оврагов, через которые приходилось скорее перешагивать, иногда перепрыгивать, чем переезжать, стало попадаться все меньше.

Штурман устало вскинул голову и оглянулся назад. Геолог крепко спал, а чтобы не мешать ему, Кант также прикорнул на коленках, придавленный теплым весом его тяжелых ладоней, и лишь время от времени подрагивало чуткое рыжее ухо.

Глава IV

Первая ночь вне Корабля. Огненное шоу Геолога. Собака

чует неладное. Очень экзотическое времяпровождение

игра в карты. Авария.

Штурман-таки заснул за рулем. Он совершенно не помнил в какой момент это случилось, но теперь, после дурного неспокойного сна, он чувствовал себя разбито. Причем разбитость ощущал отнюдь не через тело - потягиваться было все также истомно приятно - а где-то через душевное состояние.

Вдруг он вспомнил, что сидит в кресле вездехода и тогда окончательно проснулся - от осознания того, что вместо легкого гудения вокруг стоит тишина. И только тишина. Он немедленно открыл глаза, чтобы олицезреть следующую картину. Все члены экспедиции тоже спали, кроме пинчера, который, услыхав пробуждение Штурмана, поднял голову и, не вставая, пытался трогательно проделать какие-то приветственные движения хвостом. Вездеход очевидно стоял без движения. Штурман бросил взгляд на приборную панель и сразу понял причину этого. Оказывается, пока они все спали, машина преодолела почти двухсоткилометровый отрезок пути до конечного пункта, который ей был указан и естественно остановилась, ожидая дальнейших распоряжений.

Тогда Людвиг осторожно, чтобы не будить остальных, приоткрыл боковую дверцу и на него немедленно дохнула прохлада ночи. Он вновь включил потухшие фары и вылез наружу. Вокруг было по-настоящему непроглядно. Свет передних фар выхватывал лишь небольшой кусок покрытой мраком поверхности земли, да в воздухе непонятное сизое струение, поднимающееся снизу вверх. От габаритных огней было мало проку. Штурман даже удивился теперь - зачем они вообще нужны? Ведь такие машины эксплуатируют лишь в местах, где не может быть речи о каком-либо встречном или попутном автомобильном движении. Или опять сказалась барская привычка любое устройство изготавливать универсальным, с количеством возможных функций в разы превышающем его в основном используемые функции. Да, так и есть, - согласился Штурман и опять его внимание вернулось к всеобъемлющей ночи. Для него было внове очутиться в неконтролируемой, а тем более открытой (незамкнутой) темноте. Обычно свет сопровождал его повсюду - во всех ситуациях, когда глаза его были открыты. Сейчас же его глаза были как никогда открыты, но он не видел даже ближайшие в сторону от машины предметы и лишь неведомым чутьем там угадывались жесткие расщеперившиеся прутья и пятерни атмосферных регуляторов.

И еще со всех сторон его окружали звуки. При этом он испытывал к ним трудносмешиваемую гамму чувств: эти звуки ему казались то чарующими, то настораживающими, то тревожащими, то нежно ласкающими слух. Он не мог видеть что же все-таки производило эти звуки. Тихое шуршание, по-видимому, исходило от колышимых ветром пластинок солнечных батарей атмосферных регуляторов. А ведь еще тут было стрекотание, легкое постукивание, время от времени раздавался повторяющийся мелодичный минорный пересвист. После этого Штурман заключил, что его окружает большое количество механизмов и электронных устройств, производящих все эти шумы и собравшиеся здесь "на человеческое присутствие". И так как он не мог их видеть, то и не мог достоверно определить каждое их целевое назначение.

Тогда Людвиг, продолжая держаться одной рукой за гладкий, композитный бок вездехода, попробовал несколько раз закрыть и снова открыть веки. По большому счету было одинаково - он по-прежнему не мог разглядеть ничего, а глаза привыкали к темноте чрезвычайно медленно.

Штурман знал, что если снова вернется внутрь вездехода, то вновь попадет в тепло уютного микроклимата, созданного человеком, для человека и под человека, но может быть потому, что он всегда был немного упрямым, теперь он не хотел этого делать. Набравшись храбрости (хотя вряд ли здесь можно в полной мере применить это слово, ибо Людвиг практически никогда в жизни не испытывал страха), он отпустил руку с машины и сделал несколько шагов в сторону темноты. И сразу едва не потерял равновесие в отсутствие ориентиров. Его ноги, обутые в облегченные туфли скользнули по сырой вихотке травы и уперлись в высовывающийся из моха камень.

Штурман замер, а потом присел на корточки, медленно ощупывая рукой шершавый бок этого камня. Между пальцами заструилась длинная гофрированная гусеница и он с пещерным ужасом отпрянул назад и, потеряв-таки равновесие, уселся на собственную задницу. Теперь он пребывал в самом нелепом положении и медленно размышлял, как же он все-таки в него попал. Он ощущал некоторую досаду оттого, что здесь нет самого обыкновенного света, а если и есть (что еще хуже!), то он не знает как его включить.

Вдруг ночную тишину буквально разорвал рев заработавших двигателей вездехода.

- Эй! - вскричал Штурман, вскакивая на ноги.

Тут широко распахнулась дверца машины и в ее проеме показался разгоряченный после негаданного сна Инженер. Свет из салона хлынул наружу, выхватив отряхивающегося от холодных капель росы Штурмана.

- Людвиг! - удивленно и достаточно громко закричал Инженер. - Что же ты там делаешь! А мы тебя ждали-ждали, ждали-ждали. Я даже хотел посигналить.

Штурман подошел к нему и заглянул в салон, из которого пахнуло родным теплом и, главное, мягким ярким светом.

- Что, все уже проснулись? - спросил он.

- Давно уже, - за всех ответила Ксенобиолог. - Мы не хотели без тебя начинать обедать.

- Ну и как там? - безразлично спросил Штурмана сладко потягивающийся Геолог.

- Где там?

- Там, на улице.

- Так, ничего особенного.

- Значит, мне и не стоит выходить, - решил Геолог. - Итак, полагаю нам следует перекусить, чтобы со спокойной... совестью и на сытый желудок продолжать эту утомительную поездку.

Вдруг Ксенобиолог подняла руку ладонью вперед и немного покачала ее взад-вперед.

- Господа, у меня есть отличная идея. Мы должны обязательно пообедать на свежем, так сказать, воздухе. И даже не то, чтобы здесь было душно, совсем напротив, а просто мы должны выплеснуть немного отрицательной энергии, разрядиться.