Ужасный Федя

И тут я испугался уже по-настоящему.

- Ты с ума сошел! - Я схватил его за руку и машинально огляделся. - Ты хочешь ломиться - за ним так... и даже без оружия? Но он же свернет нас в бараний рог?

- Не свернет? - упрямо ответил Виктор, - Если бы котел, то свернул бы уже давно.

Сейчас он и на самом деле был похож на сумасшедшего. На одержимого. Вряд ли он сам верил в то, о чем сейчас сказал мне, для него собственные слова ничего не значили - они были призваны убедить меня. Если бы даже неандерталец слыл кровожадным убийцей, и это не остановило бы моего друга. Он походил сейчас на выпущенный из пушки снаряд, ловить который на пути к цели просто немыслимо.

Я это прекрасно понимал, и его ответ меня не убедил. Я снова вспомнил репродукцию из журнала, и меня затрясло, как от тока. Если я еще не верил в гоминоида реликтового, то в нечто более ужасное я поверил безоговорочно. Тут, за тысячи километров от родного дома, я готов был поверить во что угодно. Остатки романтики слетели с этого предприятия так стремительно, что у меня вдруг закружилась голова. Рядом стоял мои друг Бомбаревич, которому я доверял в любом деле, но мне вдруг показалось, что это и не Бомбаревич вовсе, а коварный и хитрый враг, пытающийся заманить меня в, ужасную ловушку.

- Витя... - произнес я, надеясь неизвестно на что, - Я дальше не пойду!

Бомбаревич безжалостно поглядел на меня. В его глазах появился странный металлический блеск.

- Трус ты несчастный! - вдруг процедил он с нескрываемой злобой. - Ну и катись на все четыре стороны!

Он стремительно повернулся и пошел прямо в вязкую мглу таинственной чащи.

Я замер в нерешительности, потом окликнул его, но на этот раз Бомбаревич и не подумал обернуться. И я понял, что мне не остается ничего иного, как двинуться вслед за ним. Если бы я даже и захотел возвратиться домой в одиночку, у меня ничего бы не вышло. Проклятая тайга прикончила бы мой разум прежде, чем я сообразил бы, в какую сторону идти.

Я подхватил рюкзак и, прилаживая его на ходу, проклинал все на свете. Бомбаревич скрылся из виду, и это было невыносимо. Снова крикнуть я поостерегся, и поэтому пришлось напрячь все силы и волю, чтобы, не поддавшись панике, нагнать его.

Бомбаревич продвигался поразительно быстро. Ныряя под низкие ветви деревьев, проламываясь сквозь цепкий кустарник, он словно шел по следу наверняка выбранной дичи. Я же, сколько не вертел головой и не вглядывался себе под ноги, ничего не видел. Только один раз попалась ветка, сломанная на высоте человеческого роста. Виктор мельком взглянул на нее, словно видел в ней подтверждение своих догадок, и устремился дальше. Со мной он так и не заговорил до тех пор, пока мы не вышли на большую поляну.

Пока мы совершали эту выматывающую экскурсию под пологом сырого леса, заметно потемнело. Туман не сгустился и не рассеялся, солнце, судя по стрелкам наручных часов, должно было находиться не так уж и низко, однако темно было так, словно кто-то покрыл невидимое небо густой маскировочной сетью...

- Болото, - сказал Бомбаревич и отступил на шаг.

Я огляделся. И правда - поляна была не поляной, а настоящим болотом. Там и сям из него торчали какие-то пеньки и кустики. Противоположный берег терялся в пелене тумана.

- Так, - коротко сказал Бомбаревич и неприязненно оглядел меня. Мое состояние, ясно, ему не понравилось. - Привал.

Я потянулся к лямкам рюкзака, благодаря неизвестно какую силу за это желанное препятствие, как вдруг услышал в стороне странный шум. Будто кто-то пнул пустую железную бочку.

Бомбаревич резко обернулся на звук, и я увидел, как изменился цвет его лица. Оно стало зеленым. Я моментально понял, что он чего-то испугался, и, чувствуя, как все внутри переворачивается, тоже оглянулся.

Невдалеке от нас, в тени обвисших деревьев, стоял _он_. Мне не нужно было долго его разглядывать, чтобы в этом убедиться. Я видел его уже сотни раз. Поражающим был только рост.

Неандерталец крепко стоял на ногах-бревнах и походил сейчас на вырезанную из гигантской колоды фигуру далеко не сказочного страшилища. Ни один волосок не шевелился на его гладкой, словно у породистой собаки шерсти, на теле не играл ни один мускул. Но его ужасные, _красные_ глаза глаза навыкате, глаза изверга - медленно двигались, обводя нас с Бомбаревичем пустым холодящим взглядом.

Я вдруг подумал, что не выдержу этого противостояния. Бомбаревич не подавал признаков жизни, и мне показалось, что он умер, стоя. Но отвести своего взгляда от этих красных глаз я был не в силах. Мне думалось, что упусти я их хоть на мгновение, и в движение придет какая-то страшная пружина, которая сделает обстановку еще ужасней.

Занятый своими чувствами, я и не пытался разглядеть неандертальца подробнее. Мне показалось, что я могу так простоять, не мигая, и день, и два, и месяц, и год, лишь бы это чудовище тоже не делало никаких движений, но тут Бомбаревич тронул меня за плечо.

- Петя... - нервно прошептал он. - Ты видишь?

"Еще бы", - сказал я, но оказалось, что только подумал. С перепугу язык усох и не шевелился.

Неандерталец продолжал стоять, как пень, и мне вдруг показалось, что взор его потух. И в тот же миг Бомбаревич выступил вперед.

- Эй! - дрожащим голосом, но довольно ласково позвал он, и протянул к страшилищу руку.

Неандерталец отступил и задел головой массивную ветвь, расположенную метрах в трех от земли. Я услышал треск дерева.

- Не бойся нас!.. - осмелел Виктор и двинулся вперед.

Я, затаив дыхание и чувствуя, как отнимаются ноги, Напряженно следил за этой сценой.

Внезапно на краю болота позади неандертальца показались две размытые туманом фигуры. Они вынырнули из чащи так стремительно, что, увидев их, я вздрогнул. Это были люди, причем один из них с ружьем на плече, и они быстро приближались, о чем-то переговариваясь. Неандерталец повернул в их сторону массивную голову и вдруг с шумом потянул носом гнилой болотный воздух...

События развернулись молниеносно, я даже не успел сообразить, что к чему. Винтовка соскочила с плеча незнакомца и раздался приглушенный туманом звук выстрела. Я подумал, что стреляют в чудовище, но пуля угодила мне в живот и я, завертевшись на месте, словно ветряная мельница, полетел на землю. Головой я ударился о камень, из глаз посыпались искры. Но сознание я не потерял. Боли не было, был только шум в ушах. Сквозь этот шум я различил какое-то гиканье, затем кто-то истерически закричал:

- Бей гадов!

Мгновение спустя округу потряс неимоверной силы рев, такой, словно его исторгли сто паровых гудков сразу. Удивляться, поражаться и пугаться не было уже ни времени, ни сил. Не раздумывая более над тем, почему я до сих пор жив, размахивая руками и цепляясь за что попало, я попытался встать, но снова был сбит с ног. Впрочем, удар был не сильный и я, словно ванька-встанька, вскочил опять. Прямо перед моим носом мелькнули чьи-то ноги, поднятые в воздух, затем я увидел рядом с собой поражающе гигантскую сгорбленную фигуру неандертальца, который молотил своими ручищами-кувалдами, казалось, прямо по земле. Раздался еще один выстрел, но на этот раз пуля со мною не встретилась, и в суматохе я даже не мог разобраться, куда она полетела и вообще - в кого же на этот раз стреляли...

Неандерталец наконец разогнулся, держа в руке тщедушное на ее фоне тело Бомбаревича. Вся одежда Виктора была заляпана странной темной жидкостью, руки и ноги обвисли. Неандерталец швырнул его в меня, и я в который раз полетел на землю. В лицо плеснуло чем-то неприятно-теплым, и прежде чем безвольное тело друга придавило меня, я понял, что его голова так и осталась в пальцах неандертальца.

И в тот же миг краем глаза я заметил стремительно приближавшийся к моему лицу грязный сапог. Последовал сильный удар, и этого удара было достаточно для того, чтобы я наконец отключился.

Вероятно, я находился без сознания долго, потому что за это время успел прожить целую жизнь. Картины сменяли одна другую очень быстро, и к тому моменту, когда я открыл наконец глаза, я успел уйти от этого страшного события на много лет вперед. В этих снах Бомбаревич благополучно состарился и умер естественной смертью, реликтовый гоминоид так и остался существовать только на страницах журналов. А вот пуля, попавшая в меня, продолжала сидеть во мне, только не в животе, а в мозгу. Она ворочалась там в силу каких-то необъяснимых причин, вызывая боль, и ни на секунду не позволяла выкинуть из памяти идиотские-красные глаза привидения-неандертальца, которое оторвало голову Бомбаревичу-кукле.