Страница 2 из 16
Когда в начале XVII века венецианский посол в Мадриде Контарини доносил своему сенату, что испанская монархия (наряду с Оттоманской империей) является самым мощным государственным образованием, то большинству современников еще не были видны грозные приметы окончательного заката. Однако уже в 20-30-е годы они обозначились с такой очевидностью, что даже самые недальновидные стали понимать, что это конец. Положение Испании того времени определялось прежде всего острейшим несоответствием между усиливающимся абсолютизмом и глубочайшим хозяйственным кризисом, нищетой крестьянских и городских низов. Особенно тяжелым было положение крестьянства, составлявшего подавляющее большинство населения страны. Один современник Кальдерона, бенедиктинский монах Бенито де Пеньялоса-и-Мондрагон, в книге "О пяти превосходствах испанца" (1629), отмечая катастрофическое положение крестьянства, писал: "...кажется, все сословия королевства столковались и поклялись его разорить и уничтожить. Дошло до того, что само слово крестьянин приобрело столь дурной смысл, что стало равнозначным мошеннику, простофиле, пакостнику и еще худшим выражениям" {Цит. по статье К. Н. Державина "Саламейский алькальд" Кальдерона" (предисловие к русскому изданию этой пьесы, "Искусство", М.-Л., 1939, стр. 10).}.
Стремительно нараставший крах испанской государственности, коррупция бюрократического аппарата, фаворитизм, потеря части заморских и европейских владений, неудачные войны с Францией, сепаратистское движение в Каталонии, многочисленные заговоры и восстания, распад прежних, когда-то прочных нравственных устоев, традиций и представлений в сочетании с "католическим началом", сгубившим Испанию "своим угнетающим преобладанием над всеми другими элементами государственной жизни" {В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. XII, М.-Л. 1956, стр. 466.}, - все это не могло не вызвать среди испанской интеллигенции чувства растерянности, тревоги и скептицизма. С одной стороны, обозначалась определенная тяга к незыблемым идеалам, к возвышенному, к красоте, а с другой - с этим отлично уживалась скептическая формула "жизнь - сон, жизнь - комедия". Однако тут же писатели (и, в частности, Кальдерон) стремятся умерить свой скептицизм указанием человеку на его обязанность оправдать земное существование добрыми делами и поступками.
Прежние ренессансно-демократические идеалы, питаемые национальными традициями (характерные для Лопе и его ближайших соратников), стали уступать место учено-гуманистическим, которые в сфере художественной абстракции легче сочетались с трагическим восприятием действительности.
Лишившись былой практической целеустремленности, испанский: театр начинает подпадать, с одной стороны, под влияние ученых-педантов, авторов ренессансно-классицистских поэтик, вроде Карвальо ("Лебедь Аполлона", 1602) и Каскалеса ("Поэтические законы", 1604-1617), а с другой - под влияние барочной школы лирики Гонгоры (влияние которого сказалось и на позднем Лопе). В творчество Кальдерона все глубже проникает один из основных мотивов позднего испанского Возрождения - сочетание шутки и горечи. По замечанию современного испанского исследователя Кальдерона Анхеля Вальбуэна Брионеса, сцены кальдероиовских пьес "постоянно колеблются между мадоннами Мурильо и шутами Веласкеса".
Характерную для Кальдерона трагическую антиномию реализма - идеализма справедливо связывают с именем Сервантеса. Однако вряд ли это безоговорочно. Влияние Сервантеса на Кальдерона было огромно, но плодотворность его отнюдь не только в плане развития трагического начала у Кальдерона. Будучи последним великим поэтом испанского Возрождения (периода его заката), Кальдерон именно через Сервантеса связан с народно-демократическими гуманистическими традициями национального Ренессанса периода его расцвета. Следует, однако, иметь в виду, что, восприняв от Сервантеса антитезу яви и идеала, Кальдерон в своей художественной практике пытался сгладить эту антитезу, пытался на морально-религиозной основе дать примирительную концепцию мира, проникнутую одновременно сословно-абсолютистским духом в социальном смысле. Острота реакции Кальдерона на факты действительности, сочетание в его художественном мышлении абстрактной философичности с обнаженной тезисностью и конкретностью в отражении тех или иных областей социальной и духовной жизни общества, стремление к идеальному абсолюту через мучительные сомнения, слияние в его творчестве мотивов самого утонченного барокко и традиций демократического гуманизма послужили поводом для разноречивых толкований его театра, иной раз взаимоисключающих и почти всегда пристрастных.
2
Пристрастность в оценках Кальдерона сказалась даже на характере его жизнеописаний. Скудость фактических данных пришлась на руку прежде всего его восторженным почитателям. Ставшее привычным противопоставление Лопе де Вега - Кальдерон тут нашло, пожалуй, наиболее нелепое выражение. Чтобы эффектнее изобразить иконописный лик своего кумира, биографы Кальдерона нередко сравнивают его жизнь с жизнью Лопе. Благостный созерцатель, нежный, снисходительный мудрец, философ-аскет Кальдерон и забияка, кутила и многоженец, ловкий царедворец Лопе де Вега. Между тем и имеющихся фактов достаточно, чтобы убедиться в беспочвенности такого противопоставления, не говоря уже о его бессмысленности.
Дон Педро Кальдерон де ла Барка Энао де ла Баррера-и-Рианьо родился 17 января 1600 года в Мадриде в семье секретаря королевского казначейства дона Диего Кальдерона. Мать драматурга - Анна Мария де Энао (родом из Фландрии) умерла, когда Педро исполнилось десять лет.
Звучное имя и горделивый герб с девизом "За веру" вводил в заблуждение многих биографов, распространявших миф об аристократическом происхождении Кальдерона. На самом деле он принадлежал к дворянству средней руки. Дед его был писарем казначейства, а бабка - дочерью оружейника Франсиско Руиса, правда, столь искусного в своем деле, что Лопе де Вега даже утверждал, что "его изделия могли украсить любого принца".
Восьмилетним мальчиком Педро был отдан на воспитание в мадридский иезуитский колледж (Колехьо имперьяль). Когда умерла мать, на руках у дона Диего оставалось шестеро детей. В 1614 году отец женился вторично. После смерти отца, случившейся через год после женитьбы, в многочисленной семье начались нелады. Ссоры с мачехой из-за крохотного наследства привели к судебному разбирательству.