Страница 9 из 22
— Да чего проверять, когда и так все ясно! — закипятилась продавщица.
— Спокойней, Лариса, спокойней, — ведший переговоры милиционер опять вздохнул, снял фуражку, вытер пот со лба и поглядел на второго милиционера. Тот еле заметно кивнул — видно, он был старше чином, и этим кивком показал, что одобряет действия подчиненного, и пусть тот и дальше гнет как гнул. Брось, Никитишна, толку нет переливать из пустого в порожнее. Вот и товарищ из УБЭП со мной согласен, — продолжил милиционер, и мы поняли что были правы, предположив, что второй милиционер выше званием. — Дело серьезное, так что кончай запираться, никому от этого лучше не будет.
— Недосдача-то какая крупная получается! — вставила продавщица. — Кто её гасить будет?
— Так, получается, мне по второму разу за все платить? — осведомилась Никитишна, подпустив скрипучую нотку в голос.
— Или платить — настоящими деньгами, — подчеркнув интонацией суть дела, подтвердил милиционер, — или товар возвращать.
— Да как же я его верну? — ахнула Никитишна. — Он у меня весь в дело пошел!
— Хочешь сказать, ты за день пять кило сахара извела? И три кило пшена? — язвительно вопросила продавщица.
— Ну, сахар извести нетрудно, ежели бражку под самогонку поставить, милиционер ехидно поглядел на Никитишну.
— Да как ты смеешь? — Никитишна задохнулась от возмущения. — Я в жизни не гнала!
— Знаю, что не гнала, — кивнул милиционер. — Но твой сарайчик проверить не мешало бы… Ладно, шутки в сторону. Не хочешь платить, и товар возвращать не хочешь — у тебя из пенсии вычтут.
— Как это — вычтут? — напряглась Никитишна.
— А вот так, — объяснил милиционер. — Почтальонша привезет тебе пенсию на сто рублей меньше обычного. А сто рублей спишут в счет долга магазину. Но это — дело десятое.
— Десятое? — голос Никитишны теперь все больше походил на визг несмазанных дверных петель. — Для меня это дело самое первое!
— Для тебя — да, — ответил милиционер. — Но не для нас. И ты пойми, что в твоей беде никто не виноват, кроме того человека, который тебе эту бумажку дал и такую свинью подложил. Что, нам охота с тобой препираться? Ларисе надо недосдачу гасить, нам надо это муторное дело расследовать. Никому радости нет, ни нам, ни тебе. И все из-за какого-то гада, который тебя, старуху, обманул. Вот и расскажи нам о нем, расплатись с красавчиком.
Никитишна призадумалась.
— И, кстати, — продолжил милиционер, — если у тебя не одна, а несколько таких бумажек, то не прикидывай сейчас в уме, как бы тебе в далекий город съездить и там от них избавиться, накупив всякой всячины. Сдай их нам, а то ведь погоришь хуже некуда. Охота тебе на старости лет под уголовную статью попадать?
Видно, он попал в самую точку, потому что Никитишна заметно смутилась и оглянулась на односельчан, ища их поддержки и взглядом спрашивая их совета. Но односельчане теперь примолкли и лишь смотрели во все глаза, с жадным любопытством ожидая, чем кончится дело.
Ее взгляд упал на Ваньку — и она поперхнулась. Мы-то уже привыкли к Ванькиной экипировке и перестали её замечать, а вот на посторонних она производила сногсшибательное действие. Милиционеры тоже поглядели в нашу сторону, интересуясь, что же так потрясло Никитишну.
— Эй! — вырвалось у милиционера старше чином. — А это что ещё такое? Откуда вы взялись?
Ванька гордо положил руку на меч и выпятил грудь.
— Мы викинги! — сообщил он. — Плаваем по морям и совершаем набеги на прибрежные крепости.
— Еще и викинги… — пробормотал милиционер. Теперь все пятнадцать человек, находившихся на площади, пялились на Ваньку почем зря, перенеся внимание с одного захватывающего зрелища на другое. — Ну и денек сегодня! Дурдом…
— Да, викинги, — подтвердил я. — Вон, наш струг на берегу. Кстати, насчет дурдома. У нас есть для вас одно сообщение…
— Что за сообщение?
— Нас пытался задержать какой-то тип, явно психанутый, — сообщил я. Угрожал нам ружьем, чтобы мы никуда не делись, и даже выстрелил один раз, когда мы от него оторвались.
Милиционеры посерьезнели, а жители деревни опять загудели, толкуя между собой и с новым интересом рассматривая нас.
— Время теперь такое, какие только психи ни водятся, — подал голос какой-то дед. — Еще странно, что нас всех не перестреляли.
Послышались и другие подобные реплики, ахи и охи.
Милиционеры переглянулись, и тот, который вел все переговоры с Никитишной — видимо, местный участковый — подошел к нам и, обняв за плечи, отвел в сторонку.
— Давайте подробней, — сказал он, — только потише, чтобы народ не будоражить. Заодно, — он оглянулся, — и Никитишне дадим время подумать, чтобы доперло до неё наконец, в какую историю она влипла. Итак, где теперь этот ваш псих?
— В воде барахтается, — сказал Ванька. — Хотя, наверно, уже вылез.
— Ну да, его надувная лодка перевернулась, когда мы от него отцеплялись, — объяснил я. — Он только и успел, что выстрелить. Но он уже летел кувырком, и пуля ушла в воздух.
— Та-ак… — милиционер почесал подбородок. — Давайте с самого начала, и во всех подробностях.
Я рассказал про все, что с нами произошло, тактично обойдя лишь то, что касалось водяных лилий. В моем изложении, мы подошли поближе к берегу, чтобы наломать торчащий из воды красивый камыш… Дальше я все излагал точнехонько, включая эпизод с пиявкой. Ванька и Фантик тоже периодически вставляли в рассказ красочные детали.
— Час от часу не легче, — вздохнул милиционер. — Действительно, какой-то псих ненормальный. Но, главное, очень опасный псих, так что придется этим заняться. А вы-то сами кто будете?
— Я — Борис Болдин, это — мой брат Иван Болдин, а это — наша подруга Фаина Егорова, — представил я.
— Болдины? — милиционер нахмурился. — Случайно, не дети Семеныча?
— Они самые! — гордо ответил Ванька.
— Тогда ясно, — кивнул милиционер. — Наслышан о ваших подвигах. А меня, значит, Александром Михайловичем зовут. Так что будем знакомы.
— Скажите, — полюбопытствовала Фантик. — А что это за бумажка была в руках у Никитишны, которую вы потом забрали? На сторублевку совсем непохоже.
— А, это… — Александр Михайлович усмехнулся. — Копия акта об изъятии фальшивой купюры. Ознакомили её по всей строгости, чтобы она поняла, что дело керосином пахнет… Что ж, сейчас обсудим с человеком из города, как лучше всего быть с вашим психом.
Он отошел ко второму милиционеру и тихо заговорил с ним, иногда кивая на нас. Лариса-продавщица тем временем открыла свой фургон и встала за прилавок, а деревенские жители — собравшиеся, видимо, на площади больше ради этого фургона, чем ради чего другого, хотя, конечно, и вся история вокруг Никитишны была для них ещё тем интересным спектаклем — стали неспешно приобретать всякие необходимые мелочи. Никитишна стояла и напряженно думала.
— Ну? — обратился к ней Александр Михайлович, закончив свой доклад о наших приключениях. — Додумалась до чего-нибудь путного? Пришла к правильному решению?
— Камешки он у меня купил, негодяй этот, — выпалила Никитишна. — Ну, городской, с придурью, совсем, видно, мозги в городе своротил, а камешки чего не продать? Я бы и бесплатно их ему отдала, а тут ещё и деньги предлагают, хорошие деньги.
— Что за камешки? — заинтриговано спросил второй милиционер — тот, что был из УБЭП.
— Да такие, которые в каникулы мой внук насобирал. Красивые такие, глянцевые, будто оплавленные. На вид — почти уголь, только в руке потяжелей, и не крошатся, а твердые-твердые. Ну, ребятишкам интересно все необычное, вот он и приволок. Не знаю уж, откуда взял, только не на нашем берегу. Мне таких на берегу не встречалось. Кажется, где-то подобрал, когда в ночь на рыбалку ходил, со старшим сыном моим, своим дядей. Ну, высаживались где-то, раскладывали костерок под утро, чтобы перекусить, понятное дело. А внук мой, Лешка, значит, он ими все время любовался, пока в конце августа в город не уехал, в школу. Два или три камешка с собой забрал, а остальные в рюкзак не влезали, тяжело уже было. А тут этот заглянул, вроде как дорогой интересовался или у кого можно молока взять, увидел эти камешки и прицепился. Продай да продай. А чего не продать, когда деньги предлагают? У нас этого добра навалом — небось, внучок приедет, ещё насобирает следующим летом, где-то на другом берегу, если ему ещё их захочется. Вот я и говорю этому охотнику…