Москва - Варшава

Я пожал плечами.

- Вряд ли я могу что-нибудь думать. Моя роль - маленькая.

- Ну, не прибедняйтесь! - рассмеялся он. - Насколько я могу догадываться, именно вы пишете отчеты в ваше КГБ, все ли проходит политически правильно и нет ли обмана государства.

- Придется вас разочаровать, - ответил я. - Никаких отчетов я не пишу. Если бы я в свое время согласился сотрудничать с КГБ, то был бы сейчас не здесь, а в вашей родной Франции или в Испании.

- Но вам дозволено выезжать за границу. Для советского человека это привилегия, которая не даруется просто так, - и взглянул на меня со значением: "Ладно, ладно, все отрицай, тебе положено, но меня не проведешь".

- Только благодаря моему дяде, - ответил я. - Если бы не его влияние, я бы сейчас гнил в каком-нибудь затхлом учреждении, без права выезда за границу. Вы знаете, не хочется оправдываться и доказывать недоказуемое, вы мне все равно не поверите, но, если вы аккуратно расспросите Шушарина, то он подтвердит вам, что я - классический "блатной", как говорят у нас. Волосатой лапой родственника продвинутый на такое место, с которого светят хоть какие-то поездки за границу. Разумеется, я не собираюсь мириться с подобным положением дел и постараюсь доказать, что и сам по себе я чего-то стою. Но пока, увы... Я и Польше рад.

- А кем работает ваш дядя? - заинтересовался он.

Ну, этот вопрос генерал подробно со мной проработал.

- Он курирует в Литве все курортное хозяйство ЦК. В том числе и закрытые зоны отдыха, где находятся отдельные особняки, для отдыха высших членов партии. Благодаря тому, что меня взяли на эту работу, кое-кто из моего начальства радостями отдыха в этих закрытых зонах тоже как следует попользуется.

- Понимаю, понимаю, - закивал Лескуер.

- И, кстати, будь я приставлен к Шушарину, я не стал бы надираться без оглядки и оставлять его одного. Ведь мало ли о чем вы можете с ним столковаться... А если хотите знать мое мнение, то на КГБ работает сам Шушарин. Я исхожу из того, что на границе он предъявлял какие-то бумаги, увидев которые таможенники и пограничники так и забегали. На статус обычного торгового работника это не очень похоже. Не удивлюсь, если меня специально отправили в первую мою поездку вместе с опытным сотрудником, чтобы он пригляделся и доложил, можно ли меня и дальше выпускать за границу. ...Хотя, может быть, я и не прав, - добавил я после паузы. - Сами знаете, у страха глаза велики, и мы почти в каждом подозреваем "стукача". Особенно в тех, вместе с которыми выезжаем за границу.

- Мне это вполне понятно, - улыбнулся он. - Надо сказать, такое недоверие очень печально. Печально, что ничего тут не поделаешь. Система... Впрочем, не буду заводить с вами политические разговоры. Неуместно и не нужно. Так что вы все-таки думаете о наших переговорах?

Прежде, чем ответить, я выпил еще. От вида этой холеной рожи во мне вдруг начала закипать злость. И не знаю, что больше повлияло на мой ответ, эта злость, неуправляемая и алогичная, или логический и холодный расчет.

- По-моему, вы хотите сорвать с этой сделки большой куш, - сказал я. Все эти разговоры об интересах турок или о чем там еще, они на одно нацелены: чтобы в результате лично в ваш карман осела порядочная сумма сверх оговоренных в контракте. И даже если эта сумма окажется в Турции, неважно. Все равно её истинным хозяином будете вы! Ну, а уж сколько получит Шушарин и те, кто повыше, если провернут для вас перевод этих сумм, и как вы устроите, чтобы их вознаграждение выглядело законным и легальным, меня не касается. Все равно мне от этой сделки ничего не светит, нос ещё не дорос. Но подождите, и я поднимусь повыше - и тогда уж своего не упущу!

Теперь он смеялся долго и искренне - или очень хорошо и красиво изображал искренний смех.

- Как говорится, "что у трезвого на уме, то у пьяного на языке"? Иногда это совсем не плохо, наоборот. Да, все правильно. Только в одном вы ошиблись. Деньги пойдут не в мой личный карман, а в карман фирмы. Интересы фирмы, вот о чем я должен заботиться! И это, согласитесь, нормально и естественно. Точно так же, как нормально и естественно, если мы отблагодарим за это господина Шушарина и... и других людей. Правда, в Европе на это смотрят по-другому, но вы тем и хороши, что отличаетесь этим от Европы. С вами очень приятно и выгодно вести дела. К тому же, у вас огромный рынок, ваша довольно беспомощная промышленность - мирная промышленность, я имею в виду - испытывает давление такого колоссального спроса, что когда-нибудь, ещё на нашем веку, затрещит, и вам придется предоставить часть вашей дешевой рабочей силы в аренду тем, кто умеет наладить производство. И кто тогда поспеет первым к советскому пирогу, тот будет иметь... возможно, не миллионы, а миллиарды. Вот почему я, при моих довольно консервативных, вы бы даже сказали "правых", политических взглядах, стремлюсь всегда быть вашим верным союзником. Ведь верных союзников допустят к пирогу в первую очередь... и уже допускают, так?

Я кивнул. Он продолжил, после паузы.

- А вы мне нравитесь. Вы сообразительны, и при этом знаете свое место. Думаю, вы далеко пойдете. И думаю, какие-то сделки мы будем проводить уже с вами... Кстати, насчет будущих сделок. Вы ведь говорите по-итальянски?

- Совсем немного, - ответил я. - А что?

- Я ведь упоминал, что мы производим не только косметику, но и другие модные товары для женщин. Нижнее белье, колготки... Да, в одной из крупнейших итальянских фирм по производству колготок - большая доля нашего капитала. Те самые колготки, которые наши польские друзья тоже уже производят, по лицензии. Как и югославы. Югославские и польские колготки в Москве сколько-то знакомы, так?

- Так, - сказал я. - Итальянские меньше. Настоящие итальянские жуткий дефицит.

- Что ж, позвольте мне оставить у вас образцы этого дефицита, - он встал и прошел к двери, возле которой оставил, входя, свой "дипломатик". Я на этот "дипломатик" и внимания особого не обратил. Открыв "дипломатик", он стал выкладывать на журнальный столик, рядом с бутылкой водки и стаканами, упаковки колготок. Выложил он много, я потом насчитал тридцать пять штук. Может быть, и вашей жене пригодится... я ведь вижу обручальное кольцо у вас на пальце. Да, считается неприличным дарить колготки чужой жене... Но ведь это не подарок, это образцы товара. А как вы распорядитесь частью этих образцов - ваше дело. И вы не будете против, если я обращусь к вашему начальству с просьбой, чтобы в Италию на переговоры отправили именно вас? В конце концов, вы можете переводить с французского и на французский, этого вполне достаточно. И главное, у вас имеется правильный взгляд на любые проблемы, правильное их понимание, что ценнее всего будет и для вас, и для нашей страны.

- Я-то поеду в Италию с удовольствием! - сказал я. - Но вот насчет моего начальства не уверен...

- Если дело только в этом, - улыбнулся он, - то это мы уладим. Считайте, что буквально через несколько месяцев вы увидите вечные города Рим, Флоренцию, Милан... Венецию, наконец! Гондолы, лунные ночи под каменным кружевом мостов и домов, прекрасные венецианки... А? Может, у вас есть ещё какие-нибудь пожелания?

И я сделал, что называется, "ход конем".

- Насчет "прекрасных венецианок", - сказал я. - Вы не знаете, "прекрасных варшавянок" здесь можно найти?

Тут даже он поперхнулся - и закашлялся, тряся головой и изумленно на меня глядя. Но быстро пришел в себя.

- С этим вам надо быть поосторожней, - сказал он. - Для француза, конечно, такое было бы вполне нормально, но у вас... ведь это один из самых страшных грехов советского человека, который на административно-карательном вашем жаргоне "аморалка" называется, да? Засыпавшись на "аморалке", тем более, на такой, - он интонацией подчеркнул слово "такой", - можно навсегда забыть о любых заграницах.

- Значит, нужно устраиваться так, чтобы не засыпаться, только и всего, - сказал я.

- Есть и ещё одна проблема, - сказал он. - Что вы здесь сделаете с вашими злотыми? Конечно, можно, наверно, найти кого-нибудь и за такое количество злотых, которое имеется у вас, но это будут, извините, дешевые девки. А вот за доллары вам сделаются доступны и порядочные женщины, с которыми приятно провести время. И даже не стыдно показаться с ними в ресторане.