Страница 109 из 118
На плите белого мрамора с нежными прожилками темнеет большое багровое пятно крови.
- Вы все еще не верите, что он святой?
Насмешник не верит:
- Ну да! Это его долг. Не более.
А тихий голос уже думает о голодном утре:
- Пора нам. Пора на паперть с протянутой рукой - скоро люди пойдут к службе.
Встряхнулись - то ли от утреннего холодка, то ли при мысли об умершем и разошлись.
* * *
Время летит, и вырастает здание.
В большом больничном зале возводится алтарь, чтоб больные могли слушать мессу и видеть образ божий.
По примеру Мигеля попечение о бедных сделалось модой среди севильского дворянства. Герцоги и графини лично приносят Мигелю денежные вклады на строительство и устройство.
Дон Луис Букарелли, рыцарь ордена Сантьяго, передал Мигелю двадцать четыре тысячи пятьсот дукатов с настоятельной просьбой употребить их так, как, по мнению Мигеля, это угодно богу.
После него приходили многие.
Заказаны койки для больных, мебель и прочее, что нужно.
Затем Мигель призвал Мурильо и поручил ему украсить росписью храм и больницу.
- Я хочу, Бартоломе, чтобы твое искусство принесло радость больным. Хочу, чтобы ты приблизил бога их сердцам. Искусство же говорит громче всякого проповедника.
- Выполню с радостью, - отозвался Мурильо.
Через месяц он пришел снова:
- Я продумал задание, которое доверил ты мне, друг. Я напишу десять библейских сцен.
- Хорошо. Я не стану вмешиваться в твой замысел. И выбор сюжетов предоставляю тебе. Мне бы только хотелось, чтобы на одной из картин ты изобразил ужас умирания и смерти. Сделай это ради меня и в назидание прочим.
Но Мурильо отказывается:
- Не требуй этого от меня, брат! Мне больно смотреть на недуги и умирание. Это внушает мне ужас. Отдай эту работу Вальдесу Леалу.
- Ты просишь за человека, который в Академии строил козни против тебя? - изумлен Мигель.
Мурильо развел руками:
- Он лучше других сможет написать картину, которую ты хочешь.
- Хорошо. А какие сюжеты избрал ты, Бартоломе?
- Пока у меня обдумано пять картин: жертвоприношение Авраама, источник Моисея, чудо разделения хлеба и рыб, милосердие святого Иоанна и благовещение.
- А остальные?
- Это будет - Иисус исцеляет больного. Иисус - дитя, Иоанн Креститель дитя, и ангел, спасающий святого Петра. Десятая картина будет изображать святую Изабеллу, королеву Угорскую.
- Картин должно быть обязательно десять?
- Нет.
- Напишешь для меня одиннадцатую - возвращение блудного сына?
Мурильо обнял друга и обещал.
В те поры простился с жизнью король Филипп IV, и от имени его малолетнего, болезненного сына, короля Карла II, править стала королева-мать - Мария Анна Австрийская, дочь императора Фердинанда III; а Испания все глубже упадала в нищету и долги.
Но Каридад росла.
И вот закончена стройка, и открылся взорам храм - просторный и светлый, искусно изукрашенный.
За труды свои, занявшие четыре года, Мурильо получил из рук своего друга Мигеля справедливую плату - семьдесят восемь тысяч сто пятнадцать реалов.
Вальдес Леал написал две картины столь потрясающей жизненности и осязаемости, что ужас охватывал человека при взгляде на них:
"Las Postrimerias", или Аллегория Смерти, и "Finis Gloriae mundi", или Аллегория Бренности.
Мурильо, рассматривая эти картины вместе с Мигелем, сказал с неприязненностью, которую не сумел скрыть:
- Тот, кто захочет смотреть на это, должен будет зажать себе нос...
Но Мигель доволен работой Вальдеса.
Храм и больница были торжественно освящены новым архиепископом Севильским, ибо дон Викторио умер, не дождавшись воплощения замысла Мигеля.
Приехали знаменитые врачи, приглашенные Мигелем, и завтра Каридад примет первых больных.
* * *
Всю ночь провел Мигель на молитве.
- Ниспошли, господи, мир душе моей...
Но неизменен, неисповедим лик бога. Рассвело. Монахи запели торжественную утреннюю молитву, и в ворота, украшенные пальмовыми листьями, хлынула толпа недужных. Одни ковыляют на костылях, других вносят на носилках - и все, ступив на мраморный пол, застывают в изумлении.
Мигель присматривает за тем, как братья-санитары размещают больных, и вдруг замечает знакомое лицо:
- Вехоо!
Больной пристально вглядывается - узнал наконец монаха, улыбнулся уголками губ, но от слабости не может сказать ни слова.
Мигель берет за локоть врача и подводит к Вехоо.
- Есть ли надежда? Можно ли спасти его?
- Кто это? - осведомляется врач, щупая пульс больного.
- Великий артист и хороший человек.
- Ваш друг, отец настоятель? - вежливо спрашивает врач.
Мигель покраснел.
- Да. Но и все здесь - мои друзья.
- Понимаю, - улыбнулся врач. - Вы не хотите никому оказывать предпочтение. Но этот человек вам дорог.
Он осмотрел Вехоо, посоветовался с другим врачом. Затем оба подошли к Мигелю.
- Надежды мало, ваша милость, - говорит один.
- Вернее сказать, ее почти нет, - поправляет его коллега.
- Все зависит от ухода. От заботливости. Здесь нужно исключительное внимание. Банки точно в срок, лекарства вовремя. Я отдам особое распоряжение всем санитарам.
- Нет! - возражает Мигель. - Я сам буду ухаживать за ним.
- Вы, преподобный отец? - удивляются медики. - Утешать его - да. Но ухаживать? Обмывать, чистить, переодевать...
- Все сделаю сам, - сурово произносит Мигель. - Только скажите, что требуется.
С той поры днем и ночью Мигель служит другу.
Долгими ночами, бодрствуя возле спящего актера, многое передумал Мигель, и вдруг явилась ему истина:
Хочешь обрести бога - служи человеку!
Да, да, это - то! Собственным трудом и заботами возмещать тысячам страждущих и несчастных за то страдание и горе, которое я причинил тысячам других. Уменьшать боль, которую сам сеял и множил. Добром искупать зло, делом исправлять дело.
Только такой епитимьи требует от меня бог!
Со всей страстностью бросился Мигель в труды - и они были благословлены.
Вехоо выздоровел.
Расставаясь с Мигелем, он сказал:
- Ты радуешься моему выздоровлению больше, чем я сам!
- Да, ибо оно означает разом два счастья: и само твое выздоровление, и то, что бог благословил мой труд. Не только я тебе, но и ты мне помог и принес пользу.