Наркосвященник

– Да, у вас все схвачено.

Сэмми вплотную приблизил к нему свое лицо.

– Я профессионал и состою на государственной службе. Ты думаешь, чем мы тут занимаемся? Пускаем все на самотек? Или разыгрываем комедию с морскими разбойниками? Мы не играем в азартные игры с будущим своей страны.

Когда наконец Сэмми отступил на шаг назад, Дэвид почувствовал, как одновременно отступила и некая ужасная сила, припиравшая его к стене. Он вздохнул и обмяк.

– Я все вижу. А ты следи, чтобы ничего не напутать. На все вопросы священника отвечай "Да".

Орган гудел и издавал вздохи, собираясь с духом, чтобы выдавить из себя несколько верных нот. Дэвид оглянулся назад, в церковь. В дверях стоял Тони. А в белом с вуалью, должно быть, София. Дэвид мог бы узнать ее повсюду уже только по тому, как она держалась.

– Эй, ты, хитрожопый. У меня новые условия. Сэмми обернулся.

– Да?

– Я серьезно. И если они не будут исполнены, то вам придется либо пристрелить меня прямо на месте, либо я сдаюсь в Британское посольство. Одно из двух.

– Ну, и что за условия? – нимало не смутился Сэмми.

– Я хочу, чтобы вы поприжали соседей Софии. Для этого вам придется взять Бродецкого за аферизм.

– Взять его за яйца? – переспросил Сэмми. – Здорово, ты меня раньше об этом не просил. Если соседей уберут и на Хури больше никто не будет давить, то Софии и замуж за тебя незачем выходить.

Дэвид подсознательно действовал на шаг вперед.

– И все-таки, пожалуйста.

– Почему бы и нет?

Сэмми наблюдал за церемонией снаружи. Он редко и отнюдь не бегло говорил по-арабски. К тому же церковная литургия шла на классическом арабском языке с присущей случаю торжественностью, так что все это очень отличалось от того разговорного языка, к которому он привык на улицах. Так когда-то говорил его отец. В детстве Сэмми частенько ходил с отцом за покупками и всегда замечал, как Симон Бен-Найм, чьи корни были неразрывно связаны с Алжиром, переходил со своего родного классического арабского на этот палестинский диалект. Хотя по возможности, например, встречая образованного араба, он все же предпочитал говорить на классическом языке. Порой он декламировал стихотворение или зачитывал газетную рецензию на какую-нибудь книгу, и весь дом оглашался его голосом. Странно, этому старому священнику удалось воскресить в памяти Сэмми образ отца. Сэмми и не заметил, как оказался вовлеченным в ход службы. На несколько минут он потерял бдительность и мотнул головой, стряхивая оцепенение.

Он сидел перед открытыми дверьми церкви, чтобы все видеть: прямо в приделе – Дэвида, за церковной стоянкой – ворота, а за ними – дорогу. Здесь, в Зоне В, израильские силы имели право патрулировать только в сопровождении палестинцев.

Сэмми устроил так, чтобы они обошли церковь, но не слишком демонстративно. Как раз в это время тяжелый шум колес по дороге вывел его из состояния мечтательности. Он оглянулся и увидел проезжающий патруль в сопровождении машины палестинской армии. Как только они скрылись из виду, показалась целая процессия монахов, первые ряды этой процессии были уже на подходе к церковным воротам.

С другой стороны дверей дежурил агент Сэмми – такой же еврей-сефард, как и сам Бен-Найм. Он был бедно одет и усами смахивал на араба. Сэмми кивком подозвал его и послал выяснить, что этим монахам надо.

– Только аккуратно. Вокруг полно палестинских копов.

Полицейские Бейт-Джалы слонялись перед церковными воротами, словно вышли из участка перекурить. Завидев монахов, они в недоумении наблюдали, как те прошелестели мимо них.

Сэмми ждал донесения внутри. Он вдруг заметил, как его собственная нога автоматически отбивает дробь по каменному полу. Он и не думал, что вся эта история так взбудоражит его. Он с трудом заставил ногу стоять смирно, а глаза – сфокусироваться на фигурах в глубине придела. Неподвижное белое облако вуали Софии, косматая голова Дэвида, повернутая к молодой невесте, дядя Тони, игравший роль ее отца. Оставался только свидетель.

Сэмми прищурился. Он, конечно, мог и ошибаться, но свидетель очень смахивал на Шади Мансура, многообещающего молодого человека из палестинской администрации. И хотя он был на второстепенных ролях, все же за ним лучше присматривать. Отсюда Сэмми не мог его как следует разглядеть.

Священник перешел к обетам. На этом месте служба замедлилась, поскольку он стал переводить каждое свое слово. Сначала звучала фраза на арабском, затем то же самое на английском. Отец Джордж спрашивал:

– Согласен ли ты, Дэвид Сэмюэл Рэмсботтом, взять в жены Софию Элиас Хури...

Тут вернулся агент с информацией о монахах и зашептал:

– Им сказали, что один из братьев собирается совершить страшный грех.

– Где?

– Здесь. – Он указал на придел. – Они считают вашего парня священником и хотят помешать свадьбе.

Сэмми взглянул на эту аварийно-спасательную экспедицию: престарелая команда во главе с юнцом арабом. Но настроены решительно. И уже почти что в самой церкви. Сэмми принял мгновенное решение – монахов не пускать. До конца службы наверняка оставались считанные минуты, и он приказал агенту:

– Держи вторую дверь.

Двери были тяжелые, деревянные, с металлическим армированным каркасом. Чтобы войти, монахам понадобился бы таран, коего у них, вполне очевидно, с собою не было. А если бы и был, то они вряд ли смогли бы его и от земли оторвать. Сэмми нашел задвижку, которая не давала закрываться двери изнутри, и выдернул ее из гнезда. Какая-то женщина коснулась его руки и спросила по-арабски, что он делает. Он проигнорировал.

Тогда она толкнула его сильнее и сказала, что это запрещено. Ее пальцы так и впивались ему в локоть. Он стряхнул ее с себя, но она опять наскочила:

– Во время свадьбы двери должны быть открыты.

Процессия монахов все приближалась. Молодой араб подстрекал их на французском и на английском языках. Помощнику Сэмми удалось закрыть вторую дверь, а Сэмми все еще боролся со старухой. Когда он снова оттолкнул ее, она с криком полетела на пол.

Отец Джордж уже подошел к тому месту, где София должна была ответить свое "да". Священник был глухим, если не сказать дряхлым, и единственным, кто не замечал борьбы в церковных дверях. А когда раздался крик, то тут уж и Дэвид перевел глаза с Софии на дверь. Он увидел фигуры в черных и коричневых сутанах и узнал среди монахов Тони Йомми в окружении тех же лиц, что были на похоронах Эдварда Салмана. Он только не понимал, что им здесь надо и почему у них в предводителях Юсуф Салман.

Юсуф остановился, прочно вклинившись между церковных дверей, а Сэмми Бен-Найм пытался его придавить.

Дэвид повернулся к отцу Джорджу. Священник произносил по-английски:

– ... в радости и в горе, пока смерть не разлучит вас.

София молчала. Она с улыбкой смотрела на Дэвида.

– Твоя очередь, – сказал он. – И пожалуйста, побыстрее.

Она оглянулась через плечо. Юсуфу удалось открыть дверь. Все монахи присоединились к церемонии и пробирались к приделу.

– Пожалуйста, София... – снова произнес Дэвид.

Последние двадцать минут он то и дело прокручивал в голове этот момент. И почти не сомневался, что, как только они поженятся, он станет таким хорошим, таким любящим, таким самым-самым-самым, что София ни за что не захочет с ним разводиться.

Она покачала головой.

– Простите, я должна подумать.

И тут до него дошло, что ни сестра Хильда, ни Юсуф не имеют отношения к появлению монахов. Это происки Софии. Она была воистину лакомым кусочком... слишком далека, слишком хороша для него.

– Ладно, вот и новый план, – подхватив Дэвида под локоть, сказал Шади.

Он вновь похлопал себя по карману, словно проверяя кольцо. Но кольцо на искусно вышитой подушечке уже держал отец Джордж, продолжавший как ни в чем не бывало вести церемонию.

– Ни с места! – Шади вытащил из кармана тяжелый автоматический пистолет. – Ты арестован. – Он приставил пистолет к виску Дэвида и сказал: – Тихо, без шума. – Другой рукой он закрутил Дэвиду руку за спину.