Страница 2 из 22
- Ну, это не новость! - все более оживляясь, усмехнулась она не без кокетства в голосе. - Надеюсь, это не все, что ты имеешь мне сообщить...
- Нет, Нета, нет, родная, не все! Я хочу сообщить тебе нечто чрезвычайно важное. Мне их жаль. Молодых. И ты это знаешь. Как тебе жаль его. За то, что такое испытание выпало. За то, что, быть может, он не успел себя выправить. Почистить себя не успел... А эти, сегодняшние... они же как будто их выдернули как шнур из розетки. Они не умеют любить.
- Интересно, в какие же времена люди это умели?
- Это не важно. Ни в какие положим... Я-то речь веду не о том.
- А о чем? Ты ужасно петляешь сегодня. Будь так добр, сформулируй свою мысль поточней.
- Ну так вот, Нета! Давай мы... давай мы поделимся с кем-нибудь.
- То есть? - вопросила она, притворно нахмурясь, и в глазах её зажглись пляшущие веселые огоньки.
- Давай поиграем! Мы с тобой... мы найдем их - нас будущих. Тех, кому сегодня примерно столько, сколько было нам, когда мы встретились. И подарим им нашу любовь.
- Я нечто подобное предполагала. У меня только два возражения...
- Ага! - перебил он её и крепко обхватил руками за плечи, вглядываясь в глаза. - Значит, по существу дела у тебя нет возражений?
- Какой ты зануда! Это и так понятно!
- О, королева! - крикнул он так, что старик, сидящий напротив проема в стене, и пробавлявшийся тем, что указывал любопытным самые "популярные" могилы на кладбище, дернулся, подскочил, потом долго и с превеликим неодобрением оглядывался на престарелую чету, которая вела себя с отнюдь не свойственным почтенному возрасту темпераментом...
- Помолчи хоть минуту и не мешай мне! - весьма категорично и твердо заявила Нета. - Первое! Это даже не возражение, а вопрос. Каким образом ты собираешься это сделать, а именно, подарить?! Ведь наш поцелуй не подаришь...
- Но он может быть воздушным...
- Я просила не перебивать! Второе! Я не приемлю подхода под названием "игра". Это гнусность! Ничего доброго и хорошего, если не считать довольно короткого отрезка времени, именуемого детством, человеку это занятие не принесло! Я на этом настаиваю и не отступлю!
- И это говорит актриса! Браво, Нета!
- Кока, я тебя сейчас убью! Молчи и слушай. Именно потому, что всю жизнь в театре, я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Как впрочем и ты, так что не прикидывайся... Играть - значит стараться казаться кем-то... Это личина, маска и больше ничего. А ты знаешь, кому это на руку... и поминать не буду! Тем более, рядом с ним - мы и так уж его растревожили.
- Неточка, у тебя все?
- Нет, не все. Но сначала ответь мне на эти два.
- Попытаюсь. Понимаешь, я даже не могу сформулировать... а, нет, пожалуй смогу. Ты спросила как мы это сделаем. Говорю - не знаю! Знаю другое: мысль воплощается. Сказавши "да будет!" мы уже пролагаем путь, где помыслы станут явью. Ты знаешь - это не чудо, творчество провоцирует реальность, а то, что мы задумали, - самое настоящее творчество! У нас не будет материала, не будет ни красок, ни сцены, ни грима... Только мы. И они! И то, что должно случиться по нашей воле.
- Вот оно! - всплеснула руками Нета. - Вот ты и проговорился! Ах, ты, жалкий, самонадеянный старикашка! ПО НАШЕЙ! Ничто не должно случиться по нашей воле. Более того, просто не может! Ты знаешь, что истинным и настоящим может быть только то, что по воле Его! Остальное - игры, хаос и тьма!
- Сдаюсь! Победила... Но Нета, как ты жестока - ты ловишь на слове! Хоть и знаешь, что слова часто могут быть не точны.
- Мы не имеем на это права!
- Да будет по воле Божьей, конечно! Но подумай сама: разве подарить кому-то свою любовь - это не то, чего Он хочет от нас?
- Мы ничего не знаем об этом и не надо пытаться понять - это тема закрытая. И потом, зачем ты меня отвлек? Хотел позлорадствовать? Поглядеть как я буду взбираться на любимого конька? Так вот, получай: не намерена!
Она протестующе взмахнула рукой перед его лицом, взмахнула - как отрезала! Он рассмеялся, поймал эту руку, поцеловал.
- Нета, милая, я так и знал, что ты разволнуешься. Не надо было сюда приходить.
- Ах, как мило! Сделал дело, а теперь в кусты? Нет уж, друг мой, нечего малодушничать: назвался груздем - полезай в кузов! Мы пойдем до конца. Или ты снова играешь?
- Я - нет... Ты же знаешь, такими вещами играть нельзя. Только давай все же немного пройдемся - слово сказано, обсудим подробности на свободе.
- Как ты это сказал... на свободе! - она отвернулась. - Будто возле него свободы не существует. Как будто он каждого, кто связан с ним даже мысленно, делает своим пленником...
- Это просто вырвалось, я не подумал... может быть, ты права. Так, идем?
- Идем!
Они сплели свои руки и двинулись дальше, петляя по перекрещивающимся тропинкам старого кладбища. Немного не доходя до стены, которая замыкала эту часть Новодевичьего, отделяя её от мира, они заметили некоторое движение. Пригляделись... Двое - мужчина и женщина средних лет красили черной краской оградку. За их работой наблюдал дородный мужчина с окладистой бородой. Оба - и он, и она выпачкались в краске едва ли не с головы до ног, но это их, кажется, ничуть не смущало.
- Этот, который сидит... ты не припоминаешь? Кажется, я его где-то видела.
- М-м-м... А, вспомнил! Это священник. Он тут часто бывает. Недавно освящал новый памятник Шаляпину. А эта оградка... узнаешь, чья она?
- Крест с домовиной... Погоди, не Даниила Андреева?
- Его!
- Знаешь... мне сейчас странная мысль пришла в голову, - она вдруг крепко вцепилась в рукав его пиджака. - Давай тут где-нибудь постоим так, чтобы особенно не привлекать внимания, и подождем. И если твоя затея добрая и в ней нет ничего искусственного и ложного, то нам будет знак! Ну как, ждем?
- Ждем!
Они присели на скамеечку возле одной из безвестных могил и приготовились ждать.
И знак не замедлил явиться. Когда та, что копошилась со своей кистью возле оградки, заканчивала работу, пока муж курил, - а то были явно муж и жена, - в ясном небе над головой вдруг громыхнуло - шла гроза. И едва женщина успела наложить последние мазки краски, - работа была закончена! удар повторился и следом немедленно посыпались первые капли - хлынул дождь.
Попытавшись хоть немного оттереть выпачканные руки газетой, они собрали свои вещички, поклонились Даниилу Андрееву... и тут священник, поглядывая на небо, сказал, улыбаясь: