Страница 17 из 26
Подкрепившись, археолог направился к задним рядам зрителей, ожидая увидеть потягушки вроде арм-реслинга. И увидел — все-таки американец повыше был, чем худосочные бхотия. Вначале кряжистого узкоглазого мужичка, похоже, из племени шерпов, тех самых, что привыкли таскать на себе в гору стофунтовые вьюки. Мужчина пил. Ряд перевернутых пустых рюмок гордо выстроился перед ним. Сейчас он заглотил очередную стопку ячменной водки, на мгновение глаза его сбежались в кучку, но вот он икнул, встрепенулся и снова был в форме.
Напротив него во главе своего ряда перевернутых стопок находилась… Лилиан Кэмден. Остались далеко позади город Чикаго и штат Иллинойс, родители-профессора, католическая частная школа, исторический факультет Чикагского университета. Там она была на хорошем счету. Да, Лилиан нравилась преподавателям, особенно пожилым, потому что всегда казалась чистенькой и благовоспитанной девочкой, впрочем, и в способностях ей никто не отказывал.
А сейчас, в этом вот вертепе, она берет четырнадцатую… нет пятнадцатую рюмку и вливает себе в рот. Э, многовато будет. Щека ее никнет, глаза прикрываются тяжелыми веками, чьи-то ставки биты, мелкие купюры переходят в более удачливые руки.
Эх вы, неудачники, нашли на кого ставить! На чикагскую барышню, которая до двадцати одного года поддавала лишь тайком, запершись со старшим приятелем, то есть с Индианой, в ванной комнате. А здесь народ грубый и простой, если не считать буддийских монахов и индуистских брахманов, которые, собственно, уже никакой не народ.
Но нет, Лилиан рано списывать со счетов. Она резко выдыхает, поднатуживается, открывает мутные глаза и победно хлопает перевернутой рюмкой о стол. Следующий ход за толстомясым шерпом. Или, может, он не шерп? Шерпы такими здоровенными не бывают. Скорее он похож на помесь русского и монгола. Ну, просто с карикатуры из европейской газеты про «угрозу с Востока».
Помесь со спокойной ухмылочкой — мол, не сомневайтесь в моих грубых силах, — подносит рюмку к толстым губам. Русомонгол засасывает жидкость, произносит непонятное слово «бля» и вдруг валится, как мешок, набок. Полный нокаут, вернее, абсолютный покой. И никаких попыток вернуться в реальность. В нирване хорошо. Похоже, упавшему обеспечен долгий полет по алкогольным небесам.
Лилиан встает, лишь слегка пошатываясь, в руки ее опускается законный выигрыш — комок, скатанный из грязных купюр, — и она резким голосом, почти клекотом, гонит публику вон:
— Пшли отсюда! Отвеселились на сегодня.
Значит, вот здесь Лилиан и является хозяйкой? Да, мистер Питерс, ваши благостные сведения о «европейском ресторане» не слишком точны. Это заведение так же похоже на ресторан, как лошадь Пржевальского на арабского скакуна.
Шерпы, бхотия и прочие представители горных полудиких племен стали послушно выметаться, вынося с собой павшего в алкогольном поединке русомонгола.
Индиана за это время закончил свой поединок с холодным трупом козла и наконец вплотную подошел к мисс Кэмден, возящейся у стойки. Очень сейчас хотелось, чтобы на месте Лилиан находилась какая-нибудь другая, совсем незнакомая женщина, но судьба, видно, решила пошутить за их счет.
— Здравствуй, Лилиан, — произнес доктор Джонс в ее спину.
Она моментально, не оборачиваясь, откликнулась своим нынешним голосом, резким и каркающим.
— Я знала, что ты однажды войдешь в эту дверь и усядешься на один из этих раздолбанных стульев. А потом подвалишь ко мне сзади, и я сперва увижу твою тень. Никогда не сомневалась, что так все и произойдет… Ну, и что же ты поделываешь в Непале, Индиана?
— Я приехал сюда, чтобы поговорить с тобой.
Она обернулась. Для того, чтобы врезать гостю в челюсть. Как можно было предполагать, удар у нее оказался крепким. Куда крепче, чем тот, которым она угостила доктора Джонса десять лет назад в Чикаго.
— По-моему, и десять лет назад я тебя не слишком обидел, — произнес мужчина в фетровой шляпе, разминая ушибленную часть лица.
— Я была ребенком, я была влюблена, — тоном закостеневшей обиды произнесла женщина в грубой одежде, смахивающей на гимнастерку.
«Она была влюблена, я тоже был влюблен, разве что не всегда в нее, — подумалось Джонсу. — Эгоизм у нее, действительно, младенческий».
— Надеюсь, Лилиан, ты уже не ребенок. А значит, должна понимать, что поводов для обиды не слишком много…
— Не много?! Да ты наплевал на мои чувства.
У археолога уголок рта пополз вверх, выражая пренебрежение к словам женщины.
— Ты испытывала глубокие чувства ко всем профессорам исторического факультета. Как я мог догадаться, что по отношению ко мне они самые настоящие?.. Давай-ка глубоко вздохнем, расслабимся и переключимся на деловой разговор.
— У меня не может быть общих дел с сомнительными личностями, — отшила хозяйка корчмы.
— Мистер Орлофф — исключение из строгих правил?
Лилиан чуть-чуть помедлила; видно было, что она напряглась.
— Значит, Орлофф тебя волнует…
После этой относительно спокойной реплики женщина взорвалась:
— Хватит ковыряться в моей жизни грязными пальцами!
Индиана даже отпрыгнул. Видимо, он запамятовал, какие резкие эмоции способен пробуждать у своей бывшей подружки. При встрече с бешеным слоном, пожалуй, пришлось бы меньше нервничать.
— Спокойно, не нужна мне твоя чистая жизнь. Меня интересует Орлофф. Что это за тип? Перекупщик какой-нибудь?
— Нет его тут. Возможно, его нет нигде. Для тебя, по крайней мере.
— Ну ладно, поартачься еще немного, девушка. Только учти, он кое в чем подозревается компетентными органами. Впрочем, лично меня волнует не столько он, сколько его «кулон».
Хозяйка нервно вскинулась, но доктор Джонс решил опередить ее.
— Смени пластинку. Ты знаешь, о чем я говорю. Я знаю, что ты знаешь. Одному парню из нашего посольства ты уже сболтнула про эту штуку, поделись теперь и со мной, все-таки старый друг имеет хоть на что-нибудь право.
— Джонс, не надо вытирать ноги о мои взаимоотношения с Мак-Грэгором! — Женщина неожиданно стала отстаивать свой «посольский роман».
— Благодаря тонким взаимоотношениям с офицером Его Величества вот куда ты залетела, на самую кручу.
Лилиан чуть помедлила, уткнув взгляд в красивую бутылку из синего стекла.
— Ну, дерьмо… — выдохнула она. — Тебе вообще понятно, что ты сделал со мной, с моей жизнью? — фразы вновь стали клекочущими выкриками хищной птицы.
— Я готов извиняться, но только один раз.
— Пока не слышала ни разу.
— Извини, Лилиан. — Индиана приблизил к носу одну из опустевших стопок и брезгливо втянул сомнительный аромат. — Надеюсь, что извинился и Фергюссон, который зазвал тебя в солнечный Непал и научил хлебать ячменный самогон, как будто это настоящее виски… Ну, так покажешь мне вещь, оставленную тебе мистером Орлоффом?
— Едва ли. Вылетело из головы, куда она могла задеваться.
— Лили, постарайся вспомнить. Три тысячи долларов освежат твою память?
Женщина заинтересованно обернулась:
— Три?!
Гость уверенно развил тему.
— Купишь на них рыбки с фосфором, это поможет тебе избавится от амнезии. Кроме того, три тысячи долларов — куда больше, чем те фунты стерлингов, что завещал британец. Его наследства тебе хватило лишь на то, чтобы превратиться в нетрезвого гималайского демона.
Индиана поймал ее руку и вложил в мозолистую ладошку пачку денег. Женщина как бы засопротивлялась, но взяла. Потом сказала с максимальной горечью:
— И ты думаешь, на эту подачку можно вернуться в Штаты и начать новую жизнь, достойную той Лилиан Кэмден, какую помнят в Чикаго?
— Это больше, чем доход американского профессора за год… — Он даже обиделся. — И вообще, ты сейчас не блещешь умом, дорогая, как и прежде. Не только я в курсе, кто хранит столь занятную вещицу. Многие серьезные дяди интересуются ей, они не станут цацкаться с тобой и заботиться о твоей израненной душе. Я тебя умасливаю, а они просто возьмут то, что им требуется.
— Не разговаривай со мной, как с девочкой, которую могут отшлепать! — с пьяным вызовом сказала женщина.