Страница 55 из 69
— Ну, а зачем нас хотели угробить вместе с твоей посудиной, даже не попытавшись вступить в переговоры-уговоры? Ты же видишь, с собой нет у нас каких-то ценных минералов, деталей сверхмощных компьютеров, пробирок с секретными растворами.
— Этого и не надо. Вы же путчисты-бунтовщики, анархисты, понимаешь. Ты же сам рассказал, чего там натворили ваши так называемые двойники — или это все-таки были вы сами?
— Это я-то анархист-путчист? Да я полжизни пробегал с электрошоковой дубинкой за всякими дуралеями…
И тут бортмеханик, имевший сейчас озадаченное, если не сказать глупое, лицо, что-то зашептал капитану:
— Объяснитесь, сударь, что происходит? Зачем вы шушукаетесь при посторонних, ведь это неприлично! — вклинился я в их бормотание.
— И этот наглый тип имеет дерзость рассуждать о приличиях… У нас неполадки с аварийно-маневровыми движками, которые из-за вашей очумелости использовались как маршевые ионные двигатели,— загундосил толстощекий капитан.
— Ну, что за неполадки, Лукич? Почему вас все время надо тянуть за язык? Я ведь могу и за нос дернуть.
— Вы же простой угонщик и ничего не понимаете в ионных двигателях. Их на тракторах не бывает… Ну, скажем так: падение тяги на сеточных электродах. А, значит, проблемы с формированием ионного пучка.
— Лукич, я надеюсь, что у вас действительно четыре двигателя, а не четыре сортира. Эти ионные электростатические — одни из самых надежных. Может, рабочее тело с примесями? И потому разрядная плазма фиговой получается? Ну, наморщите же лоб и лобные доли мозга заодно.
— Мы, товарищ пират, ртуть не на базаре покупали… В любом случае мы теряем ускорение.
Я тут, наконец, обратил внимание на акселерометр. Действительно, все сказанное капитаном — гнусная правда.
И вдруг впервые подала голос Шошана, завернутая в одеяло и распушившаяся трубками капельниц.
— Это ОН. Я чувствую его силу. Это — Плазмонт.
— Я весьма рад, что наша барышня опомнилась и желает вступить в беседу,— отозвался саркастически (как ему казалось) капитан.
— Это еще кто? — просыпался щебенкой сухой Шошанин голос.
— Господин капитан того самого судна, которому очень не повезло с нами. Или, наоборот, повезло. Во всяком случае, я пытаюсь обратить его в нашу веру.
Тут Лукич, несмотря на уважительное слово “господин”, снова заерзал.
— Обратил меня или не обратил, а все равно пират ты и разбойник. И будешь так называться, пока суд или правительство не обзовут тебя иначе. Во-первых, ты меня не убедил. А во-вторых, даже если ты меня и убедил, зачем мне все это надо? Зачем рисковать собой, грузом, пассажирами?
— Ты меня здорово задел. Да будь все нерискующими вроде тебя, старого бюрократа, отрубили бы мы от Космики дурную грязнулю Землю, одолели бы плутонов? Нет, мы бы сейчас сидели — дебилы дебилами — на поводке у кибероболочек, на привязи у Земли. Или вовсе отсутствовали бы на свете, а средства, благодаря которым мы появились в инкубаторах, Земля бы спустила на какую-нибудь шизофрению, вроде борьбы с эпидемией гонореи среди обезьян в районе Африканских Рогов или сексуально-освободительное движение некрофилов. А если бы после Войны за Независимость никто не рисковал, мы бы остались чингисхановой ордой…
Меня слегка понесло, это сказалась привычка к проработке арестантов, упеченных в камеры за всякие мелкие провинности.
— Мы, друг Лукич, создали общество, где, в отличие от землянских демокрутий и тоталитарий, ценится доблесть, у кого бы то ни было. У воина, ученого или купца-старателя…
— У трескуна вроде тебя,— покачал головой капитан,— особо ценится хреноплетство.
— Так вот,— упрямо долдонил я,— доблесть не определяется голосованием или указанием начальства. Поэтому мелкий недостойный люд не держится наверху — мы ведь все перед космосом как на ладошке, он нас всех через свои ситечки просеивает. Мы, природные космики, воюем не против того, у кого глаза поуже, чем у нас, или морда почернее. Даже не против того, у кого в кармане побольше звенит. Мы деремся с паразитом и хищником Плазмонтом. Знаешь, сколько вкусных, сочных и глупых граждан он уплел с наслаждением, а потом выдавил то, что получилось, из-под хвоста? И назвал эти фекашки Новой Жизнью.
— Заткнитесь вы все,— Шошана облокотилась на одну руку. — Где моя одежка? Не надо никаких приборов, чтобы сказать — ускоряемся мы теперь совсем в другую сторону, поэтому скоро вернемся на Меркурий.
— Она права? — уточнил я у капитана.
— На данный момент права,— пожал плечами тот,— ты мне своей блистательной речью не давал слова вымолвить.
— Действительно, переменилось как ни странно само рабочее тело,— наконец разобрался бортмех. — Это больше не ртуть, а что-то с намного меньшей атомной массой. Масса и сейчас продолжает уменьшаться.
— Тьфу, черт,— капитан выдохнул. — Как в цирке, ничего не скажешь.
Шошана учительственно пояснила ему.
— Масса — это лишь количество устойчивых зарядов, а представьте себе заряд не крутящимся облачком, а нитевидный, текучий. Мы валимся на Меркурий, потому что один его обитатель со звучным именем Плазмонт конвертирует материю в принципиально иной вид, нитеплазменный. И дело уже не в бывшей ртути — можете выключить примус, оставшийся от вашего ионного двигателя — просто масса корабля стекает в сторону планеты.
Значит щупальца Плазмонта накрепко прилепились и не оторвались от корабля, даже когда тот рванулся в космос.
— Ну зачем мне этот зоопарк… эти фемы… эти Плазмонты… — тяжело выдохнул космический волк. — Может, наша новая знакомая — от старых мы уже порядком приустали — поведает нам, когда и куда мы стечем или протечем?
Было видно, что и в самом неприятном сне капитан не оказывался в подобном положении. Ведь всю сознательную жизнь продрейфовал он на самых вялотекущих меркуро-марсианских рейсах.
— Вы мне разрешите воспользоваться вашим компьютером? — решила быть культурной Шошана.
— Да что теперь спрашивать. Ваши товарищи всем тут уже попользовались,— сказал грустно капитан, а Кравец приклеил взгляд к стюардесскиной попке. Девушка как раз суетилась, доставая пиво по его настойчивому требованию.
Шошана оторвала от себя все капельницы и, задрапировавшись одеялом, лишь изредка спотыкаясь, подошла к пульту.
— Вот так,— свистнул капитан,— клиническая смерть будто у меня приключилась, а вовсе не у этой большой девушки.
Шошана потыркала клавиши и невозмутимо произнесла, словно заговорила о насморке.
— Если ускорение — надеюсь, уже все усекли, в какую сторону оно направлено — будет меняться так же, как и сейчас, мы воткнемся в поверхность планеты через сорок восемь минут, где-то в районе моря Старательские Слезы. Причем с немалой вертикальной скоростью.
— Батюшки, Ньютон грозит костями из гроба… — всплеснул руками капитан.
— Ты нам Ньютоном не тычь. Слышь, отдели взлетно-посадочный модуль, выдай струю из его жидкостно-реактивного двигателя, сядь на нее и попробуй оторваться от Меркурия,— прогудел Кравец в красное капитанское ухо.
— У нас ракетного топлива какие-то капли остались,— развел руками бортмеханик.
— Все равно придется отделять взлетно-посадочный. А потом стараться выписать наиболее пологую траекторию снижения, чтоб посадка получилась хотя бы средней мягкости. Возьмите для расчетов мои параметры нитеплазменной тяги,— распорядилась боевая фемка. — Остальное вы и без меня знаете.
Она обернулась ко мне.
— Поблизости нет ничего, что попробовало бы взять нас на буксир?
— Мы гордо откажемся от любой помощи, разве что ее предложит корабль, подчиняющийся непосредственно Адмиралтейству. Впрочем, поблизости ничего такого, что могло бы искушать нас своими услугами.
Капитан Лукич, немного воспряв под Шошаниным взглядом, занялся баллистикой. Затем мужественным, как ему показалось, голосом проквакал по интеркому остальным членам экипажа об аварийной посадке, чтобы они быстренько перебрались из основного модуля во взлетно-посадочный. Члены экипажа пытались вякать, но начальник отключил прием жалоб. Стюардесса Люся ворковательно-развлекательным голоском оповестила пассажирские салоны, что из-за мелких неполадочек с лазерными станциями разгона придется на пару минуточек вернуться в Васинский космопорт.