Конечная остановка - Меркурий

- Ладно, пусть этот бешеный лейтенант ведет, - заявил один коп, сам с безумными глазами проповедника. - Уж, по крайней мере, долго мучиться не придется. Так или иначе смерть всех трахнет. И тех, кто любил удовольствия, она трахнет особенно сильно. Поэтому спешно обращайтесь к покаянию, братки мои заблудшие.

Пока такие проповеди расслабляли, а вернее перенастраивали народ, линия горизонта стала напоминать горлышко опрокинутого кувшина. Коптеры уходили вдаль от него по какому-то тоннелю. Поверхность замкнулась со всех сторон, и с боков, и сверху. Причем это была не поверхность Меркурия, даже не стенки шахты, пробуренной к его центру. Спектральный анализатор пробубнил, что эта странная самозваная твердь ничего не излучает и не отражает, зато лихо поглощает волны во всех диапазонах.

- Оба борта, выключите двигатели, - скомандовала Шошана.

Правильно распорядилась. Скорость движения, вернее падения вдоль склона, резко превращалась в медленность и поэтому жечь топливо было бессмысленным, а может даже пагубным делом. Вскоре сделалась скорость никакой - вначале вертикальная, потом горизонтальная. То есть, мы зависли. Пейзаж вокруг был по-прежнему совершенно абстрактным, типа "черный мешок". Только небольшое излучение в виде слабоэнергетических сверхдлинных волн слегка украшало его. За бортом имелся лишь почти стерильный вакуум. Нам было не до измерений гравитации, однако сила тяжести поубавилась весьма заметно. Мы висели в центре ничего и не видели никаких перспектив.

- Кажется, конечная остановка. Будем жить здесь, как тараканы в киселе, - отшутился Мухин, но вскоре сник. На лице Шошаны, которое я наблюдал по монитору, проступили бисеринки пота, как у рожающей женщины.

Наконец, она включилась.

- Терешка, запас энергии у нас накопился огромный. Ну, не у нас, а рядышком.

Я сразу заметил, что у нее открылось второе дыхание. В смысле, она нашла что-то вместо потерянного центра симметрий. И я вспомнил - именно сейчас, должно быть, материнское вещество приказывает долго жить и передает по наследству свое могущество.

Шошана правильно меня настропалила. На сей раз Меркурий трудно шел на контакт, потому что... был болен. И только когда пространственный полюс дошел до высшей точки напряжения, планета опустилась мне на руки раненым колобком.

На этот раз все было весьма человекообразно или, по-простому выражаясь, очень антропоморфно. Мои пульсации стали как пальцы, они бережно ощупывали раны колобка - колотые, резаные, выворачивающие - откуда хлестали потоки сил. Они устремлялись в воронку, где их встречали мириады сосущих ртов. Надо полагать, съедаемые энергии превращались в нитеплазму, из которой демон-паук усиленно ткал и прял Новый Мир, Новую Жизнь.

Наш с Шошанкой лозунг был ясен - держи, перехватывай, все равно пропадет. Мои пальцы-пульсации разошлись веером. Из всего потока требовалась лишь энергия, похожая на горячие жужжащие зерна. Я принялся выгребать их. Больно, красиво. Огненная рассыпчатая сила раздувала мой силовой кокон, срываясь с него вихрями, отшвыривала стенки тоннеля. Нитеплазма шипела от неудовольствия.

- Сдвинулись, - послышался далекий грохочущий голос Мухина. Набираем ускорение.

И в самом деле, лихо тронулись - лишь десять минут потратилось на разгон до первой космической скорости. Частота, на которой излучали стенки тоннеля, скакала вверх, как лошадь по лестнице, а значит, жара все плотнее обкладывала нас. Однако, по-прежнему никаким спектрографом не удавалось засечь, из чего поганые стенки слеплены.

- Сами в печку летим, - продавил кто-то сквозь скрежет зубов.

- Никогда на вас не угодишь, - ворчливым голосом отозвался я.

- Да передайте же, стервецы, побольше мощности на охлаждение кабины.

Кто-то, пискнув, откинулся в долгосрочный обморок.

- И на реактивную струю, - Шошанин голос в аудиорежиме стал хриплым и блатным от помех.

- Ты что, Шоша, детка? - воскликнул опупевший Мухин, - мы и так словно черти на работу несемся.

Тут снова вклинился я.

- Еще раз повторяю для особо одаренных, здесь нечего лезть с законами Ньютона. Особенно не морочьте мне голову третьим законом этого человека. Пора избавляться от стереотипов.

- Ага, понятно. Очень понятно, - отозвался немного оскорбленный Мухин.

Но действительность Шошанины слова подтвердила. Едва ракетные двигатели зафурычили сильнее, как ускорение из-за этого принялось падать. Только в кабине не стало посвежее. Забортная жара не унималась, а все злее набрасывалась на наш утлый кораблик.

- Эй, командир, не уткнемся ли мы сейчас в расплавленное ядро планеты? - натужно подал голос один из копов, обливающийся, как и все прочие летуны, обильным потом от жары и ужаса. Хорошо, что за командира меня признает, но куда нас несет - это даже теоретические прикидки не слишком показывают.

Когда не знаешь, чего сказать, ори, что попало - таково первое правило хорошего оратора.

- Только чур воздух со страха не портить, уже будто в солдатской бане сидим. Соратники, если бы мы летели не в ТУ сторону, то давно бы уткнулись носом в ядро. Значит, все-таки в ТУ.

Подтверждая или опровергая мои слова, забортная жаркая мгла почти моментально налилась бешеным светом - фильтры обзорных мониторов едва успели сработать - и стенки туннеля перестали быть абстрактными и размытыми. Сработали спектральные анализаторы.

- Мы в бутылке из расплавленного свинца, - заражая всех стрессом, заорал тот, кто первым глянул на спектрограф.

- Тому, кто слишком волнуется, советую заснуть. Мы не в бутылке, а в воронке из расплавленного свинца. Все-таки какая-то определенность. К тому же впереди есть дырка, - "успокоил" я публику.

Мы пробивали сияющую плотную, адскую жару, и второй коптер был заметен лишь смутным пятном. Естественно, что слова радиообмена немедленно растерзывались забортными бесами - в наушниках гулял только рев плазмы. Надо придумывать все самому.

- Друзья, - обратился я к личному составу. - Кто-то может подумать, что мы оказались на Солнце. И он будет неправ. Мы - на солнечной стороне Меркурия, где имеется воронка, близняшка той, в которую влетели коптеры на ночной половинке планеты.