Сублограмма

Вот так. Будто я вместе с ним.

...Он шел, держась правой рукой за мокрую стену. Левая висела плетью. Он чуть не упал, потеряв опору, когда рука ощутила пустоту. Он догадался свернуть в проем и затаиться. Он слышал, как всадники вынеслись на площадь, и слышал, как они вернулись.

Между стенами не было и полутора локтей. Пахло сыростью, каменная кладка обомшела. Он шел вперед, стараясь не поддаться боли и усталости, и вскрикнул, когда наткнулся на стену впереди. Тупик.

Феррара повернулся, привалился к камням и стал ждать. У него не было оружия, кроме ножа, купленного в Толедо. Он заметил преследователя раньше, чем тот его. Он двигался правым боком, шаря впереди мечом. Феррара видел, как он боится.

- Остановись, - сказал Феррара. Тот ахнул и встал. У Феррары было мгновение, чтобы ударить. Но клинок лязгнул о стальной нагрудник. Феррара потерял равновесие и упал на раненую руку...

Олег тронул меня за плечо. Я вздрогнула.

- Что ты делаешь? Зачем это? Кто это? Я не колеблюсь:

- Хуан Феррара. Испанец. Родился в Толедо в тысяча триста девяносто втором, бежал в Италию, отомстив сеньору захват и разорение родовой земли, и...

- Прекрати! Перестань! Ты не можешь этого знать! - с тревогой говорит Олег.

- Ты прав. Но знаешь, если Артуро не пригласит нас, я сниму ленту полностью...

- И нужно тебе? - равнодушно бросает Олег. - Тема была задана, нужно ограничиться семью минутами. Конец я смазал, ты поддержала. Нормально, хватит.

Отворачиваюсь. Отворачиваюсь от записи, от Олега, я сделала все, что могла, теперь полное безразличие. Смотрю в окно и мысленно вижу снимок из альбома Артуро. Спрашивать Олега о девочке мне не хочется, да я и уверена, что он тоже не знает. Артуро вообще крайне замкнут, и у него не было причин для разговора с Олегом. Я понимаю, что не сделала ничего для Артуро, но Олег уже компонует оба фрагмента, так что поздно менять что-либо.

- Прости, - говорю, - Олег. Один крупный план. Лицо Феррары.

- Делай, будет интересно.

Всего только интересно, бедный Олег. Интересно: черное от усталости и боли, со слипшимися от крови волосами, распухшими, разбитыми губами, полузакрытыми глазами, которые он медленно открывает, очнувшись. Он не отводит глаз под взглядом сеньора. Сначала в них страх, потом безразличие, а потом ненависть, лицо меняется, на мгновение исчезает боль, и проступает свет, чувство, долгий взгляд, как твой.

Импульс.

случайно или намеренно лицо Феррары стало лицом Олега глаза которого я хочу видеть так же близко

Олег импульса сейчас понять не сможет, и к лучшему, что не сможет. Могло ведь и не получиться.

- Не слишком? - спрашивает Олег. - Два импульса за семь минут?

- Не знаю, ты же не чувствуешь, - отвечаю я. - Ты же не понимаешь, не хочешь понять, боишься понять...

- Что такое?

- Достоверность невозможна без возникновения чувств. У тебя пойдут живые картины и декорации. А ты мастер делать декорации, - говорю я машинально. Не знаю, почему я так упорно хотела ему это высказать. Бессмыслица. При чем здесь декорации?

Олег окажется прав в том случае, если целью отрывка был показ. Я буду права, если целью было понимание. Что, если Артуро проверял именно эту способность? Тогда - средневековая планета, так? Но не для Олега...

- Превосходно, - говорит Олег. - Закончим этим импульсом и крупным планом. Спасибо.

- Ты знаешь что-нибудь об Артуро? Вернее, о том, для чего ему этот фрагмент?

- Ничего, - улыбается Олег. - А неплохо, верно?

Я не отвечаю. Артуро приходит в студию, когда все поклонники "известного граммера Олега Дуплева" уже в сборе. Или почти все.

- Извините, Артуро, - обращаюсь я к нему. - Можно попросить импульсатор, там должно было получиться...

- Конечно же, можно. Что-то вы опять придумали? - шутливо говорит он. Настройте кто-нибудь пульсатор.

Мне уже жаль, что я попросила. Но Артуро хотел видеть всю пленку. Я не смогу скрыть, да и не хочу скрывать того, что получилось. Но ведь это и признание, открытое признание. Интересно. Как Олег сказал: интересно, будет интересно.

Пока идет просмотр, все молчат. Артуро, Олег. Ребята. Я не могу поднять глаз. Мои импульсы воспринимаются как чужие. Так и должно быть, успокаиваю я себя.

Конец пленки. Но экран не гаснет, а подергивается рябью, сквозь которую угадывается движение.

- Сработал кто-то из вас, - говорит Артуро и смотрит на меня. - Дал такой импульс, что действие логически продолжается. Теоретически это возможно, но я впервые вижу.

"Возможно, логически, теоретически..." И вдруг я кричу:

- Олег! Феррара, они тебя убьют! Олег, помоги же!

- Это же запись! - тоже кричит Олег.

- Дуплев, - спокойно говорит Артуро, - делайте, что просят.

Олег бросается к экрану. Впервые Артуро назвал его по фамилии.

Тонкая муть рвется, пропуская Олега, и сквозь рябь совсем уже ничего не видно.

Артуро подходит ко мне.

- Ах ты, кошечка... - беззлобно говорит он.

- Я не могла, я не могла по-другому... - шепчу я. - Иначе не искусство.

- Жизнь, - говорит Артуро. - Жизнь, а не искусство.

Феррара жив. Вот он спрыгивает со сцены, приближается. Глаза, какие я хочу видеть.

- Олег, - плачу я, - Олег...

- Ты... ты действительно видела меня таким?.. - волнуясь, спрашивает Олег.

- Да нет, да нет же... я не могу объяснить... ты был не прав, я хотела показать, что они живые... - бессвязно говорю я. - Но ты что- нибудь понял?

Олег неожиданно обнимает меня. На нем домотканая одежда, под рыжей рваной курткой - металл. Кольчуга. Ребята толпятся вокруг разинув рты.

- Олег...

Глаза, какие я хочу видеть. Глаза Феррары.

Артуро подходит к нам. Со стаканом воды.

- Вы будете работать со мной. Вы прекрасно работаете.

Олег благодарит.

Я беру стакан из влажных пальцев Артуро. Они чуть дрожат. Мне хочется спросить, крикнуть: "Что? Что случилось с вашей дочерью, Артуро? Что с ней?"

И я понимаю, что спрашивать нельзя.