Страница 17 из 43
44
Кабинет был обычным и светлым, немного холодным, а хозяин его не соответствовал интерьеру. За просторным гладким письменным столом сидел худой старик с длинными белыми волосами, какие бывают у музыкантов, в толстом шерстяном пиджаке с торчащим уголком белоснежного платка, хотя сам пиджак выглядел старым и мятым. Старик медленно поднялся из-за стола и поплелся навстречу Сальвадору, и Сальвадор увидел, что у того на ногах почему-то валенки с галошами. Длинные, до плеч волосы старика казались вблизи зеленоватыми.
- Николай Васильевич Клеточников, если не ошибаюсь? - спросил он.
- Да, - ответил Сальвадор.
- Здравствуйте. Моя фамилия Борман, Михаил Семенович Борман. Я ждал вас много лет.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГОРЫ
45
- Вы что, тот самый Борман? - невежливо спросил Сальвадор.
- Да, тот самый, - ответил Борман. Как видите, я уже стар, но дела все не кончаются. Ваше дело самое важное, но вы еще сами ничего не знаете. Я должен ввести вас в курс дела.
Сальвадор был уже совершенно холоден и спокоен. Он помнил, что коридоры пусты, а в кабинете они были одни, и похоже, без всякого подвоха. Он уже внутренне приготовился давить эту хилую шею, но Борман предупреждающим жестом поднял ладонь:
- Повторяю, я очень стар, и не считаю оставшийся год или два большой ценностью. Сейчас воскресенье, и в корпусе никого нет, но есть срочные дела, которые не закончит никто, кроме нас. Я должен ввести вас в курс дела.
Сальвадор успокоился. Лишняя информация в любом случае не мешала, а чудес и теперь еще оставалось слишком много. Борман продолжал:
- Вы все время шли по правильному пути. Если бы я не побывал там, в тайге, раньше вас, все могло бы быть по-другому. Я хочу дать вам то, что вы должны были там найти. Это отчет, или, вернее, дневник.
Борман повернулся спиной к Сальвадору и пошел назад к столу, жестом приглашая идти за собой. Сальвадор уселся в кресло около большого незашторенного окна, а Борман вытащил из ящика и положил на чистую полированную поверхность стола растрепанную и обгоревшую по краям тетрадь в черной обложке. Чернила были рыжими, бумага пожелтевшей, а почерк неразборчивым. Борман вышел из кабинета, закрыв за собой дверь, а Сальвадор принялся за чтение. Сначала он пробегал глазами страницы быстро, чтобы сэкономить время, но потом понял, что нужно читать все подряд. И по мере чтения перед ним все ярче вставал образ художника серых картин, человека с узким подбородком, круглым лбом и колхозной хитростью в глазах.
46
Утром вершины Гималаев светятся сквозь утренний туман бледно-оранжевым светом. Потом постепенно в воздух поднимается пыль белая пыль многовековых дорог, измельченная в тончайший порошок тысячами босых ног, летучая и невесомая. Вдали от дорог, на полях, тоже пыль - и жара. Дели встретил нас пыльной бурей, песок носился в воздухе, хрустел на зубах, залетал в щели поднятых окон машины. Машин в экспедиции было две: в одной постоянно ездил Хозяин, в другой - мои приборы, я сам и разный багаж. Именно эту машину прислали за мной в Бомбей, куда я прибыл, как и рассчитывал, на английском пароходе, прямо из Европы, из туманного Амстердама. Должен сказать, что все там было сделано по плану: и в туманном Амстердаме, где приборы были погружены, и в солнечной Женеве, где я собирал их в мастерской старого еврея, знатока Каббалы и знакомого моих знакомых из Витебска, и в пасмурном, родном и привычном Витебске, откуда, казалось, и появился человек, приехавший за мной в Бомбей в автомобиле. Его звали Перевозчиков Игорь Анатольевич, около тридцати пяти лет, телосложение худое, рост средний, волосы черные с небольшой проседью, носит короткие усы, опущенные вниз, глаза коричневые, жесты быстрые, молчалив и внимателен, без особых примет, речь русская. Он отрекомендовался как лондонский сотрудник ЕПБ, но больше всего походил на провинциального активиста какой-то российской секты. Должен также извиниться за несоответствующий докладу стиль, объяснения считаю излишними. Итак, особенно мне понравились его аккуратный черный пиджак, серая рубашечка и шустрая физиономия, и я сразу из экзотической обстановки центральной Индии как будто перенесся в родное Вильно, и, честно говоря, там и остался на все время пребывания в Индии. Думаю, что мне это очень помогло, особенно в общении с ЕПБ. Как и положено, это просто ширма, парадная мадам, обладающая, впрочем, приятными, располагающими манерами, с добрым и грустным (или глупым?) лицом. Основную роль там, как и везде, играли вот эти шустрые хасиды, или, вернее, абреки, с худыми лицами и висячими усами. И еще я должен, к сожалению, сразу отметить, что ни настоящих имен, ни прошлого этих людей мне не удалось узнать.
47
Но ехать в автомобиле было приятно. Посланец Хозяина не надоедал разговорами, вдаль стелилась пыльная равнина, в конце которой в дымке стояла стена Гималаев. Древняя дорога походила на дороги юга Украины. Посередине пролегала широкая полоса, по которой ехали повозки и фургоны, иногда попадались верховые на самых разных животных: на лошадях, мулах, слонах. Здесь же гнали крупных животных, и очень редко в этой толпе пробирались автомобили. По бокам стояли старые пирамидальные тополя, узкие и прямые, почти не дающие тени и невероятно высокие, их зеленые вершины шевелились под ветром в синем безоблачном небе. За рядами тополей, слева и справа, параллельно основной дороге, находились еще две полосы - там в обоих направлениях двигался поток людей. Это был именно поток, как на оживленной улице города, одной из главных улиц этой страны, где каждый комок земли, каждое дерево, строение и каждый камень знают прикосновение человеческих рук и где каждый сантиметр пространства обжит многими поколениями местных жителей, завоевателей, и завоевателей, которые давно уже стали местными жителями, и посланцев, и странников, очарованных нищетой и бездельем, и путешественников, имевших цель. Дорога проходила на возвышении, которое то уменьшалось, то увеличивалось, сглаживая складки местности, совсем как насыпь европейской железной дороги. Пыль стояла не только над дорогой, но и над зелеными полями, и над реками, и везде среди зелени блестела вода, и везде виднелись наклоненные спины работников на полях. Теплый пыльный ветер дул с севера, и сначала мы наглухо закрыли все окна машины, но это не помогло, и потом мы, наоборот, открыли все, что только можно, и стало легче дышать и смотреть по сторонам. Все эти долгие часы езды от Бомбея до Дели мой водитель потел, пробираясь среди коровьих стад, а я наслаждался бездельем, пейзажем, а иногда видом красивых женщин за окном, на время как бы забыв о стоящей передо мной задаче. Когда Дели остался позади, тучные поля кончились, дорога стала каменистой, а за окнами пошли пески, камни и невысокие холмы. Северный ветер стал сильнее и прохладнее, но все равно было гораздо жарче, чем у нас. Еще несколько часов, и мы у цели: Химачал Прадеш, город Шимла.