Проза

- Смирррна! - голова услужливо дёрнулась и замерла прямо. Где-то справа по бетону процокали две пары сапог, и сонной роте по ушам резанул, окончательно пробуждая, докладной скрип старшины Потопова. Скрип царапал мозги, как вилка тарелку, и Лещенко привычно ускользнул в воспоминания.

... Цинки с семьёй...

... Иришка в обнимку с Михаськой...

... Замдекана, нудно цедящий, что каждый нормальный человек человеком становится только после получения высшего образования...

- Здравствуйте товарищи пограничники!

- Здра! Жела! Това! Капитн! - дружное нытьё роты слилось в единый рёв, спугнувший тусклые картинки, которые становились всё более и более тусклыми. "Ну хоть бы что-нибудь произошло!" - тоскливо подумал Лещенко, скосив глаза на шарик тела капитана Фокеева. Капитан заложил руки за спину, чем сразу стал похож на сержантов вероятного противника и начал выбрасывать из огромного рта слова.

Тяжёлые звуки, шумно вылетев, пролетали с метр и шлёпались о бетон. Брызги изредка долетали до сапог первой шеренги. Несколько обречённых фраз, а потом в монотонную мутную струю судорожно втиснулось:

- ... так вот, товарищи бойцы, пока вы спали, в мировой политической обстановке произошли некоторые изменения. В час двадцать три минуты нашего времени объединённые вооружённые силы Ирака, Ирана и Саудовской Оравии пересекли государственную границу Афганистана и не встречая сопротивления, продвинулись к Кабулу.

Нечто тягуче-томительное, прилипшее к воздуху, запробуждало строй тела одно за другим оживали, как будто водители отрывались от листания журналов, отключали автопилоты и брались за покрытые пылью рычаги. Капитан Фокеев, обнаружив, что застава обратила на него внимание, запнулся от неожиданности, а потом обрушил заслонку на поток живительной влаги и отцедил:

- Верховное командование сейчас решает, как наиболее адекватно реагировать на происходящее. Заставе после завтрака перейти на боевую готовность. Разойдись!

Строй постоял секунду, впитывая последние капли, а потом сломался и развалился на отдельные бурлящие кучки.

Лещенко осторожно выкатил беломорину из полуполной пачки и застыл посреди плаца одиноким пограничным столбиком, вместе с папироской пережёвывая информацию.

Тело отшатнулось от небольшого газового факела, а потом привычно ткнуло папироской в его основание и заглотнуло едкий дым. Пыхнув ноздрями как бэтр выхлопными трубами, ефрейтор Лещенко воткнул ожидающий взор в рядового Гольцова.

Когда Гольцов давал прикурить, это значило, что сейчас он будет чего-то просить.

- Товарищ ефрейтор, разрешите вне устава... - ласково проканючил Гольцов.

Лещенко с секунду смотрел на грязно зелёные глазки, быстро скакавшие с пряжки на подбородок, и вяло буркнул:

- Валяй.

- Я тут с братками потарахтел, и в общем, мы так сообразили: если азера на нас попрут, то надо свинтить отседова... подале, да и не пустыми. А ты как думаешь?

Лещёнко пожевал папироску, неспешно оглядывая заставу и бескрайние просторы родины за её забором и пошевелил картинками памяти. Гольцов перемялся с ноги на ногу и полез за сигареткой - Лещёнко мог обсасывать вопросы по полчаса, но на памяти заставы за месяц срока не разу не лажался.

Взрыхлив короткий ёжик разных с проседью волос, Лещенко прикинул, далеко ли до завтрака и ненавязчиво, серенько промямлил:

- Ну если винтить - то прям счас. Когда попрут - свои из второй линии обосруться и будут лупить по всему, что движется. Да и застава - как арбуз на блюдечке - ВТОкнуть самое оно. А азера, если ещё не гикнулись, помнят, наверное, Брестскую крепость и бабахнут - пепла не останется.

Гольцов скривился и спросил:

- А чё за крепость?

Лещёнко раздуваясь воздушным шариком вдохнул, шипя перебитым шлангом шиноподкачки выдохнул.

- Это во вторую мировую погранцы послали всё, заперлись в большом ДОТе и месяц морально трахали всё немецкое командование.

Гольцов медленно кивнул, и задумчиво опустил глаза, а Лещенко побрёл к столовой, усмехаясь тому, что "послать всё и трахнуть морально" для советского солдата всегда будет понятней, чем "подвиг во имя родины-такой-то-матери".

Тело рядового Семечкина уныло ковырялось в горке каши, испуганно прижавшейся к краешку необъятных просторов тарелки. Сбоку на скамью рухнуло тело комода и его голодный рык смыл Семечкина с надёжного берега мыслей в бурный океан реальности. Комода Лещенко Семечкин зауважал после двухчасовой исключительно информационной лекции о действии наркотиков, а так же после демонстрации, что в отделении руками и ногами он машет лучше всех, и поэтому махать теперь будет только он.

Семечкин решительно размазал по тарелке свою порцию и повернувшись к комоду, осторожно прошептал:

- Товарищ ефрейтор...

Лещенко, не отрываясь от жевания, заглянул к Семечкину в тарелку, затем удивлёно глянул на него, потом кивнул на его тарелку и проглотив, спросил:

- Ты чё не ешь?

- Да вот всё думаю... это война, да?

- Для тебя война будет, если ты через две минуты не съешь свой завтрак.

Семечкин послушно сгрёб кашу на исходную позицию и черпанул ложкой.

- А это ещё не война, а очередной прикол от Щасотдамася Хуснейма. Я вот всё жду, когда же он на нас выпендриться, чтобы мы ему выпендрюльник оторвали.

- Всё шутите... - Семечкин уныло поглощал безвкусную кашу. - а меня мама дома ждёт.

- Так давай я тебе ногу отстрелю, и поедешь домой. А там, глядишь, и мы с арабами придём. Во класно будет! Мы с арабами перестреливаться будем, а мама нам будет суп варить... хотя нет, я лучше сразу арабам сдамся, а то тебе супа не достанется... а хотя стоп, тогда же арабы к тебе домой придут и съедят весь суп... блин, чё делать-то?

Скорчив задумчивую рожу, Лещёнко вылез из-за стола, и пошёл за чаем, оставив поугрюмевшего Семечкина доедать завтрак. Зачерпнув кружку чифиря Лещенко нашёл среди обшарпанных грязных столов жердь тела рядового Ветрова и побрёл к ней. Плавно посадив тело рядом с телом Ветрова, Лещенко обнял кружку ладонями и глотнул обжигающего горького чаю. Выплюнув пару веточек, Лещенко посмотрел в низкий грязный потолок и спросил:

- Ветров, что делать будешь, если это - Эль-Джихад?

Ветров высвободил часть сознания из потоков Нирваны и посмотрев сквозь голову Лещёнко куда-то далеко, тускло ответил:

- Ничего. Великое божественное начало приведёт меня туда, где я должен быть и сделает тем, чем я должен быть.

- А если оно захочет, чтобы ты расстрелял заставу? - Лещенко, не отрываясь от пустых глаз Ветрова, глотнул чаю.

- Никому не дано изведать свою карму...

- Ветров перевёл взор в пустоту перед собой и ускользнул от Лещёнко в потоки высокого. Лещенко отвернулся к той же пустоте и глотнул чая, заливая в эту пустоту горечь чифиря вместе с горечью бессилия. Он посмотрел на столы, стулья и несколько десятков тел, автоматически поглощающих еду и готовых по первому окрику испуганно оторваться от тарелок и побежать. Кто-то - просто спасаться, а кто-то - сначала хапнуть, чтобы от спасения был навар. Очень захотелось что-нибудь сделать. Это желание, вылетев как ПТУРС из-за угла, прошибло тоску, и кумулятивной струёй подожгло что-то внутри.

Лещёнко вздрогнул, оторвался от созерцания тел и одним глотком допил чай.

Вскочив, он забил поглубже внутрь нервную дрожь ожидания взрыва боекомплекта и побежал на плац.

Застава получала оружие. Без патронов.

Лещенко, отбегая от оружейки, покосился на первый взвод, выносивший ящики с боеприпасами в грузовик.

Встав в строй, он глянул на отделение и на бетонный забор автопарка, за которым рычали и ревели БМПшки, стряхнувшие толстые слои пропылившейся смазки.

Оглядевшись, ефрейтор убедился в том, что половина заставы жадно смотрит на оружейку в ожидании патронов, а другая - на автопарк. Его пальцы скользнули в карман, нащупали в нём патрон, воровски дернулись к подсумку и вогнали его в специально сунутый дыркой вверх магазин. Лещенко довольно оскалился в сторону нескольких офицеров, топтавшихся у входа в оружейку.