Искривлённое пространство

Щенок опять заскулил - жалобно, настойчиво.

Антон, ни о чем больше не думая, наклонился и взял в руки маленький лохматый клубочек. Щенок поднял на него мордочку, высунув красненький язычок, причмокнул, благодарно уставился.

- Откуда ты такой?

Щенок как-то не по-собачьи пискнул.

- Как же тебя назвать? Рыжиком или... просто Приблудой?

- Тяв-ав!

- О, да ты уже с характером, - улыбнулся Антон.

Он внес песика в свою комнату, постелил на полу в уголке свой старый плащ, поставил рядом мисочку, накрошил хлеба и полил вчерашним бульоном.

- Спать, дружок, спать! Весь завтрашний день я буду занят, и куда мне тебя утром девать, просто ума не приложу. Но ничего, что-нибудь придумаем. Правда же, Рыжик? Правда, Приблуда? - погладил песика за ухом. - Спать. Говорят, что утро вечера мудреней.

Щенок слушал все, что говорил Антон, будто бы понимал каждое слово. Он, подняв мордочку, преданно и внимательно смотрел, готовый подчиниться любому приказу.

- Хочешь есть?

Приблуда подполз ближе к мисочке, полакал немножко, а потом вновь поднял взгляд, словно спрашивая: можно есть еще или нельзя?

Сухов с улыбкой смотрел на него. Затем нашел тюбик с пастой "Уни". Собачке паста понравилась.

- Смешной ты, Приблуда. Такой комичный. Ну, спать!

- Тяв-ав! Ав!

А утром Антон с удивлением заметил, что щенок заметно вырос за ночь. Бросилось в глаза и то, что цвет шерсти заметно посветлел, стал уже не рыжим, а соломенно-желтым. (Таким был и Антон в детстве. Мама рассказывала.) И продолговатые черты собачьей мордочки вроде притупились. Однако в первое утро Сухов только удивился своим наблюдениям, объяснив все переутомлением и буйной фантазией.

Он налил воды в мисочку, попросил Веронику, которая выходила на работу обычно чуть позднее, чтобы не сердилась за то, что взял Приблуду в дом. Жаль стало живое существо. И детям будет радость. Вероника, к удивлению Антона, не возмутилась и восприняла появление Приблуды просветленным, кротким взглядом.

- Такой милый песик. Он будет скучать, пока никого не будет дома. Но мы как-нибудь все устроим. Правда, Антон?

Во взгляде Вероники - тепло и покладистость. Как в прежние времена. Правда, взгляд ее сейчас был обращен не на Антона, а на щенка, тем не менее всплыло в памяти давнее, волнующее. Захлестнула на миг томительная нега. И все же Сухов встрепенулся и с металлическими нотками в голосе проворчал:

- Мне пора бежать. А ты не обижай Приблуду. Я постараюсь сегодня прийти пораньше. Если удастся.

Вероника оставила его слова без внимания. Склонилась над рыжеватым щенком, ласкала его. Антону даже захотелось самому стать таким же рыжим, лохматым и бездомным.

Вечером Сухов убедился - собачонка действительно растет очень быстро. И не просто растет. Приблуда изменялся. Менялся цвет шерсти, менялся абрис мордочки.

- Что же из тебя вырастет, Приблуда?

- Тяв-ав-ав!

Юпитер приволок пульт дистанционного управления, вытащив его из укрытия, известного только ему. Пульт он оставил посреди комнаты, сам сел возле ножки стола, подобрав хвост поближе к себе, замурлыкал от удовольствия и зажмурил глаза.

Антик увидел пульт, как только Юпитер появился на пороге комнаты. Неимоверная радость заполнила все его маленькое игрушечное тельце. Он еще сможет действовать! Пусть совсем немножко, может, всего несколько минут, но сможет двигаться! Разговаривать!..

А потом наступит вечная тьма.

Он не чувствовал ни капли страха, только радость. Вот сейчас пульт заметит Витасик. Он тоже обрадуется. Вот сейчас. Еще чуть-чуть подождать. Витасик вставит штекер в гнездо и...

- Я приветствую вас! - воскликнул Антик изо всех сил и рассмеялся, но вдруг почувствовал, что силы оставляют его: тяжело даже руку поднять в приветствии, невозможно произнести ни слова.

Антон сидел в кресле с закрытыми глазами. Но не спал. Даже не дремал. С ним происходило непонятное. Сознание металось, не находя выхода из одновременно овладевших им безотчетного ужаса и неведомого ранее, жестокого своей неизбежностью чувства внутреннего обновления. В самой глубине существа пульсировали, ища освобождения, остатки сил бунта и самоутверждения. Все это повергало Сухова в панику, вызывая удушающую волну отвращения к самому себе.

Антон не услышал радостного восклицания Антика: "Я приветствую вас!" Но тут же открыл глаза и порывисто поднялся с кресла.

Витасик плакал, склонившись над Антиком на ковре посреди комнаты.

- В чем дело, сынок?

- Он... Он уже... уже не действует... Он умер.

- Кто?

- Антик. Ты же видишь. Антик умер.

- Не плачь. Мы возьмем себе другого, - тихо утешал его отец и, как лунатик, подошел к окну.

Сердце бешено стучало в груди. Хотелось повторить жизнь сначала. А перед глазами стояли лица Гиаты и Серафима.

Осенние клены за окном расставались со своими большими желто-горячими листьями.

Вдруг Сухов почувствовал резкий толчок в ногу. Это Приблуда ткнул его носом и поднял вверх морду. Антон посмотрел на него и оцепенел - взгляд щенка напомнил ему, как и в недавнем сне, взгляд Гиаты Бнос. И не просто напомнил, а казался зеркальным отражением. Он плотно зажмурился, вытер пот со лба.

...На следующее утро Сухов наскоро оделся и побежал на работу, словно в панике сбегая из дома.

Витасик с Аленкой подошли к маленькому песику, гладили его.

- Какой ты забавный. Как хорошо, что ты к нам приблудился. Мне с тобой почти так же хорошо, как с Антиком. Даже лучше, потому что ты живой, хотя и не умеешь разговаривать.

- Тяв! Гав!

"Я с самого появления на свет знал их язык. Но я боялся, что мне так и не посчастливится пожить... Я оказался неполноценным, и единственное, что заложено во мне в полной мере, - это желание жить. И я еще живу. Может, мне все-таки удастся стать настоящим каром - во всем похожим на людей и одновременно во всем отличающимся. Какое это счастье, знать, кем ты станешь завтра, послезавтра, знать, ощущая свое предназначение, свой развитый ум взрослого существа в маленьком тельце щенка..."

- Ты просто чудненький. Как же тебя назвать? Папа назвал тебя Приблудой, а нам не нравится.

- Гав!

- И тебе тоже не нравится? А как же тебя назвать?