Блеф

То, что они спали вместе, до сих пор удивляло Рамона, а иногда и слегка пугало.

Она подошла к нему, улыбаясь.

- Насколько я понимаю, мы должны благодарить за этот, гм, случай тебя? ее голос превращал латынь в тягучую мелодию. Они могли объясняться только на этом языке. Интересно, думал он, сколько раз за последнее тысячелетие этот язык использовался в постели?

- На моем месте мог оказаться кто угодно, - запротестовал он. - Кто бы ни взглянул на снимки, он сразу бы все увидел.

- Все равно я рада, что это был ты. Установление контакта куда интереснее бесконечного однообразия гипердрайва, и пусть инструкторы из Звездной Академии в Астрограде и морщатся на здоровье от таких слов, - она сделала паузу и отпила водки. Не того пойла из корабельной кладовой, но настоящей "Столичной" из ее личного запаса, что пьется мягко и плавно, словно горячий шепот. - И еще я рада, что это цивилизация без развитой технологии. По крайней мере по ночам мне будет спокойнее спать.

На борту "Хауэллза" оружие, равно как и все остальное, имевшее отношение к безопасности корабля, находилось под контролем капитана.

- Надеюсь, - прикоснулся Рамон к ее руке, - что я смогу помочь тебе не беспокоиться по ночам.

- Твои романтические речи имеют мало общего с реальной жизнью, произнесла Катерина и тут же добавила, увидев обиду в его глазах, - Не думай, что я не рада это слышать. Без тебя мне будет сегодня слишком одиноко. Но потом - сначала буду занята я, сажая корабль, потом ты - обрабатывая материалы... У нас не останется времени, так что давай наслаждаться, пока есть возможность.

* * *

Питканас, Король-Слуга речного бога Табал города Куссара, проснулся от зазвеневшего в его ушах голоса божества:

- Проследи сегодня, чтобы прочистили каналы, пока они не забились илом.

Несмотря на королевский сан, он поспешно откинул легкое шелковое покрывало и слез с ложа. Он едва позволил себе обернуться и окинуть взглядом восхитительные формы Аззиас, своей любимой жены.

Недовольная тем, что он потревожил ее сон, Аззиас пробормотала в его адрес какое-то ругательство.

- Прости, дорогая, - произнес он. - Табал повелел мне проследить сегодня, чтобы прочистили каналы, пока они не забились илом.

- А, - сонно сказала она и снова заснула.

Рабы поспешили облачить Питканаса и расшитую золотом алую королевскую мантию, водрузить ему на голову коническую корону и обуть в сандалии с серебряными пряжками. Одевшись, он позавтракал лепешкой, вареной куриной ножкой (ее опасно было оставлять, поскольку она была вчерашней) и запил все это перебродившим фруктовым соком.

Во время трапезы Табал еще раз повторил предыдущее повеление. Как всегда, когда Питканас задерживался с выполнением поручений божества, у него заболела голова. Король-Слуга торопливо покончил с завтраком, вытер рот полой мантии и поспешил выйти из королевских покоев. Слуги бросились открывать двери.

Последние створки широко распахнулись, и он вышел на главную площадь Куссары. Легкий ветерок с реки Тил-Баршип приятно холодил вспотевшее под тяжелой мантией тело.

Прямо напротив дворца возвышалась гробница отца Короля-Слуги, Дзидантаса верхушку сооружения украшал череп. Несколько простолюдинов положили к подножию гробницы свои нехитрые подношения: хлеб, сыр, фрукты. В коротких накидках из легкой ткани им было куда легче, чем королю. Увидев его, они пали на колени, касаясь лбами земли.

- Хвала твоему отцу, господин мой король! - вскричал один сдавленным из-за неудобной позы голосом. - Он сказал мне, где искать потерянный алебастровый кувшин!

- Ну что ж, хорошо, - отвечал Питканас. Мертвый отец (как, впрочем, и живой) говорил с ним без всякого почтения.

Вот и сейчас Дзидантас фыркнул: "Мне казалось, что ты собирался проследить за очисткой каналов".

- Я как раз иду, - скромно ответил Питканас, пытаясь избежать отцовского гнева.

- Вот и ступай! - прорычал отец. Старик умер три с лишним года назад; временами его голос и манеры начинали напоминать короля Лабарнаса, - его отца, деда Питканаса. Сам-то Лабарнас редко к кому обращался теперь из могилы, если не считать стариков и старух, что хорошо помнили его при жизни. Что же касается Дзидантаса, то его присутствие было для жителей Куссары таким же реальным и привычным, как, например, Питканаса.

В окружении слуг и придворных король шествовал по узким и извилистым улочкам, стараясь не наступать на кучи гниющих отбросов. Фасады из кирпича-сырца не отличались разнообразием, зато обеспечивали сносную защиту от солнца. Несмотря на ветер с реки, день обещал быть жарким.

Питканас слышал голоса людей, сидевших во внутренних двориках за высокими глухими стенами. С крыши донесся сердитый крик женщины, спавшей там со своим мужем: "А ну поднимайся, пьянь! Надо же - так набраться, чтобы не слышать голоса богов, зовущих на работу!"

Боги, которых она имела в виду, были жалкими и ворчливыми - одно слово, боги для простонародья: боги домашнего очага, ремесел, торговли. Питканас никогда не слышал их голосов и не помнил их имен - это дело жрецов. Великие боги неба и земли говорили с ним напрямую, без посредников.

Восточные ворота Куссары посвящались Нинатте и Кулитте, богу и богине двух лун. Их изваянные из камня юные фигуры стояли в нише над аркой. Под ними в обе стороны громыхали телеги, отчаянно скрипя немазанными осями. По стене расхаживали стражники; солнце отражалось от бронзовых наконечников их копий.

Страж Ворот, покрытый шрамами ветеран по имени Тушратта, склонился перед Питканасом в низком поклоне.

- Как этот недостойный может услужить тебе, мой господин?

- Табал напомнил мне, что каналы нуждаются в очистке, - сказал.король. Прикажи своим солдатам согнать крестьян с полей - трех сотен, пожалуй, хватит, - и пусть они займутся каналами.

- Слушаю и повинуюсь, как слушаю и повинуюсь богам, - ответил Тушратта. Он прикоснулся к алебастровому глазу-идолу, который он носил на поясе рядом с дротиком. Такие идолы были одинаковы во всех Восемнадцати Городах - они делали голоса богов ближе и доступнее пониманию.

Тушратта выкликнул нескольких воинов. Часть спустилась со стены, часть появилась из казарм у ворот.