Страница 21 из 87
— У меня такое чувство… — Она сглотнула, подбирая нужные слова — Мне кажется… Ну, что вы говорите не совсем правду. Может быть, я вас чем-нибудь обидела?
— Это невозможно, — сказал он мягко, и его голос вызвал у Амалии нервную дрожь.
Она попыталась скрыть это странное ощущение за приветливой улыбкой:
— Тогда я надеюсь…
— Позвольте мне… — Его рука внезапно притронулась к нежной припухлости ее грудей, видневшихся в неглубоком вырезе платья.
Как ни странно, но этот внезапный шокирующий жест вызвал волну удовольствия, перехватил дыхание. Амалия поспешно сделала шаг назад, продолжая ощущать прикосновение его пальцев. Это место горело, словно его опалили клеймом. Глаза Амалии расширились: она смотрела на него и чувствовала, что тонет в глубинах его глаз-озер. Ей показалось, что на бронзовых щеках Роберта выступил румянец, хотя вполне возможно, что она ошибалась. Амалия завороженно взглянула на протянутую им руку, ту самую, которая только что коснулась ее груди.
— О, паук! — воскликнула она, отметив про себя, что голос прозвучал слабо и что в нем не только страх, но и разочарование. Неизвестно, чего больше. Однако в одном она была уверена: близость этого человека тревожила ее, вызывала страстное желание.
Значит ли это, что она была развратна не только в постели с мужем, но и на людях с совершенно посторонним мужчиной, родственником ее мужа? Как же так? Она добровольно и искренне давала брачные обеты и свято верила, что будет их соблюдать. Никогда раньше она не замечала за собой тяги к разным мужчинам, как не считала плотские утехи главным в жизни. И все же она реагировала на Жюльена в постели так, как ей даже и не мечталось, а теперь она почувствовала такую же тягу и распаляющуюся страсть к этому человеку. Возможно, в ее характере было столько испорченности, что, почувствовав себя женщиной после стольких лет мучительных ожиданий, она должна испытывать тягу к каждому встреченному мужчине? О ужас!
— Наверное, он свалился к вам с вьюна, — сказал Роберт, выкидывая маленькое коричневое насекомое за перила. — Простите, я вас перебил. Вы говорили…
Она ответила не сразу:
— Нет-нет, ничего… Простите… Я хотела сказать… Надеюсь, вы будете приезжать к нам чаще? Это доставит удовольствие Мами.
— А вам? — спросил он, склонив выжидательно голову.
— И мне тоже, разумеется! — ответила она твердо и удалилась к свекрови.
Сидя подле Мами, Амалия оглянулась, чувствуя его обжигающий взгляд. И хотя лицо Роберта оставалось непроницаемым, рука, прикоснувшаяся к ее груди, была стиснута в кулак.
Утренняя служба в храме прошла торжественно и чинно. Здание церкви Святого Мартина-странника было сравнительно новым, построенным лет двадцать назад, хотя часовня того же названия, находившаяся рядом, стояла здесь с 1765 года. Церковь сложили из кирпича и потом отштукатурили. Красоту и внушительность ей придавали массивные двери, окна в римском стиле и колокольня, гармонично вписавшаяся в общую архитектуру здания. Внутри церковь украшали алтарь, декорированный стилизованными крестами, ниши с великолепными статуями, и над всем этим благолепием простирался купол из белого дерева, который поддерживали четырнадцать дорических колонн, возвышавшихся над скамьями для молящихся. Над алтарем висела огромная картина с изображением святого Мартина кисти знаменитого Жана Франсуа Муше. Купель для крещения младенцев была выполнена в форме фонтана — прекрасная старинная работа, подарок короля Луи XIV.
Священник отец Жан был таким, каким и положено быть приходскому священнику: доброжелательным, отзывчивым, пекущимся о нуждах прихода и прихожан… И только в одном он был тверд как кремень — в порицании греха.
Из храма Амалия вышла в обществе Мами и ее приятельниц просветленной, умиротворенной душой и телом и жутко голодной. В отеле их ждал роскошный завтрак: жареная ветчина, бекон, горячие булочки, украшенные особым тиснением, вафли с подливой из топленого масла или сиропа из тростникового сахара, бисквиты, белоснежные кукурузные песочники на молоке, пожелтевшие от обилия топленого масла, горячий кофе с огромным количеством сливок, горячий шоколад и молоко. После такого изобилия всем предлагалось отдохнуть в своих комнатах, чтобы набраться сил для дневной и вечерней программ, но Хлоя решила по-своему распорядиться свободным временем.
Никто из троих мужчин в храме не был. Джордж и Роберт дождались дам, позавтракали с ними, а затем разошлись кто куда. Роберт со второй чашкой кофе и газетой отправился в холл, где обычно собирались мужчины. Жюльен уехал из дому рано, и Тиге не знал, куда, но, когда стали допытываться, вспомнил, что, кажется, хозяин упоминал петушиные бои. Он заверил, что месье Жюльен находится где-то поблизости, потому что не приказывал подать ему повозку. Хлоя, весьма обрадованная последней новостью, приказала подготовить повозку к прогулке и немедленно подать к подъезду гостиницы.
Правда, Джордж чуть было не сорвал ее планы, отказавшись наотрез сопровождать их с Амалией во время прогулки по городу. По его мнению, уважающий себя джентльмен не станет выступать в роли наемного работника, пользуясь чужой повозкой и чужими лошадьми для поездки по городу. Не помогали ни уговоры, ни слезы и гнев Хлои — англичанин не хотел принимать объяснения Хлои, слушать об особом положении художника в обществе. Он жил, пользуясь щедростью хозяина «Дивной рощи», и не мог, да и не хотел ответить на его добро черной неблагодарностью.
Мудрая Хлоя тут же бросилась за помощью к Мами, которая под ее напором не только согласилась поговорить с Жюльеном, когда он вернется, но и приказала Джорджу избавить ее на время от общества крестницы, которая мешает ей отдыхать.
Поскольку Хлое удалось настоять на своем, она стала незаменимой компаньонкой в их путешествии по городу. Хлоя показывала дома известных богачей и довольно забавно, порой зло, высмеивала нравы их обитателей. По широким, прекрасно спланированным улицам они проехали мимо оперного театра, который готовился отмечать свое шестидесятилетие, двух банков, суда, мужской и женской гимназий. Объехав еще раз вокруг отеля, они направились к разводному мосту через реку Теш, по которой во время паводков поднимались пароходы, направлявшиеся в Бробридж. На противоположной стороне реки находились, по словам Хлои, очень интересные дома и постройки, на которые стоило взглянуть.
Джорджа не устраивала роль сопровождающего двух дам в этой поездке. И хотя Хлоя уверяла, что все его волнения и переживания Жюльен не оценит, он продолжал дуться. Но время лечит и не такие раны. Ощущение близости драгоценной возлюбленной, пока они сидели втроем на узком сиденье повозки, ее веселое щебетанье и тонкий аромат духов, казалось, примирили его с тем, что может подумать или сделать Жюльен, когда вернется. Однако не прошло и пяти минут в покое, как Хлоя вновь подвергла испытанию терпение и нервы англичанина. К явному его неудовольствию, она приказала ехать по дороге, ведущей от заводи в глубь острова.
— Как необычно! Как интересно! — восторгалась Хлоя, и блестящие черные кудряшки над ушами прыгали от радости, и хитрющие глаза светились любопытством. — По-моему, я никогда еще не была здесь… Хотя…
— О чем это ты? — поинтересовалась Амалия, заглядывая под соломенную шляпку, обшитую шелком и украшенную лентами.
— Все точно! Это место я знаю! — сообщила Хлоя.
— Вот как?
— Мы приезжали с Мами прошлой осенью, но было темно, и все кругом выглядело иначе, — тараторила Хлоя, захлебываясь от избытка нахлынувших на нее чувств. — Нас подвез экипаж, а в роли гида выступала Полина, доверенная горничная Мами.
Звучало все это правдоподобно, хотя и очень странно.
— Ничего не понимаю, — сказала Амалия растерянно.
— Я тоже, — поддержал ее Джордж.
— Мы ехали по этой дороге и остановились у дома с черным крепом на двери, — начала вспоминать Хлоя. — Я осталась в экипаже, а Мами вошла внутрь. Она, наверное, не предполагала, что я догадываюсь, куда мы приехали. Я слышала разговор Полины с кучером и все поняла. Мами приехала выразить соболезнование девушке — ну, той, что была с Жюльеном, — в связи с безвременной кончиной ее младшего брата. Он покончил с собой.