Страница 18 из 87
Она знала истинную цену своей внешности, справедливо считая себя не столько красивой, сколько обаятельной. Тетушка тоже постоянно твердила ей, что красота физическая преходяща, и только красота духовная — на всю оставшуюся жизнь. Амалия могла гордиться своей матовой кожей, стройной фигурой, но для большего эффекта недоставало великолепия златокудрой блондинки. И, как это ни грустно сознавать, не ее сногсшибательная внешность распалила совсем было увядшую страсть мужа, а банальная ревность плантатора, увидевшего однажды, что на его собственность посягает другой мужчина.
Такая оценка не делала чести ни Жюльену, ни ей, но была, по ее мнению, объективна и все объясняла.
Амалия стояла на верхней галерее, прислонившись к одной из многочисленных колонн, и наблюдала розоватый отсвет заката, отражавшегося в водной глади реки. Вечернюю тишину нарушало воркование голубей, готовившихся ко сну. Она видела сверху, как Джордж Паркман и Хлоя прогуливались в дубовой роще неподалеку от свежевыкопанного котлована, где англичанин собирался разместить зеркальный пруд. Размахивая руками и энергично жестикулируя, он живописал красоту будущего цветочного рая. За спиной послышалось легкое поскрипывание: это Айза рисовал углем прямо на полу. Амалии следовало бы остановить его, приказать смыть нарисованное, но на это у нее не было ни сил, ни решимости. Мальчик был так увлечен своим занятием, так искренне радовался каждому удачному штриху, что грешно было бы мешать ему в этом наивном занятии.
Рядом на перила уселся голубь. Потоптавшись на месте, он стал боком медленно приближаться к Амалии. Голубь был серый с белой опушкой перьев на крыльях и разноцветным хохолком. Он смешно перебирал красными лапками и что-то мило ворковал. Хлоя иногда кормила птиц хлебными крошками и остатками тостов, поэтому гость и прилетел угощаться. Голубь закидывал голову кверху, издавая ласковые звуки, и при этом еще пританцовывал — не то просил о чем-то, не то сам хотел сообщить важную новость. Амалия рассмеялась.
Айза взглянул на хозяйку, и его уголек заскрипел сильнее. Еще мгновение — и на полу появилось изображение голубя. Амалия взглянула на рисунок, и намерение поругать мальчишку за испачканный углем пол пропало. Вместо этого она восхищенно воскликнула:
— Айза, да это же просто чудо! Ты мог бы добиться многого, будь у тебя другие возможности!
Он взглянул на нее снизу вверх с терпеливым вопросом в темных блестящих глазах.
— Иди к Лали и скажи, что мне нужна моя коробка с красками, — приказала Амалия. — Она стоит на верхней полке в шкафу. Потом найди Чарльза и попроси для меня немного оберточной бумаги. Понял?
— Вы будете рисовать, мамзель? — Брови Айзы медленно поползли вверх.
— Думаешь, не смогу? — поддразнила его Амалия.
— Мамзель все сможет! — ответил он решительно.
Тронутая такой верой в ее способности, Амалия улыбнулась.
— Несколько лет назад я брала уроки рисования, — пояснила она, — но я рисовать не буду. Будешь ты!
— Я, мамзель?! — теперь уже по-настоящему удивился негритенок.
— Ты! Ты! Если, конечно, не будешь стоять столбом, а принесешь, что я просила, — рассмеялась Амалия.
Она никогда еще не видела, чтобы он так спешил, и теперь боялась одного — как бы он случайно не оступился. Амалия думала о его хромоте больше, чем он сам: если бы была возможность помочь!
За окном становилось темно, и Амалия зажгла лампу в холле. Пока Айза ходил за стаканом с водой, она аккуратно разложила листы бумаги и приготовила краски. Амалия показала мальчику, как набирать на кисть краску, как делать размывку, чтобы создать фон или написать небо, и еще какие-то самые начальные приемы рисования, которые помнила, а потом поднялась и стала с восхищением наблюдать, как мальчик быстро все схватывает. Его мазки были решительными и точными, он прекрасно чувствовал композицию и цвет. А главное, с его лица не сходило выражение восторга и блаженства. Они так увлеклись рисованием, что оба вздрогнули от неожиданности, когда сзади раздался знакомый голос:
— Способный ученик! Но разумно ли учить мальчика рисованию?
— Кузен Роберт?! — воскликнула Амалия радостно. — Я думала, что вы уехали к себе в «Ивы».
В его словах звучала неподдельная печаль.
— Я и уехал бы, но Мами срочно прислала за мной, чтобы посоветоваться по какому-то неотложному делу. И вот я здесь, чтобы заодно и поужинать.
— Ужинать? Разве уже так поздно? — удивилась Амалия.
— Боюсь, что да.
— А я даже не переоделась к ужину. Вам придется извинить меня, кузен Роберт, за эту оплошность.
Повернувшись к Айзе, она велела ему убрать краски и поторопиться на кухню, где ждет его ужин. Амалия позволяла мальчику прислуживать ей за столом, но не хватало, чтобы он делал это голодным.
Айза быстро собрался и с красками под мышкой и мокрым рисунком в руке отправился на кухню. Амалия вежливо кивнула Роберту и направилась к себе в комнату.
— Подождите, пожалуйста!
— Я слушаю вас, — Амалия обернулась, и ее лицо осветила улыбка. — Что-нибудь важное?
— Наверное, я вмешиваюсь не в свое дело, — начал Роберт, — но правильно ли вы поступаете, относясь к мальчику со столь трогательной заботой?
Улыбка на лице Амалии разом погасла.
— Что вы имеете в виду?
— Вы балуете мальчика, превращаете в любимца, постоянно держите возле себя.
— А вам хотелось бы отправить его к остальным? Заставить работать в поле?
— Конечно нет, — ответил он твердо. — Но подумали ли вы о его будущем? Что станет с мальчиком, когда вам надоест эта живая игрушка? Кроме того, он не всегда будет ребенком. В один прекрасный день ему запретят следовать за вами по пятам, словно щенку…
— Если вы намекаете, что я прогоню его…
— Я не раз видел такое! — перебил ее Роберт.
— Но вы никогда не видели и не увидите, что так поступлю я! — вспыхнула Амалия.
— Вероятно, нет. Но то, что вы делаете, не лучше, — сказал Роберт с горечью. — Мальчик смышлен, даже талантлив, но учить его жестоко. Скорее всего вы проигнорируете общественные правила, и что тогда? Кому нужны его знания, талант или произведения искусства, которые он создаст? Молодой человек будет мучиться, страдать от безысходности. Не слишком ли высокая плата за его верность и преданную службу вам?
Амалия развернулась, чтобы уйти, но передумала.
— Я… возможно, вы правы. Но что же мне делать? Не замечать его? Позволить вернуться туда, где другие дети будут смеяться и издеваться над ним? По-моему, это жестоко и бессмысленно!
— Я тоже не знаю, как поступить, — честно признался Роберт.
— Надеюсь, он не останется навечно рабом, ведь от него как от работника мало толку. — В голосе Амалии затеплилась надежда. — В Луизиане тысячи вольных негров.
— Вы правы, но большинство из них получили свободу много лет назад, задолго до того, как формальности ужесточились.
Одной из величайших нелепостей последних лет стало то, что действия аболиционистов, борющихся против рабства, привели к созданию законов, по которым хозяину стало намного труднее дать рабу вольную. Прошли времена, когда раб сам или с помощью родственников мог выкупить себя, когда рабу давали вольную в награду за отвагу или особые заслуги. Теперь же чуть ли не единственным надежным способом предоставления свободы рабам стало оговаривать это в своем завещании.
— Я могу поступать только так, как подсказывает мне сердце, — сказала Амалия с чувством.
— Да-да, я понимаю, — кивнул Роберт. — Извините, я не хотел вас обидеть.
— Не сомневаюсь, — ответила она, окинув Роберта насмешливым взглядом, и затем удалилась.
Позже, много позже, после окончания ужина, когда все в доме уже спали, дверь между ее и мужниной спальнями плавно раздвинулась. Жюльен бесшумно подошел к ней, откинул противомоскитную сетку над кроватью и лег рядом. Амалия почувствовала, как, предательски скрипнув, при-опустился матрац под тяжестью его тела. Он обнял ее и прошептал тихо-тихо в самое ухо: