Стрела в сердце

Льюис, откинувшись назад в кресле, сцепив вместе пальцы рук, сказал:

— Мы все очень скорбим о смерти вашего брата, де Блан, но если вы усматриваете здесь связь — между той трагедией и этим нападением пиратов — то думаю, вы ошибаетесь, ведь речные пираты — совсем недавнее зло.

— Мой брат был найден мертвым в окрестностях Аркадии. Нашего хозяина также нашли за домом. Разве здесь нет сходства?

— Мы знаем, кто напал на Жиля, — уверенно сказал Льюис.

— Разве? Может, там оказался еще кто-то, кто тоже уехал, как и Жиль, раньше всех? Не отсутствовал ли кто-нибудь из вашей компании в ночь смерти моего брата?

Льюис медленно обвел глазами стол, поочередно вглядываясь в лица гостей. Он повернулся, улыбаясь, к Ровану.

— Никто.

Шарлотта, у которой, казалось, на ее тонком лице были одни глаза, промолвила:

— Но я думала, Теренс… Я поняла, что он покончил с собой.

— Де Блан иного мнения, — сказал ей Льюис.

— И я так думаю, и всегда так думала, — сказала Жоржетта. — Он не был способен на это, слишком любил жизнь, не говоря уже о себе.

Рован настойчиво смотрел на нее, на ее широкое розовощекое лицо.

— Что же случилось, как вы думаете?

— Какая-нибудь глупая, внезапная ссора, из-за женщин или лошадей. Такое, думаю, часто случается, — угрюмо объяснила Жоржетта.

— Я тоже так думаю, — сказала Кэтрин в наступившей тишине и поднялась, оглядев всех женщин. — Леди, пойдем?

По дороге в гостиную она обнаружила, что у нее трясутся руки. Конечно же, это нервная реакция и истощение. Сейчас ей необходимо быть радушной хозяйкой, а в голове такое смятение и беспорядок… Как ей хотелось сейчас уйти куда-нибудь и закрыть глаза, она ведь так давно их не закрывала, с тех пор, как спала в объятиях Рована в башне. Невозможно. Ей хоть немного, но нужно побыть одной и прекратить улыбаться — так надоело притворяться.

Когда женщины уселись в гостиной с шитьем, картами и сплетнями, Кэтрин извинилась и пошла к Жилю.

Он лежал тихо и неподвижно, грудь еле приподнималась. На фоне отглаженного белоснежного белья и повязки на голове лицо было мертвенно-бледным, а губы и нос даже казались восковыми.

Доктор Мерсье оторвался от книги и кивнул ей. Он не говорил, да и Кэтрин молчала. Спрашивать о нем не было нужды, можно было легко понять, что перемен пока не было. С тех пор, как Жиля уложили в постель, он был в полубессознательном состоянии. Раз или два он принимался что-то выкрикивать, невнятно бормотать, но тут же снова терял сознание.

Кэтрин тихо позвала его. Он чуть пошевелил рукой, но глаза не открыл. Она дотронулась до его пальцев, лежащих поверх покрывала, и вышла.

В гостиную она сразу не пошла, а направилась на балкон, выходивший на поле, где проводились состязания. Она ступила на маленький парапет, украшенный деревянной резьбой.

Наступала темнота, воздух был свеж. Она глубоко вздохнула. Кэтрин надеялась найти здесь несколько минут покоя, но дверь за спиной скрипнула, и она увидела темную высокую фигуру мужчины.

— Не говорите, — предостерег ее Рован. — Я знаю, что не должен был за вами идти, но видел, как вы шли сюда, и подумал, что смогу сказать вам несколько слов.

— Да, только побыстрее.

Он кивнул, но продолжал стоять молча.

Чтобы заполнить неловкое молчание, она сказала:

— Не было возможности спросить про Омара раньше. Каким вы нашли его после тюрьмы?

— Думаю, ему там очень нравилось. Кажется, он заставлял Дельфию быть у него на побегушках. Она, наверное, больше Омара рада, что его выпустили.

— Она не говорила мне об этом.

— Он сказал, что она пришла и сама выпустила его, когда загорелась башня. Вовремя, а то он собирался уже не оставить там камня на камне, несмотря на то, что ему нравилось быть там.

— Дельфия рассказала, как он боролся с огнем, боясь его распространения. Кажется, он произвел на нее большое впечатление, что не так уж легко и сделать.

Рован не ответил. Он подошел и стал рядом с Кэтрин у перил. Помолчав, сказал:

— Я думаю, что мне уже пора ехать.

Кэтрин вздохнула.

— Я уже думала о том, когда это случится.

— Раньше было нельзя, вдруг головорезы возьмут и вернутся. Теперь уже навряд ли. Сейчас необходимо подумать о другом: вдруг мое присут-ствие будет сродни спусковому курку для атак на тебя и Жиля? Тогда мне лучше не медлить.

Холодная печаль, никогда не испытываемая раньше, овладела Кэтрин.

— Своим отъездом я предотвращу разговоры.

— Да, — неуверенно сказала она. — К тому же, наверное, вас ждут дела.

— Никакие дела не мешают мне остаться. Но мне не хотелось бы причинять вам еще больше боли, чем я это уже сделал.

— А если я скажу — боли нет?

— Был бы очень рад, — тихо сказал он, — если бы мог этому поверить.

Она не могла удержать его, да и не имела права даже попытаться это сделать. Самое хорошее — отпустить его на свободу.

Вздернув подбородок, она сказала:

— Уверена, что вся боль скоро пройдет. Наверное, будет лучше, если вы не останетесь. Если Жиль проснется и увидит вас здесь, он очень встревожится.

— Нет, этого мы не допустим, — коротко и бесстрастно ответил Рован.

— Нет, — согласилась она, но больше уже ничего сказать не смогла.

— У него есть все, что он заслуживает, — ваши мольбы, страхи и, конечно, любовь.

— Да… конечно. — Она отвернулась от него, чтобы он не мог увидеть ее лицо.

Ночной влажный ветер шевелил волосы Рована и поднимал тяжелые складки юбки Кэтрин. Рован постоял еще немного и ушел с балкона. «La belle dame sans mersi». Я понимаю, что под этим подразумевал Теренс.

Кэтрин не сделала ни одного движения, чтобы удержать его. Она стояла, до боли сжав перила, и немигающими глазами смотрела в темноту. Было такое чувство, будто тяжелый камень лег ей на сердце. Она собрала последние силы, чтобы не упасть — у нее подкашивались ноги. Единственное, что она могла сейчас делать — это дышать. Она не плакала. Только что, в эту минуту, она отреклась от себя.

Когда Кэтрин вновь появилась в гостиной, Рован был там. Должно быть, он сказал всем об отъезде, потому что общий разговор, когда она вошла, велся о том, что пора покидать Аркадию. Она постояла у двери, прислушиваясь к голосам.

— Я уже подумывал о том, что пора уезжать, — говорил Сэтчел своим обычным гудящим тоном. — Счастлив остаться, если смогу быть чем-нибудь полезен, но и не хочу быть помехой.

— Согласна, — поддержала его Жоржетта. — Кроме того, я пообещала принять участие в охоте у Кэвендишей. Я хотела бы помочь Кэтрин, только не знаю, смогу ли.

— А я не хочу, чтобы все это заканчивалось, — печально сказала Шарлотта.

— Никто из нас не хочет, — сурово сказал Алан, — но не вижу смысла в том, чтобы доставлять дополнительные хлопоты Кэтрин и слугам.

— Я бы тоже не хотела, но, несмотря на все несчастья, турнир был таким славным, — продолжала девушка.

Льюис не замедлил подпустить яду.

— О, господи! Странно слышать подобные сантименты от того, кто только недавно на пароходе умирал от скуки. Да совсем не турнир вас очаровал!

— Не знаю, что вы имеете в виду, — еле слышно произнесла девушка.

— Ой! Прекрасно знаете.

— Прекрати смеяться над Шарлоттой! Ты что, никогда не был влюблен?

— Нет, он слишком любит себя, — послышался баритон Перри.

Наступила гнетущая тишина.

— Я… я не влюблена, — почти плача, сказала, наконец, Шарлотта.

— Да будет вам. Почему же вы такими глазами смотрели на нашего храброго и благородного чемпиона? — Льюис злобно засмеялся.

— Достаточно! — жестко прозвучал голос Рована.

— Более чем достаточно, — поддержал его Алан.

— Ладно-ладно. Наверное, я должен попросить у вас прощения, мисс Шарлотта, а то еще придется отвечать за столь невинную шутку. Просто жаль будет умирать за это.

Шарлотта тихо плакала, но такая боль слышалась в ее плаче. Кэтрин, услышав стук каблучков, открыла дверь. Шарлотта бежала, прикрыв рот рукой.