Порочный ангел

Жан-Поль помог Элеоноре спешиться. Он взял на себя заботу о лошади, спутав ей ноги, чтобы она не ушла далеко, а Элеонора, прихрамывая, прошла под сень деревьев вдоль маленького ручья, где они решили сделать привал.

Когда она подошла, уже горел костер. Хуанита, за которой внимательно наблюдал худой человек с вытянутым лицом по имени Санчес, готовила ужин.

Ужин не обещал ничего неожиданного: продуктами впрок они не запаслись, хотя по дороге остановились и купили бобы, мясо и кукурузу. Купили даже две сковородки и кое-что еще из посуды у жены фермера. Женщина оказалась не промах, и им пришлось заплатить немало.

Элеонора подумала, что, может, следует предложить свою помощь, но черноволосая женщина у костра взглянула на нее с такой ненавистью и так демонстративно и презрительно сплюнула при этом, что Элеоноре ничего не оставалось, кроме как отвернуться и отойти в сторону, туда, где, прислонившись к камню и вытянув перед собой больную ногу, сидел Луис. И только сев рядом с подполковником, Элеонора поняла, как перенапряжены все ее чувства. Она ощутила облегчение, граничащее с благодарностью, что ей не надо, выбиваясь из сил, возиться у костра.

Была ли Хуанита хорошей кулинаркой, или пыталась умаслить своих похитителей, а может, они слишком проголодались, но ужин оказался удивительно вкусным. Мужчины, как волки, жадно набросились на бобы и лепешки, а затем потребовали добавки. Еды было много, Хуанита лепила лепешки с безразличным лицом, но Элеонора заметила ее кривую ухмылку и встревожилась.

Однако возникшее у нее слабое опасение, что они могут заболеть, вскоре бесследно исчезло. Костер погасили, и все легли вокруг тлеющих углей, прикурив от них по последней сигаре. Сгущались сумерки, становилось прохладно, одежда отсырела от росы. Призывно закричала какая-то одинокая ночная птица. Хуанита засуетилась, собрала грязные тарелки и пошла к ручью.

Санчес, расстегнув кобуру револьвера, отправился следом. Спустя минуту к ним присоединилась Элеонора.

Хуанита торопилась, и когда Элеонора приблизилась к полоске коричневато-зеленой воды, та уже чистила котелок песком. Элеонора опустилась на колени и взяла тарелку. Санчес, с зажатой в пальцах сигарой, прислонился к дереву. Взглянув на них краем глаза и хмыкнув, Хуанита отошла на несколько шагов дальше по ручью.

Тарелок было мало, Хуанита быстро управилась и, в последний раз ополоснув котелок, поднялась с подчеркнутой грациозностью. Она уронила тряпку, которой чистила посуду, искоса взглянув в их сторону, тряхнула гривой темных волос и медленно двинулась к зарослям молодых дубков и юным побегам каучукового дерева.

Сощурившись, Элеонора наблюдала за ней. Что-то в поведении никарагуанки насторожило ее. Слишком уж она бесстрастна, слишком безразлична к своей участи пленницы. От нее исходило такое же чувство покорности судьбе, как от Луиса, решившегося помочь бежать ей, Элеоноре.

С трудом встав на ноги, Элеонора пошла за Хуанитой. В воздухе резко пахло каучуковыми листьями. Элеонора нырнула под ветку, перешагивая через гнилые стволы упавших деревьев, кишащие термитами. Из-под ног выпорхнула испуганная птица, она ускорила шаг, нетерпеливо выдергивая юбку из цепких кустов шиповника, оплетенного вьюнками. Обойдя ствол большого розового дерева, она оглянулась, но Хуаниты нигде не было. Ни мелькания юбок, ни треска веток — все тихо.

Услышав сзади глубокий вздох, она повернулась, но было поздно — с силой опущенная ветка ударила по голове. Элеонора упала, почувствовав резкий запах прелых листьев.

С минуту она была без сознания. Три выстрела подряд, как сигнал о помощи, прорвались сквозь туман в голове. Сев, Элеонора указала Санчесу направление, в котором, как она думала, скрылась Хуанита.

Он не стал медлить, и еще до того, как стихли его шаги, подбежали другие и отправились следом. С ними не было только Луиса.

Элеонора осторожно нащупала пальцами шишку на голове и поняла, что крови нет только благодаря ее густым волосам, ведь силы у Хуаниты было предостаточно. Когда она провела рукой по волосам, на плечи посыпались кусочки коры. Смахнув их на землю, она выпрямилась, потом встала, пытаясь понять, может ли она держаться на ногах. Подождав, пока перед глазами прекратилась пляска деревьев, Элеонора осторожно ступила на тропинку в траве, ведущую в лагерь.

Услышав шум слева от себя, она испуганно вскинула голову, собираясь бежать, но увидела Курта, вышедшего из-за дубов прямо к ней.

— Я вернулся, чтобы присмотреть за вами, — сказал он, коснувшись полей шляпы. — Надеюсь, я вас не испугал? Вы были так бледны, так слабы. Я очень рад, что вы быстро пришли в себя.

— Я… Спасибо.

Он подошел ближе.

— Однако я не уверен, что вы хорошо себя чувствуете. Женщины вашего круга привыкли, чтобы о них заботились мужчины. Позвольте мне идти впереди и придерживать ветки.

— Спасибо, в этом нет нужды. Вам, наверное, лучше отправиться вместе со всеми на поиски.

Он обнажил зубы, изображая улыбку.

— Женщина убегает от них, как заяц от гончих, так что это дело времени. Кроме того, никарагуанцы больше подходят для охоты, чем я, тем более за такой добычей.

Элеонора не стала выяснять, что он имеет в виду. Глянув из-под ресниц на его скривившееся в усмешке лицо, она подобрала юбки и пошла дальше. Он не попытался остановить ее» пристроившись сбоку,

— Вам очень повезло, что у вас такой преданный кавалер, как подполковник, не правда ли? Очень жаль, что он ранен.

Элеонора мрачно согласилась.

Будто отводя в сторону ветку, Курт загородил ей дорогу вытянутой рукой.

— Но вы понимаете, что рана делает его как мужчину бесполезным?

— Я вас не понимаю, — ответила она, совершенно уверенная, что поняла его правильно, но не желая показывать этого.

— В том положении, в каком вы оказались, вам нужна сила, — объяснил он, напрягая мускулы руки и поигрывая ими. — Слабый мужчина — это бремя.

— Я считаю, что у Луиса достоинств в два раза больше, чем у большинства мужчин. И не важно, ранен он или нет. — Она напряглась и постаралась проскользнуть мимо него.

Курт удержал ее за локоть, не причиняя боли, но давая почувствовать силу.

— Раненые мужчины не всегда могут защищать то, что имеют, — сказал он, давая понять по голосу и по взгляду, направленному сквозь тонкую ткань ее блузки и сквозь волан красной юбки над бедром, на что намекает. Его пальцы дотронулись до нее в ожидании ответа. Элеонора понимала, что если сейчас она хоть на мгновение ослабит сопротивление, он притянет ее к себе.

— Иногда, — ответила она нарочито медленно, глядя на него своими зелеными глазами, — иногда нет необходимости защищать то, что имеешь.

— Это только в том случае, если рядом нет воров, — сказал он, расплываясь в улыбке от собственного остроумия, а шрам возле глаза сморщился при этом, как плохой шов.

Элеоноре не пришлось отвечать; прежде чем она открыла рот, из-за деревьев вышел Луис, помахивая револьвером.

— Я думаю, будет не лишним предупредить, — сказал он тихо, — что в моей команде наказание за воровство — смерть.

Взгляды мужчин скрестились. Голос Луиса звучал мягко, но Курт явно нервничал, бросая взгляды на револьвер.

Когда его пальцы разжались, Элеонора высвободила локоть и пошла навстречу Луису, улыбаясь и беря его под руку. Он прижал ее пальцы к себе, склонил голову в ироничном полупоклоне, двинулся вместе с ней к лагерю. Луис показал на одеяла, расстеленные на земле на довольно приличном расстоянии от других. Когда они добрались до них, он, чтобы удержаться, вынужден был опереться о плечо Элеоноры. Она помогла ему удобнее лечь, размышляя, куда девался Курт, который пошел за ними, и не обратила внимания, что ее одеяло лежит рядом с одеялом подполковника. Она отступила назад.

Потянувшись, чтобы закинуть руку на седло в головах вместо подушки, Луис жестом попросил ее сесть рядом. Его лицо было серьезным, и она насторожилась. Подчинившись без сопротивления, Элеонора села, поджав ноги и подоткнув с боков юбку.