Порочный ангел

После трех часов у входа вновь раздался звонок, нарушая сонную тишину дома. Элеонора продолжала лежать. В конце концов она догадалась, что сеньоре отдан приказ — никого не впускать. Поразмышляв, она поняла, что в этом нет ничего удивительного. Даже если полковник и не опасался наказания, то ему вряд ли пошло бы на пользу, если бы кто-то сообщил, что он насильно удерживает в доме женщину.

Она почти забыла о посетителе, когда вдруг с дальнего конца галереи донесся глухой стук. Настил затрещал под тяжестью шагов. За железной решеткой возникла тень, Элеонора приподнялась на локте и увидела, что какой-то мужчина пристально смотрит в комнату.

— Ах, Элеонора! Наконец-то я добрался до вас, даже несмотря на эту дракониху внизу!

— Луис? Подполковник де Ларедо? Как? Что вы здесь делаете?

— Я хотел увидеть вас. Там, на углу дома, растет бугенвиллея, так что мне оставалось только справиться с шипами. — Он посмотрел на ладони, покрытые кровоточащими ранками.

— Но вам придется еще раз схватиться с ними. Вы же не можете оставаться здесь.

— Элеонора, не будьте такой жестокой. Я пришел, чтобы хоть немного развлечь вас.

Она и не заметила гитару, которая болталась на шнуре у него за спиной.

— Развлечь меня?

— Ну, конечно, керида, дорогая.

Голос его звучал обольстительно, а губы под темной полоской усов расплылись в улыбке.

— А разве вы не понимаете, что вам придется столкнуться с опасностью посерьезнее, чем шипы?

— Вы имеете в виду полковника? Он занятой человек. Он пересчитывает то вновь прибывших, то количество оружия, то вместе с генералом разрабатывает стратегические планы. А сегодня утром нашли человека, убившего предателя, и никому не должно быть позволено пустить в него пулю, которая заставила бы его замолчать. Сегодня этот человек будет вынужден объяснить свои действия и назвать сообщников. А завтра его расстреляют…

— Расстреляют?

— Такова судьба всех предателей.

Элеонора подавила в себе желание расспрашивать дальше.

— Причина вашего прихода не имеет значения. Но вы не можете оставаться здесь.

— Но, скажите мне, почему, керида? — сказал он, привалившись к решетке, желая получше рассмотреть ее.

— Потому что… Гранту это не понравится. И… и к тому же я не одета.

— Мой друг знает, что наши вкусы насчет женщин схожи, — сказал он, не отрывая взгляда от длинных ног и оголенных плеч, не прикрытых полотенцем, в которое она завернулась. — А что касается того, одеты вы или нет, то вы мне нравитесь в любом виде. Но если вы настаиваете, я могу подождать, пока вы оденетесь.

— Вы не понимаете.

— Не понимаю? — Луис приподнял бровь, пытаясь превратить все в шутку.

— Откройтесь мне.

— У меня нет одежды. Ваш друг забрал ее.

Его лицо вытянулось, а потом по нему расплылась очаровательная белозубая улыбка.

— Я и не подозревал, что мой друг так нетерпелив.

— Дело не в нетерпении, — резко начала Элеонора, но из благоразумия или из осторожности попыталась справиться со своим гневом. — Он ее забрал, чтобы я не убежала.

Луис молчал, его лицо застыло.

— А вы что, хотите уйти?

— А как вы думаете, почему бы еще меня здесь заперли и приставили охрану?

Нахмурившись, он выпрямился.

— Это скверно. Я знал, что он неравнодушен к женщинам, но никогда не подозревал в нем жестокости.

— Тогда вам не мешало бы появиться сегодня утром и посмотреть, как он сбросил с галереи Хуаниту.

— Да? Хотел бы я на такое взглянуть. Хуанита…

— Да, я знаю. У вас сходные вкусы насчет женщин, — сказала Элеонора, когда он замолчал, подыскивая слова, чтобы объяснить откуда он знает эту испанскую девушку.

— Бывают женщины, керида, с которыми было бы глупо обращаться слишком деликатно.

— Возможно, я одна из них? — ядовито предположила она.

— Нет-нет. Не может быть никакого сравнения. Поверьте мне. Я не понимаю своего друга Гранта. Ничего не понимаю. Соблазнить даму — одно дело, а держать ее взаперти против воли — совсем другое. Я думаю… Да, я думаю, я должен с ним поговорить.

Элеонора нахмурилась.

— Это может быть опасно.

— Вы уже начинаете понимать этого человека, моя Элеонора! Но я тоже опасен. — Не глядя на нее, он взял в руки гитару и, снова опершись о дверь, принялся наигрывать тихую меланхолическую мелодию.

Зеленые глаза Элеоноры рассеянно уставились в пустоту. Как было бы хорошо, если бы нашелся кто-то, способный за нее заступиться и вырвать ее из лап этого полковника. Но вряд ли такое возможно. И, кроме того, Жан-Поль. И еще… Элеонора понимала, что не совсем честна даже перед собой, и поэтому не могла позволить Луису впутаться в это дело. Она посмотрела на невысокую фигуру с узкими бедрами, обтянутыми бриджами из коричневой кожи, с широкими плечами под красным кителем, со сверкающей золотой цепью на шее. Изящный, галантный, с чувством юмора, Луис являл собой полную противоположность Гранту. Очень жаль, что не он начальник военной полиции.

— Луис?

— Да, керида? — спросил он, продолжая перебирать струны.

— Может быть, вы лучше поймете Гранта, если я вам признаюсь, что он не знал, что я была… невинна. Он думал обо мне совсем по-другому, как и вы в Новом Орлеане.

— А теперь он знает вас лучше? — спросил он, не глядя на нее. Она кивнула.

— Тогда вы слишком великодушны.

— Нет, — отвергла она комплимент, — я всего-навсего пытаюсь быть честной.

— Перед кем? Передо мной или перед ним?

Она ответила не сразу, и Луис добавил:

— Я просто хочу знать, уверены ли вы, что хотите уйти отсюда?

Элеонора печально покачала головой.

— Я хочу, да. Но я не могу.

— Замки можно сломать.

— Но не у сердца.

— Понятно.

— Нет, вы не поняли. Я не это имела в виду, — начала она, но он ухе уходил, перекинув через плечо гитару. Затем он перешагнул через перила галереи, повис на руках и исчез из вида. Спустя несколько секунд он уже шел по улице следом за темноволосой женщиной, кокетливо раскачивавшей юбкой с красно-зелено-голубыми воланами. Это была Хуанита, которая, похоже, только что вышла из двора. Элеонора увидела, как Луис догнал ее, схватил за руку и повернул к себе. Испанка засмеялась и приветствовала его быстрыми поцелуями в каждую щеку. Взяв его под руку, она прижалась к нему, и Луис, наклонившись, чтобы лучше слышать ее, вместе с ней удалился.

Заходящее солнце, окруженное ржаво-красной дымкой, окрасило все предметы в такой же цвет. Все краски стали приглушенными, а по кирпичным строениям побежали голубоватые вечерние тени. Казалось, Элеонора никогда не сможет оторвать глаз от темнеющей улицы, на которой вот-вот появится полковник. Чувство самосохранения подсказывало ей, что лучше увидеть его заранее. Что хорошего, если она станет изображать безразличие, если на самом деле его нет? В любом случае, Элеонора готова была признаться, что она к нему неравнодушна. Злоба, взращенная дурными предчувствиями долгой ночи и длинным днем, проведенным взаперти, жгла ее холодным огнем. Она хотела заставить его почувствовать, какое беспомощное унижение испытывает в его руках. Если бы он узнал, от чего она отказалась днем, как бы он прореагировал? Дат, если бы только удалось не навредить брату, она хотела бы отомстить. А для этого присутствие Гранта необходимо.

Вполне возможно, что не одну Элеонору мучила мысль о мести. Хуанита, вероятно, тоже пребывала в диком гневе из-за своей отставки. Неудивительно, что после своего изгнания из дома полковника она чувствовала страшную жажду мести. Может, именно поэтому она приходила к сеньоре Паредес. И, может, сеньора — ее союзница? Элеонора устало откинула назад рыжую гриву волос. Если Хуанита что-то замышляет, чтобы вернуть любовь полковника, то она желает ей удачи. Жаль, что они не могут объединиться, чтобы отомстить.

Давно наступила ночь. Элеонора уже стала бояться, что ее начнет мучить голод, когда услышала скрежет ключа в замке. Она лежала в темноте на кровати, совершенно отчетливо сознавая, какую несчастную картину являет собой. В дверном проеме появился серый контур фигуры полковника, входящего в комнату.