Страница 40 из 52
— Сейчас, Махас, мы стоим у порога неизвестности, а когда я включу нашу мамулю, то мы присоединимся к сети, охватывающей весь мир. Электричество — оно идет оттуда, где сжигают уголь, чтобы получать пар и вращать генератор на Копи-Эдисон. А уголь — он получается из старого окаменевшего ствола, который вырос благодаря солнцу, а солнце, солнце — это часть звезд, и вся эта энергия там, наверху, — рукой, сжимавшей штепсельную вилку, он показал куда-то на темный потолок. — Это часть разумного мира, и мы, вероятно, устроим короткое замыкание для всей Вселенной.
Махас был потрясен, но не сдавался.
— Давай, старик, втыкай! Я понимаю, ты, брат, прав, но страсть хочется посмотреть, как все эти лампочки будут горсть!
Хейери Первый глубоко вздохнул и вставил два латунных штыря штепсельной вилки в гнезда розетки.
Появилась толстая голубая искра. Из пятидесятикиловольтного трансформатора, стоявшего в подвале, электричество потекло через штепсельный разъем в агрегат Хейери Первого.
В электропроводных цепях возникли перегрузки, и цепи преобразовались в свою противоположность. Магнитные поля, резко насытившись, вызвали магнитный гистерезис. Частоты сдвинулись, подверглись детектированию, создавая биения на непонятных атональных гармониках. Электрооптические приборы загорелись и сфокусировались. Электромеханические устройства начали вращаться в разные стороны и переформировываться. Тарельчатые антенны повернулись и застыли в фиксированном положении. Во взаимодействие вступили поля. Что-то такое, что не было ни электрическим, ни магнитным, ни механическим или оптическим, хотя и обладало всеми их свойствами, вступило в самостоятельную жизнь и установило такую связь с миром, какой еще никогда на свете не было. Фонари на Сорок второй улице погасли. На Манхеттене также. Погас свет вдоль всего восточного побережья, вплоть до самого штата Пенсильвания. Дежурный инженер электростанции «Лассомпсьон» в Канаде воскликнул:
— Тьфу, черт! Опять началось!
Хотя больше никакой электроэнергии из черного кабеля не поступало, агрегат Хейери Первого замкнулся со всей Вселенной и теперь черпал энергию из другого источника в ином времени и пространстве. Его красные, зеленые и янтарные контрольные лампочки полыхали, словно далекие грозовые зарницы. Его тарельчатые антенны и оптические устройства качались из стороны в сторону, шарили вокруг, фокусировались. Луч чего-то — не просто света, — испускаемый агрегатом, пульсировал, наполняя темный зал каким-то сиянием. Послышалось слабое завывание, словно плач об утраченных грезах и разбитых мечтах, донесся запах машинного масла, подул промозглый ветер. Луч постепенно разгорался, пока не стал нестерпимо ярким. Махас и Хейери Первый, шатаясь, отступили назад, прижались к стене возле окна и, когда жалобный вой поднялся до таких высоких нот, что перестал быть слышным, закрыли лицо руками. На мгновение наступила тишина, луч погас. Тотчас раздался звон маленького колокольчика.
Махас был человек храбрый, он первым опустил руки и огляделся по сторонам.
— Эге, — тихо сказал он. — Взгляни-ка на эту штуку!
Хейери Первый выглянул из-под руки. Перед его агрегатом, который теперь как-то безжизненно покосился, стояло Нечто двенадцати футов ростом. Оно смутно напоминало человека и было каким-то угловатым, словно выполненная кубистами статуя. Сделано оно было из некоего блестящего, люмннесцирующего металла, пластика и из чего-то еще. На его огромной квадратной груди виднелась освещенная панель, на которой, быстро сменяя друг друга, горели некие странные письмена, а из маленького зарешеченного отверстия в огромной, причудливой формы голове исходило непонятное ворчание.
Некоторое время Махас стоял, раскрыв рот от удивления, а затем обратился к Хейери Первому:
— Вот так чудо! Прямо настоящее чудо, Хейери!
Хейери застенчиво пожал плечами.
— Моя работа, — сказал он.
Параболический протуберанец качнулся в их сторону и проглотил сказанное.
На огромной груди чудища замелькали огненные письмена и, ярко вспыхнув, образовали знакомые словосочетания:
ЯЗЫКОВЫЙ ЦИКЛ
ЯЗЫК ОПОЗНАТЬ
УСТНАЯ ПРОВЕРКА
Из динамика вместо ворчания послышался мелодичный женский голос:
— Отбор образцов языка закончен. Язык опознан.
Способ общения: Модулированные изменения давления атмосферы. Язык классифицируется как древнеанглийский. Правильно, сэр?
Этот голос был чем-то средним между голосом стюардессы и телефонистки: бесстрастно-вежливый, избегающий всяких двусмысленностей — только буквальное значение слов.
— Это она нам говорит? — шепотом спросил Хейери Первый.
— Надо думать, нам, — ответил Махас.
— Что она сказала?
— Не знаю. Вроде что мы разговариваем на английском языке.
Хейери Первый недоуменно пожал плечами, сглотнул слюну и шагнул к чудищу.
— Эй, детка! — сказал он чуть громче. — Мы разговариваем скорее на американском.
На панели быстро-быстро замелькали буквы и по слогам воплотились в слова:
ЯЗЫК ОПОЗНАН
А затем:
ПОЖАЛУЙСТА, УСТАНОВИТЕ ЛИЧНОСТЬ
Грудной голос произнес:
— Будьте добры, назовите ваше имя и фамилию, а также галакс-номер, прежде чем сообщите свои желания.
Теперь наступила очередь Махаса недоуменно пожимать плечами.
— Давай, Хейери! Чего нам терять? Назови ей…
Хейери Первый, все еще пребывая в нерешительности, начал:
— Меня… хм… Меня зовут Бертран Лоуренс Фрамптон…
— Бертран… — воскликнул Махас. — Вот уж не знал… — и он прыснул.
— Эй, Махас, заткнись! — Хейери Первый был явно смущен и пребывал в нерешительности. — Слушай, скажи, что это, черт возьми, за галакс-номер?
— Кто знает. Сообщи ей свой номер социального обеспечения…
— Э-э… 339-24-3775…
Внутри чудища что-то щелкнуло, послышалось тихое жужжание. На груди вспыхнула надпись:
ПРОВЕРИТЬ ГАЛАКТИЧЕСКИЙ РАСЧЕТНЫЙ СЧЕТ
И вслед за тем бесстрастный голос сделал заключение:
— Сэр, у вас нет расчетного счета, так что вы имеете право только на обычную норму гражданина, равную трем желаниям. Можете просить любые товары или выполнения каких-то пожеланий по третьему классу или ниже. Дополнительные требования могут быть предъявлены только после открытия расчетного счета на сумму не менее тысячи галактических рабочих единиц.
На панели загорелись слова:
СООБЩИТЬ ЖЕЛАНИЕ 1
Хейери Первый замотал головой так, словно хотел уразуметь происходящее.
— Старик, — обратился он к Махасу, — я ничего не могу понять,
— М-да, — сказал Махас. — Надо будет поговорить с Эрни насчет того барахла, которое он нам всучил.
Вдруг он в возбуждении буквально пустился в пляс.
— Кретин! Так это же, как в кино! Как у Рекс Ингрема, Турхан-бея или, черт возьми, в корнелевском «Оскаре Уайльде»!
Хейери Первый продолжал вопросительно смотреть на Махаса. Он привык обращаться за разъяснениями к этому маленькому человечку.
— Что это значит, Махас? Ты тут что-нибудь кумекаешь?
— Верняк! Все очень просто, Как в кинофильме. Ты поймал золотую рыбку. Ну ту, которая исполняет три любых твоих желания.
— А-а…
— Ну давай, старик, скажи ей свое желание!
Все еще смущенный, Хейери Первый снова замотал головой. Но он уважал в Махасе уменье схватывать на лету то, что находилось вне сферы деятельности Хейери, поэтому решительно повернулся к возвышающейся перед ним машине, чтобы сообщить свое первое желание.
Он уставился в зарешеченное отверстие и только раскрыл было рот, как замер в нерешительности. Закрыл рот, снова открыл, опять закрыл и обернулся к Махасу.
— Слушай, а чего просить-то?
— Жратвы, старик! Проси хлеба, старик!
Махас задыхался от возбуждения, досадуя на тугодумие своего напарника.
— Тоже мне, Бертран Лоуренс Фрамптон… — с презрением проговорил он вполголоса.