Обольщение по-королевски

— Хочешь я смягчу боль твоей раны? — спросила она.

— Как? Своими саднящими душу, горькими словами? Или градом новых обвинений и упреков?

— Нет, тем бальзамом, которого ты жаждешь — бальзамом любви и наслаждения.

У него перехватило дыхание. Рольф замер, не в силах пошевелиться. Наконец он произнес неестественным голосом, в котором слышалось принуждение.

— И чего мне это будет стоить?

— Того, что не поддается счету, весу и измерению.

— Дару слез? — он произносил слова мягко, испытующе.

Анджелина не замечала, что плачет.

— Говорят, что соль слез действует исцеляюще, — прошептала она.

— Твои слезы священны, — произнес он, дотронувшись кончиками пальцев до влаги, бегущей по щекам из ее глаз. А затем он коснулся влажными пальцами своего лба, сердца и плеч, осеняя себя благословляющим крестом. — Но если все это лишь символ прощанья и забвенья, я не приму твоего дара.

— Нет, нет, — возразила она, невольно расставляя ему ловушку, — ты будешь вечно жить в моих воспоминаниях, если другого нам не дано.

— Мы будем всегда вместе, клянусь тебе. Считай, что это — наша помолвка.

Он провел пальцами по нежной линии ее подбородка и припал губами к ее рту.

Вкус крови и слез, смешавшись на их языках, скрепил союз. Поцелуй становился все более страстным. Анджелина, вытянувшись, прижалась к нему своей трепещущей грудью и обхватила руками его стройную сильную шею. Из чувства облегчения рождалось постепенно чувство страсти. Оно жгло Анджелину изнутри с такой силой, что ей хотелось стать частью этого человека, а его сделать частью себя. Она погрузила ладони в золотой шелк его волос и тихий стон заклокотал у нее в горле.

Он не отнимал своих губ, его обжигающий поцелуй становился все глубже, проникновеннее, крепче. Руки Рольфа с такой силой вжимали ее тело в свое, как будто он этой сладкой болью хотел заглушить муку, тлеющую в глубине своей души. Совершенно забывшись в порыве их нарастающей страсти, они не помнили, где они находятся, и не заметили неудобства деревянных ступеней, на которых лежали. Поглощенные друг другом, они не хотели ничего знать о времени и пространстве, найдя забвение в безграничном восторге настоящего.

Рольф гладил ее узкую спину, прижимая ладонями ее мягкие бедра к низу своего живота. Его руки, приподняв подол ночной рубашки Анджелины, обнажили ее колени и начали подниматься выше, лаская прохладное нагое тело — все его выемки и соблазнительные округлости. Анджелина задохнулась от полноты своих чувственных ощущений, кровь закипела в ней. Она разжала руки, обхватившие его шею, и опустив их начала расстегивать пуговицы его мундира. Прижав руку к его груди, она медленно скользнула ладонью по рубашке принца вниз — к застежке на его брюках. Он немного отстранился от нее, чтобы снять через голову голубую ленту с поблескивающим на ней орденом, затем стащил свой мундир и подложил его под Анджелину на жесткие ступени. Быстрыми движениями он сбросил рубашку и брюки, потом, взяв обеими руками подол ее ночной рубашки, снял ее через голову Анджелины. Сразу же, как металл и магнит, они снова слились в одно целое.

Склоняв голову ей на грудь, Рольф провел теплым влажным языком по прохладной коже Анджелины, припав затем надолго к напряженным затвердевшим соскам. Анджелина пробежала кончиками пальцев по бокам Рольфа и дойдя до крепких мышц таза нырнула туда, где заканчивался треугольник жестких волос, начинавшийся на его груди, ощутив страстную мощь его мужской силы.

— Анджелина, — выдохнул он, — ангел милосердия, хозяйка моего сердца, дозволено ли мне будет войти в тебя или ты хочешь продолжить эту сладкую агонию до тех пор, пока, онемевший и ослепленный, я буду годен лишь на то, чтобы как нищий, просить подаяния у твоих ворот?

— Нет, нет, только не онемевший, потому что твой голос — половина тебя. А этой ночью ты нужен, мне весь, целиком.

Приподнявшись над ней и раздвинув ее бедра, он глубоко погрузился в нее. Анджелина задержала дыхание. Раскинув руки, она провела ими по груди принца и, обхватив его за узкую мускулистую талию, крепко обняла, как бы вжимая в себя.

Он шептал ее имя, касаясь губами ее век, снова и снова пробуя вкус ее губ. А затем, подчиняясь мощному ритму волнообразных движений, оба растворились в экстазе. Плотно прикрыв глаза, она ощущала, как в ней вибрирует наслаждение в такт его мощным толчкам. Она знала, какой восторг и удовольствие он сейчас испытывает, и трепетала, чувствуя от этого неизъяснимую радость. Она была с ним каждой клеточкой своего тела. Она отдалась ему вся, без остатка, приняв его, заключив в себя его пылкую пульсирующую страсть. Восторг ее был так ошеломляющ, что она, достигнув вершины наслаждения, громко закричала, чувствуя, что он еще крепче сжал ее в объятиях.

Крепко обнявшись, они, казалось, парили над землей. Почти теряя чувство реальности, они ощущали сладкую боль, которая, казалось, заполняла собой весь мир, не оставляя в нем места никому и ничему, кроме них двоих. Превратившись в волшебные богоподобные существа, они готовы были за несколько минут исчерпать ее будущее, заставляя его расточать прямо сейчас свои богатства, счастье и сладость, которых иным людям хватило бы на всю жизнь.

— Соединись со мной, моя любовь, — произнес он прерывающимся голосом, прижавшись губами к ее волосам, — ты мое спасение и мои небеса, это все, что позволено нам в этом мире.

Обняв Анджелину, он снова вошел в нее. Грудь обоих тяжело вздымалась от учащенного дыхания. Наконец, их страсть была утолена. Разгоряченные, покрытые испариной, они оба ощутили вдруг окружающий их холод. Волны восторга, согревавшие их, схлынули.

Анджелина ощутила, что жесткие края ступенек врезаются ей в плечи, а сама она всем весом давит на Рольфа, в то время, как ее лодыжка застряла между резными балясинами перил. Холодный ночной ветер овевал ее плечи и бедра. Она задрожала.

Рольф, все еще державший ее в руках, издал странный стон — среднее между хмыканьем и глухим смешком, он тоже по-видимому приходил в себя, — осознавая, где они находятся и в каком виде. Рольф приподнялся, собрал одежду, положил на колени Анджелины и поднял ее на руки. Бережно прижимая свою ношу к груди, он взошел по ступеням на галерею.

Он уже ступил на настил, когда в окне спальной комнаты, дверь которой выходила на галерею появился огонек свечи. Дверь широко распахнулась и на пороге показалась приземистая фигура тети Берты, одетая в лиловый муслиновый халат, ее седые волосы были заплетены в перекинутую за спину косичку.

Увидев их, мадам де Бюи преградила им путь.

— Ну вот! — воскликнула она, поджав губы, при виде совершенно голой Анджелины, покоящейся на руках Рольфа. Обеспокоило ли ее то, что Рольф тоже был нагим, неизвестно: мадам де Бюи не подала вида. Однако в ее черных глазках светился триумф, как будто она чувствовала свое превосходство, стоя одетая перед ними — обнаженными.

— Я желаю вам доброго вечера, мадам, — вежливо сказал Рольф. Пожилая дама пропустила приветствие мимо ушей. Губы тети Берты растянулись в ухмылке, когда она поймала потемневший серо-зеленый взгляд Анджелины.

— Мне показалось, я слышала похотливые визги суки, у которой началась течка!

Рольф, как всегда царственный и язвительный, вне зависимости от того одет или раздет, — вскинул бровь.

— Без сомнения это был ваш собственный храп во сне!

Как и предполагал Рольф, его едкое замечание отвлекло внимание мадам де Бюи от племянницы на него самого. Она повернулась к Рольфу с лицом, перекошенным бешенством.

— Я требую, чтобы вы убрались отсюда!

— Требуй, сколько тебе влезет, и катись к черту, — произнес Рольф, не повышая голоса.

— Это невыносимо! Я не потерплю таких выходок в доме моей родной сестры!

— А кто мне помешает делать здесь все, что я захочу? Но, может быть, это у вас просто приступ ревности? Хотите я исправлю положение и пошлю за Мейром, или Леопольдом или даже за Освальдом?

То, что тетя Берта вспомнила людей, которые раздели ее в ту незабываемую ночь, когда мадам де Бюи была похищена, было ясно видно: она содрогнулась всем телом при упоминании телохранителей принца.