Страница 2 из 12
- Это ваши подробности.
- Ну, Иван!
Стелла Викторовна вскакивала и, посовав в хозяйственную сумку первые попавшиеся свои вещи, хлопала дверью. К матери ли на Петроградскую, к подруге ли в Зеленогорск - поразному это практиковалось. И на разный срок. Мириться и просить прощения приходилось Глаголеву, а вернувшаяся супруга говорила, что кабы не ее любовь к нему, грубияну и обывателю, то... И махала рукой безнадежно. Правда, тишала она потом на какое-то время.
Что ж, главное-любовь. В постоянных разлуках Стеллины странности вспоминались даже с удовольствием.
.. .Ну, вот эта улица, вот этот дом! Спасибо, друг, держи монету! Дети есть? Вот передай им бананы. Из Африки, от дяди Вани. Не за что, дорогой, будь здоров! А вот и ворота родной усадьбы. Н-да... Стелла-то Викторовна, похоже, в нетях...
Странно. Должны же были с работы позвонить. Неужели не предупредили? Ничего, на этот случай у нас свой ключ имеется. Сезам, отворись! Привет родной квартире!
Ванечка бросил сумку за кухонный порог, прошелся по квартире, такой просторной после каюты, вышел на балкон. Он оглядел с семиэтажной выси соседние жилые коробки, высоковольтную линию, шеренги деревьев и кустов, гаражи, скамейки, извечную - от зимы и до зимы - лужу возле котельной, прислушался к городскому шуму, приятному с отвычки. Дети галдят, бабки перекликаются, слева магнитофон рычит, справа телевизор. Ну вот и вернулся. Глаголев засмеялся, потянулся вольно.
Где же подруга, однако? Ведь суббота нынче, не говоря уж о прочем, о мужнином приезде не говоря.
Ванечка отправился на кухню. Так, так...
На столе грязная посуда, рюмки, блюдечко с окурками, в кастрюле на плите-комок макарон. А что в холодильнике? Н-да... Не лучшим образом приготовилась к встрече Стелла Викторовна. Хорошо, что муж не из космоса вернулся. А кабы из космоса? Он побросал грязную посуду в мопку, обтер стол и принялся разгружать свою корабельную сумку: экзотические бутылки, жестянки консервов, редчайшие, по весеннему времени, бордовые тонкокожие помидоры. Минут через пятнадцать все было вскрыто, нарезано и расставлено. Вот как надо, Стелла Викторовна! Он сглотнул голодную слюну, решив не прикасаться ни к чему в одиночку, и направился в комнату за парадным хрусталем.
Здесь Глаголеву бросилось в глаза то, на что он было не обратил внимания: левая дальняя стена, на всем пространстве между шкафом и стеллажом, была сплошь покрыта рисунками. В рамках под стеклом, прикнопленные к обоям, просто к ним приляпанные, разнокалиберные рисунки пятнали стену. А надо всем, полукругом по обоям, сделанная то ли углем, то ли еще чем-то сильно пачкающим, залихватски выгибалась надпись: "Гр.ани мира Алмира". Внизу, у самого пола, по обратной дуге, симметрично верхнему изречению было выведено синим: "Алмир, ты завоюешь мир!" И подпись "Стив".
Алмир этот Глаголеву был знаком, как же, как же... Алмир расшифровывалось-Алик Миркин. То был псевдоним одного из новейших Стеллиных гениев - чернобородого бледнолицего малого, забавлявшего Глаголева своеобразной манерой обращения: с четко выверенной, варьирующей какой-то наглостью - смотря по человеку, наглостью на пределе безопасности.
"Ноги бы им повыдергать, ему и Стиву этому",-зло и огорченно подумал Глаголев, разглядывая выставку. Перед самым отъездом он делал ремонт. А это что, простите? Да никак это Стелла? Ну да, это самое: "Руки Пигмалиона" (все рисунки были снабжены машинописными эшкетками с названиями). Пигмалион на рисунке был представлен одними руками-огромными и мощными. Одна из них охватывала стоящую на коленях Стеллу Викторовну, сжимая одновременно и бок ее, и грудь, вторую же Пигмалионову ручищу, ничего не сжимающую, охватывала сама Ванечкина супруга обеими своими ручками и притом еще и целовала ее.
Что на Алмировом шедевре была изображена именно Стелла Викторовна, не оставляло никаких сомнений, несмотря на некоторую абстрактность исполнения. Характерное было подчеркнуто: ее короткая стрижка, ее густые и широкие брови, ее уникальный кулон-кораблик, и прочее, и прочее... В "Щедрости", другом рисунке ниже, Стелла Викторовна порывисто протягивала кому-то, находящемуся вне рисунка, упомянутый кулон с болтающейся цепочкой, сорвав его с шеи. Ничего более щедрая Ванечкина супруга сорвать с себя не могла.
Глаголев озадаченно разглядывал рисунки.
"Что ж моя дурища, - подумал он, - позировала, что ли, этому бородатому дарованию?
Не-ет, трудно поверить. До такой степени Стелла Викторовна не одуреет. Что-то не то..."
Он аккуратно откнопил "Щедрость" и "Пигмалиона", провел растопыренными пальцами по стене, смахнув, сколько смахнулось, прочих шедевров Алмира, и оглядел комнату внимательно и недобро. Художественный беспорядок царил в комнате. На столе, на Стеллиной нотной папке-комья глины с воткнутыми в них спичками, всюду лоскутья бумаги, обрезки картона, на подоконнике позеленевшее латунное колесо и деревянная миска. Со стула свисают его, глаголевские, джинсы (почему?), а рядом на полу стоит подключенный к розетке любимый его магнитофон, его гордость "Голконда". В каком виде, бог ты мой! Ванечка опустился на стул, ткнул клавишу пуска.
Магнитофон заговорил: "Мармышев (пустив в лицо Алене сигаретный дым): "Я не собираюсь расплачиваться за чужие грехи, крысенок". Алена: "Какой же ты подонок, Сашка!" Мармышев..." Ванечка вырубил "Голконду".
Чуткий аппарат помимо фраз, прочитанных глухим голосом того самого дерганого драматурга, передал и присутствие большой компании слушателей: шорохи, скрип стульев, покашливание, позвякивание... Судя по всему, дарования, изгадившие его пленку, лакали что-то на очередном сборище.
"Нет, конец! Конец этим игрищам! Пусть только домой явится!-думал озлившийся Глаголев. - Устроили малину! Либо я, либо эта гоп-компания!"
Забыв о бокалах, со "Щедростью" и "Пигмалионовыми руками" в руках Глаголев вернулся на кухню, бросил шедевры на пол. Потягивая из чашки малагу, он задумчиво рассматривал этих голых теток, носком ботинка перемещая листы по скользкому линолеуму.
Он даже головы не поднял, когда в прихожей заскрежетал ключ, лязгнула дверь и зазвучали шаги жены-мимо кухни в ту, выставочную комнату. Скрипнула дверца шкафа, проехался по полу стул. Тишина. Вскрик. Падение чего-то. Стремительные шаги назад.
- Иван!
Глаголев повернул голову. На пороге кухни стояла полураздетая Стелла Викторовна. Лицо ее было бледно до синевы.
- Здравствуйте вам!-сказал Ванечка, вставая и кланяясь.-Как жилось, как ждалось?
Глаза супруги были устремлены не на него.
Стелла Викторовна с ужасом смотрела на поверженную Алмирову графику. Рот ее кривился и дергался.
- Зачем же,-проговорила она с трудом.зачем же так варварски, Иван? Ты можешь убить меня, но при чем же тут работы Алика? Которого ты и мизинца... Только посмей меня ударить, посмей только прикоснуться!-отчаянно закричала она, когда изумленный Глаголев шагнул к ней.
Спятила она, что ли? Да в жизни он ее и пальцем не тронул. И сейчас в мыслях не было.
- Тебе уже поведали, - ломая пальцы, выкликала бледно-синяя, залитая слезами, расхристанная Стелла Викторовна.-Тебе, конечно, донесли!
- Да о чем ты, кума?
- Про Алика! Про нас с Аликом! Что я люблю его! Я люблю его всем своим существом! Это сильнее меня! Я горжусь им!
- Этого, что ли, Алмира? - Ванечка вопросительно постучал подошвой по листам.
- Да! И гения не затопчешь! Он любит меня, как никого никогда в жизни не любил, да будет тебе известно! И он-мой муж! Да-да-да! И делай со мной что хочешь!
- И что же, - глухо спросил Глаголев, - ваша семья тут и живет?
- А если Алику негде жить?
- Так, - сказал он. - Стало быть, вот оно как...
- Конечно, все тут твое, - рыдала меж тем Стелла Викторовна,-и квартира, и обстановка на твои деньги... Мы знаем, знаем, и Алик бы ни за что... никогда... - Она ломала пальцы, не договаривая фраз. В расстегнутой кофте, без юбки, в колготках... "Руки Пигмалиона". .. Рот Ванечки наполнился какой-то кислой гадостью, он торопливо шагнул к раковине.