Космический пешеход

О дочери Роман никогда не говорил спокойно: начинал ходить, трогать всякие предметы. Елена улыбнулась, и он почувствовал, как волна нежности докатилась до него. Шагнул к Лене и обнял ее.

Елена медленно отстранилась и без насмешки сказала:

- Ты всегда все истолковываешь по-своему.

Улыбка ее не исчезла, а просто как-то изменилась.

- Прости, я пришла совсем для другого разговора. Просто нечаянно отвлеклась. Скажи, что за спор вышел у вас с Браницким?

Романов заходил по комнате размашистей, злясь на себя и даже на Елену: могла бы в таком случае держаться иначе. Но о чем она спросила? Ах да, о Браницком. Надо же так забыться! Во всем виновата эта история с метеоперехватчиком.

- Олег пришел ко мне с нелепым предложением: ходить в космос без автокурса, оставляя специальные маяки, по которым можно было бы найти обратный путь. Мол, у него и конструкция такого маячка разработана энергоемкого и малогабаритного. А их пришлось бы на Земле заказывать. Короче, я понял, что он попросту увиливает от очередных выходов, хочет устроить себе поездку на родную планету.

- Понял или решил?

- Какая разница?

- Большая. Если Браницкий не думал при этом ни о каких поблажках, то его оскорбила твоя отповедь.

- Догадываюсь, к чему клонишь: "Не предполагай в подчиненном худшее". Думаешь, не помню Кодекса руководителя? Но у меня космический опыт не год и не два, и психологию работающих здесь я знаю, пожалуй, лучше вашего. Как же, они ведь все герои! На Земле девчонки их портреты из журналов вырезают.

Разве придет он и скажет, что у него нервишки сдали, что ему бы слетать покупаться в славе, пожать лишний раз ее плоды.

- Как ты несправедлив! - Радищева тоже встала. - Никто ведь не отнимает твоего мужества, почему же ты отказываешь в нем другим? Вот и этот случай с перехватчиком. Смело, эффектно! И очень авторитет подымает. Но опять демонстрация превосходства. Думаешь, никто из остальных не решился бы на то же самое?

- Однако не решился.

- Только потому, что ты всех подавляешь. Чего доброго, оборвешь, не дослушаешь предложения - ты же веришь лишь в свой ум, свою отвагу - и вместо геройства человек окажется в смешном положении.

- Да что здесь, школа бальных танцев? "Ах, простите, я нечаянно пригласил вашу даму!" Плевать мне на смешные положения, когда на каждом шагу такие, которые могут кончиться трагедией. И инициативы Тут не всякие в моде. Если б Браницкий...

Радищева жестом остановила его.

- Ты забыл, Роман, что я представитель психолого-следственного отдела Совета по освоению космоса и прибыла сюда не для дискуссий.

- Ну и твои заключения?

- Статья четвертая: "Психологическая небрежность руководителя, повлекшая..." - Постой, - Романов ошеломленно посмотрел на нее. - Это ошибка. Конечно, ошибка! Да, я несдержан. Случались и конфликты. Но гибель Олега... Как ты можешь такое связывать? Все твои рассуждения - еще не доказательства.

Елена молча протянула какие-то листки.

- Что? - он слегка отпрянул.

- Расчет выхода в космос без автокурса и маяков. Браницкий сделал его, потому что усложнившаяся программа исследования требовала свободного отклонения от заранее заданного маршрута, а насчет маяков не хотел больше к тебе обращаться.

Небольшие листки, покрытые паутинкой схем и словно запутавшимися в них символами, цифрами, в один миг стали главней всего.

Даже сам этот безумный выход Браницкого в космос показался менее смелым, чем заключенная здесь идея.

От формулы к формуле она захватывала все сильней. Роман не сдерживал восхищения и лишь мимоходом досадливо морщился от некоторых ошибок, будто и теперь их можно было исправить росчерком пера.

- Ну конечно! Олег не учел поглощения пространства "черной дырой". Значит, отклонение составило... - чуть ли не обрадованно воскликнул он и тут же поднял голову.

Лицо Елены было словно мраморное.

- Да, да, все следовало тщательно пересчитать, - голос его словно потерял окраску. - И не один раз. Нет, все равно это оказалось бы слишком большим риском. Но почему Браницкий не посоветовался?

- С тобой? Он уже имел однажды такое удовольствие.

Романов почувствовал, как на него обрушилась огромная тяжесть.

Елена права. Во всем. Боже, как он виноват перед всеми! И перед ней.

Радищева, подойдя к двери, обернулась.

- Заключение я напишу позже.

- Это отставка от экспедиции?

- И от космоса. Но все решит Совет. Я ведь только психолог.

Постояв немного, она тихо добавила:

- Вот когда понадобится тебе настоящее мужество.

Оставшись один, Роман медленно обошел комнату. Представил, как все здесь переменится. Не будет висеть портрет Ирины. Исчезнут многие другие вещи. Появятся новые.

Привычное перемешается с незнакомым. Маленький мир, который долгое время принадлежал ему, окружит иного человека.

Но о чем он думает? До чего ничтожные чувства выползают из сердца, когда ему нужно истекать стыдом и болью! Лучше б оно совсем было пусто.

Нет, тут нельзя оставаться. Тут тесно и мелко. Надо туда...

Романов быстро шел по коридору, страшась встретить кого-нибудь.

И, только надев скафандр, почувствовал себя забронированным от взоров.

За куполом встретились несколько техников. Они только что установили новый старт-снаряд и возвращались обратно. Кто-то из них приветственно помахал начальнику экспедиции рукой, не узнав его.

Романов поднялся по металлической лесенке и, прежде чем сесть в снаряд, оглядел сверху экспедиционный городок. Сколько раз перед стартом взгляд проскальзывал по этому геометрическому пейзажу - матовые купола, серебристая игла антенны, легкие крылья локаторов, - но лишь сейчас заметил их фантастическую красоту. Вероятно, там, на Земле, воспоминание будет долго щемить сердце.

Он вызвал диспетчерскую.

- "Первый" идет в космос. Прошу любой курс.

- Это вы, Роман Михайлович? - удивленно откликнулся девичий голос. Куда вам?

- Прошу любой курс.

Прижало и отпустило ускорение.

Неслышно раздвинулись створки, обнажив звездную полоску, и он шагнул сквозь нее в пространство.

Звезды поплыли сначала в одну, потом в другую сторону - начался их обычный танец. Здесь, в космосе, всегда кажется, что не ты вращаешься, а все вращается вокруг тебя. Впрочем, кажется ли? Тут ведь любая точка может считать себя пупом вселенной. И это верно и неверно. Как значимость его собственной судьбы.

Но где тогда опора для смысла, для цели? Нельзя же разуму питаться сплошными отрицаниями? Зачем же вышел в космос человек? Чтобы растерять остатки привычных своих представлений? А что получить взамен?

Впрочем, когда впереди распахивается вселенная, смотрят на звезды.

Разве заглядывал он в глаза Браницкого? Нет, просто вместе делали одну работу - все ради того же жадного желания человека знать, знать, знать! - и думали только о ней, а не друг о друге. Но не зря ли?

Не там ли ответ? Не они ли - глаза человеческие - те окна, за которыми таится главная ценность, не теряющая смысла даже перед губительным скептицизмом относительности и бесконечности вселенной?

Вот она лежит со всех сторон, бездонная вселенная, и в ее черном холоде плавают пылающие галактики. Точнее, со страшной быстротой несутся друг от друга. А человеку с его куцым временем кажется, что они стоят на месте. Где ему, маленькому, ничтожному, увидеть галактические скорости!

Лишь сознание его может объять и понять все! Так не оно ли та единственная вечная ценность, которая способна примирить нас с реальностью?

Сознание! Сила и слабость природы... Как же в древности называли его? Каким-то странным сдавленным словом... Душа. Но почему? Будто затянутое петлей, едва дышащее: душно! Может, потому, что душа была загнана в человека? Голая, беззащитная, ранимая. Но вот ей открылась бесконечность вселенной, а она все так же уязвима. Огромна, всесильна и уязвима! Как же мог он быть так неосторожен?