Любовь и дым

Она остановилась в центре галереи и, опершись о перила, стала смотреть на подъездную дорожку, охраняемую двумя ровными рядами мощных дубов. Утреннее солнце проглядывало меж их ветвей, отбрасывая причудливые теневые рисунки на землю… Деревья были красивыми в ярких мягких лучах. Они настолько древние, что почти не изменились с тех пор, когда она впервые вступила в этот дом. Нет, конечно, кое-где недоставало теперь одной или двух веток, потерянных во время бурь или нашествия насекомых, но в основном они оставались прежними и продолжали жить и расти, соблюдая безупречную симметрию, стойко перенося невзгоды и непогоду. Они будут здесь еще долго стоять после того, как она покинет Бон Ви. Скольких людей они уже видели! Скольких еще увидят!..

Рива хорошо помнила свои первые дни в этом доме. Она вступила в него юной девушкой, исполненной чувства неловкости и восторга. Вышла замуж за Космо из чувства признательности ему, но и по искренней привязанности и решила быть для него хорошей доброй женой, той, которая ему была нужна. И у нее это получилось под конец, почти против ее собственной воли. Она совсем не ожидала, что влюбится в его сына, никак не думала, что так беспомощно отдастся этому чувству.

Она любила Ноэля, и это была первая и настоящая в ее жизни любовь. Чувство засело в ней так глубоко, что она сама о нем не подозревала до тех пор, пока Ноэль не уехал из Бон Ви. Она никогда не переставала любить его. Если по-настоящему, то никогда. Видеть его, любоваться им через промежутки в несколько лет было для нее наслаждением, мучительным наслаждением. Сообщение о его женитьбе было подобно копью в ее сердце. Она так и жила с этой ужасной раной до тех пор, пока не пришло сообщение о его разводе. И Рива не могла определить, что было для нее хуже: сознавать его несвободу или — позже — ею свободу при ее замужестве.

И все же она с радостью окидывала мысленным взором все те годы, что она провела хозяйкой в этом большом старинном доме. Космо способствовал этому. Он дал ей все, о чем только может мечтать женщина, и даже больше — окружил ее постоянной, неослабевающей и нетребовательной любовью и вниманием. Она радовалась, как ребенок, тому, что он позволил ей стать ею активным партнером в делах корпорации. Она научилась любить его дом и гордиться тем, что была здесь хозяйкой. С годами ее уверенность в себе настолько укрепилась, что она уже стала получать искреннее удовольствие от всевозможных здешних развлечений и не препятствовала тому, чтобы развлекали ее. Она пронесла сквозь все эти годы неподдельный восторг теми людьми, с которыми ей приходилось общаться здесь: президенты, политические деятели, известные писатели и актеры, другие представители искусства, знаменитые спортсмены и. наконец, те, кто был обязан своим общественным признанием нажитым отцами капиталам. Она восторгалась ими, но со временем научилась держать себя с ними свободно, непринужденно, а то, что она в душе никогда не чувствовала себя столь уверенно, как внешне, то это посторонним знать было необязательно.

Рива всегда очень жалела о смерти Космо. Когда случилось это несчастье, она еле выстояла под грузом тяжкой потери. Даже забыла свою обиду на то, что Космо разлучил ее со своим сыном. Это доказывало, что он догадывался о ее чувствах к сыну и пошел на многое, чтобы удержать ее возле себя. Он принес великую жертву — любовь к себе своего сына. Он выбрал женщину и отверг свою собственную плоть и кровь. И он жил всю жизнь с тяжким грузом в душе и знал, что могло быть совсем по-другому в отношениях с Ноэлем. Риве было невыносимо осознавать, что именно в ней все дело, что именно она послужила причиной для принесения такой жертвы. Она была любима, но ей было только тяжело от этой любви.

Время — удивительная вешь. Порой, когда она возвращалась мыслями к тем часам, которые провела с Ноэлем в сарае садовника, ей казалось, что это было только вчера. Порой же ей чудилось, что это произошло вообще с кем-то другим, в другой жизни или даже во сне. Временами в ее памяти отчетливо проступало каждое сказанное тогда Ноэлем слово, каждый взгляд его, каждое прикосновение. А временами она почти готова была согласиться с тем, что все это является плодом ее взыгравшей фантазии.

Она все еще любила его. Сразу после похорон, когда они совсем отдалились друг от друга, одновременно живя под одной крышей и работая в одной компании, у нее появилась возможность засомневаться в этом. Но после штормовой ночи все сомнения исчезли. И почему ей не любить его? Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее, он избавил ее от ужасов, дал ощущение безопасности. Его объятия были для нее убежищем, домом… Тогда к ней явилось удивительное чувство надежности, комфорта…

Она знала, что не одна испытывает эти чувства. Какое-то время ей казалось, что все происходит на необитаемом острове. Он хотел ее, нуждался в том, чтобы видеть ее хотя бы на короткие мгновения. Она была расположена к тому, чтобы исправить несчастную ошибку его отца.

Констанция все испортила. Неизвестно почему, с какой целью, но бывшая жена Ноэля произнесла слова, которые возвратили ощущение вины, старой боли и снова преврати ли то, что было между нею и Ноэлем, в нечто грязное и отвратительное.

Но Рива знала, что никому не дано уничтожить в ней это чувство. Оно будет жить до гех пор, пока она будет дышать. Оно осядет в ее сердце, в памяти, как еще одно запрещенное воспоминание, присоединившись к прочим, накопившимся за двадцать с лишним лет.

Рива прошла через весь дом, то притрагиваясь к старинной вазе из хрупкого китайского фарфора, то к прохладной поверхности серебряного кубка, то гладя пальцами узоры скатерти на столе или внимательно разглядывая портрет. Она зашла на кухню, затем вышла из дома и стала прогуливаться по двору, останавливаясь то тут го гам, вдыхая ароматы гардении или розы или начиная освобождать от сорняков бегония.

Маленький римский храм она оставила напоследок, но простилась и с ним. Она стояла под его кровлей с закрытыми глазами, прислонившись к колену бронзового Будды. В ее сердце шел дождь, хотя на самом деле горячее солнце поднималось все выше и выше в небо, слепило и жарило немилосердно.

Наконец Рива вздохнула и решительно зашагала к дому. Необходимо сделать еще кое-какие дела. Время сантиментов закончилось.

Маргарет вскричала:

— Что?! Что ты собираешься сделать?! С ума сошла! Ты этого не сделаешь!

Она полулежала на подушках, утопая в шезлонге, который был принесен к ней в комнату. Очень походила на инвалида. Во всяком случае изо всех сил старалась походить. По левую руку от нее стоял поднос с недоеденным завтраком, по правую — куча журналов на маленьком столике, пузырек с лаком для ногтей и баночка с транквилизаторами. Вот уже третий день она шагу из комнаты не делала. Ее лицо распухло и раскраснелось от слез, вот уже несколько дней она не расчесывала волосы и не переодевалась. Ботинки регулярно навещал свою жену, приносил пилюли. Он достаточно жалел ее, чтобы оказывать подобные услуги, но никогда не задерживался подолгу в комнате Маргарет. Когда он был не нужен, он сбегал в гараж к Джорджу и болтал с ним о Вьетнаме, футболе и охоте на уток.

Рива взглянула на сестру со смешанным чувством заботы и раздражения.

— Я думала, что ты будешь рада узнать, что Эдисон поплатится за то, что сделал с тобой.

— Ты намереваешься объявить меня лгуньей перед всеми, кого я знаю! Женщиной, которая называла дочерью чужого ребенка все эти годы! Ты хочешь убить меня этим и рассчитываешь еще на то, что я буду рада?!

— Почему ты так говоришь о ней? Твой поступок был великодушным, тебе нечего стыдиться.

— Но ведь я всегда выступала против людей, которые имеют от общества тайны! Я всегда была против неверных матерей! Что скажут люди? Что подумает Эрин? .

Рива вздохнула и приказала себе проявлять терпение.

— Ну, Маргарет, это уже твои проблемы. Твое лицемерие и твои проблемы.

— Ты так жестока, так жестока, Рива! Ты не понимаешь… Сердце, о, мое сердце…