Страница 24 из 44
И все в такой вот псевдогероической интонации...
Жизнь не только битва, а когда она битва, то люди делятся не на тех, кто умеет зубы сжимать, и тех, у кого это не получается. Тут вся соль в другом - за что, во имя чего они борются. И к спорту это относится в полной пере.
Еще раз оговорюсь: к спортсмену, о котором так красочно живописал его тренер, это, на мой взгляд, в общем-то нэ относится, но... Когда мы начинаем с таким смаком воспевать выбитые зубы и поломанные ребpa, то как бы наши воспитанники не перенесли этот смак, оту легкость со своих зубов и ребер на чужие!
"Жизнь - это битва"... Именно под этим флагом инженер В. Серов затеял в печати целую дискуссию на тему "Кого мы растим?", рассказав о девушке с химкомбината, которая покончила самоубийством из-за несчастливой любви Инженер обвинил девушку в глупости, слабости, а общество - в воспитании из молодежи людей, не подготовленных к жизни, слабаков, хлюпиков. А мы, проводит свою мысль инженер, должны "везде и во всем прямо и честно настраивать молодежь на одно: у вас впереди борьба". Он считает, что прежде всего надо детей воспитывать мужественными, боевитыми, а уж остальные качества "потом". Призыв был услышан. Один читатель написал в отклике: "В. Серов прав: у нас впереди борьба - борьба за место в жизни".
Другая читательница пошла еще дальше: "Не лучше ли обществу решить проблему слабых по-спартански, то есть попросту избавиться от них?" Но выявились и несогласные. Среди них уже присутствовавший в этой книжке писатель Леонид Жуховицкий, несколько суждений которого по затронутому вопросу я и хочу с удовольствием процитировать: "Да, нам нужны люди сильные и стойкие. Но если человека не воспитывать человечным, он всю жизнь будет бороться только за себя. А таких "борцов" воспитывать не надо: их и без нас с вами хватает Еще человека надо воспитывать умным. Когда в борьбу включается дурак, выходит плохо, за что бы он ни боролся...
"Кого мы растим?" - спрашиваете вы. Когда успешно, когда с огрехами, но растим людей. Людей, умеющих и творить, и любить, и страдать, и сочувствовать, то есть жить всей полнотой жизни И конечно же способных бороться за творческое, справедливое и доброе устройство жизни против духовно нищего, но эгоистичною и нахрапистого "супермена".
Хорошо сказано! Но в ходе дискуссии медленно, но верно сквозь полемику о суперменах, так сказать, старого образца все отчетливее стало проглядывать лицо супермена иных социальных условий, иного стиля - лицо этого самого борца не за всеобщее переустройство мира в суперменском понимании, а за "место в жизни". Свое, локальное. Эта жизненная позиция взлелеяла тоже свой идеал. Тоже жизнестойкий, неистребимый (о чем грустно вздохнул Л. Жуховицкий) и достаточно распространенный. Во всяком случае, настолько, что о нем есть основания поговорить в особой главе. Итак...
МОЛОДЫЕ, ДА РАННИЕ
"Рассказ госпожи NN", хотя и написан Чеховым в молодости, привычной улыбки не вызывает. Это очень грустный рассказ. С Петром Сергеевичем героиня, от лица которой ведется повествование, подружилась летом у себя в имении. Они вдвоем ездили на станцию за письмами и угодили под дождь, ужасно веселый, чудесный дождь. Петр Сергеевич был оживлен, энергичен, много шутил и, светясь внутренним светом, признался в любви:
- Я знаю, вы не можете быть моей женой... Молчите, не отвечайте, не обращайте внимания, а только знайте, что вы мне дороги, и позвольте смотреть на вас...
Героиня позволяла. Ложась спать, она отворила настежь окно и, засыпая, все помнила, что она свободна, здорова, знатна, богата, любима... Любит ли она сама, Наталья Владимировна так и не смогла решить, но заснула счастливой.
А потом что было? А потом не было ничего. Зимой Петр Сергеевич изредка приезжал в город, много говорил про любовь, но выглядел при этом человеком в сюртуке с чужого плеча, из тех, кто слишком долго мешает ложечкой свой чай. И все он никак не мог забыть, что героиня знатна и богата, а он беден, не дворянин, сын дьякона... Поэтому он без конца натянуто улыбался и критиковал высший свет, угрюмо замолкая, когда кто-нибудь заходил в гостиную. Со временем Петр Сергеевич по протекции отца госпожи NN перевелся в город, постарел, осунулся, перестал объясняться в любви.
Службой он был недоволен, чем-то болен, в чем-то разочарован... Постарела и героиня, ей было жаль несостоявшейся любви, себя, его, приходящего время от времени посидеть у камина, поглядеть на огонь.
И однажды Наталья Владимировна не выдержала - разрыдалась. Она уже давно не думала про то, что знатна и богата, она громко всхлипывала, сжимая виски и бормоча:
- Боже мой, боже мой, погибла жизнь...
"А он сидел, молчал и не сказал мне: "Не плачьте".
Он понимал, что плакать нужно и что для этого наступило время. Я видела по его глазам, что ему жаль меня; и мне тоже было жаль его и досадно на этого робкого неудачника, который не сумел устроить ни моей жизни, ни своей".
Вспоминая те дореволюционные времена, мы привыкли обличать социальное неравенство, непреодолимые преграды, стоявшие на пути к счастью простого человека из народа... Было неравенство, были преграды, но случалось и это - вялость, неумение постоять за себя, свое счастье, неумение элементарно устроить жизнь. Свою и близких. И таким людям неравенство, преграды вроде бы даже нужны были, чтобы оправдать дряблость их воли.
Пробуя выявить доминанты мужского, а тем более "истинного мужского" характера, никак не обойти этой темы. Из советских писателей чаще других обращался к ней Сергей Залыгин, не склонный уважать мужчин, которые ссылками на всякого рода неблагоприятные обстоятельства норовят оправдать отсутствие характера, жизнестойкости и элементарной предприимчивости, скрыть свое неумение "устроить" свою жизнь и жизнь других, быть творцом и хозяином собственной судьбы.
В русской литературе одним из наиболее излюбленных типов положительного героя всегда был тип правдолюбца, человека "не от мира сего". Как правило, такой герой - неудачник, страдалец, человек неустроенный, не способный ни защитить, ни прокормить близких ему людей. Залыгин, по-моему, первым ввел в литературу тип мужика-правдолюбца, но не страдальца, не неумеху. И это позволяет писателю в его романе "Комиссия" не раз и не два выразить иронию по поводу тех, кто "трех слов не скажет, чтобы жизнь так ли, этак ли не помянуть, а жить не умеет".
"Очень просто: кто сам не умеет жить, - размышляет главный герой романа, хлебопашец, мастер на все руки, великий труженик Николай Устинов, - тот и рвется изо всех сил учить жизни всех людей".
Это отнюдь не случайный для Залыгина мотив. Даже в сложнейшее время, когда начинавшаяся гражданская война все в жизни перемешала и перепутала, герой романа "в дураках ходить" не хотел. Не привык он пускать события своей жизни на самотек и полагаться на авось. Никогда на других он ответственность не перекладывал. И сейчас не хочет. И можно быть уверенным: пока он есть на свете, жена его ни при каких обстоятельствах никем (и им самим тоже) унижена не будет, внуки его по миру не пойдут, корова Святка без сена на зиму не останется.
Веселый и безответственный зять Шурка просто непонятен Устинову. "Ты ведь какой веселый, ребятишек одного за другим на свет ладишь, а ладить им жизнь тебя нету! А я этак не умею - чтобы меня не было, когда я детям и внукам нужон! Раз я им нужон, значит, я есть, и вот он я! Я у них в крепостничестве нахожусь.
А когда так - неизбежно думаю: как будет? И через год, и через два, и далее - как?"
Очень симпатичен мне всем этим залыгинский герой. Но разве мне только! От готовности с достоинством отвечать за все происходящее вокруг, от его умения "ладить жизнь" веет такой мужской силой и надежностью, что к Устинову, как гвоздики к магниту, тянутся на селе и стар, и млад, и женщины, и мужчины.
Страстная любовь к нему Зинаиды Понкратовой тоже объясняется, думается, прежде всего тем, что истосковалась она, живя рядом с человеком "не от мира сего", по прочности, надежности, заботливости мужской.